Площадь диктатуры, стр. 114
Затащив Михайлова за угол, Рубашкин облегченно вздохнул.
– Что у вас случилось? - спросил он, когда вышли на Кировский проспект.
– Это Коршунов! - лязгнув зубами, ответил Михайлов. - Он вел мое дело. Он меня в "Кресты" посадил и каждый день допрашивал. Его убить мало! Чтобы пыли на земле не осталось! Я тебе расскажу, ты все поймешь!
– Коршунов и Кошелев - один и тот же человек? - догадался Рубашкин.
– Да, это он, - ответил Михайлов. - Пойдем куда-нибудь, выпьем.
Они зашли в подвальную закусочную. Внутри было пусто и темно. Еще не было одиннадцати, и буфетчица не хотела обслуживать, но Михайлов дал трешку, и она налила два стакана водки, откупорила пиво и бросила на картонную тарелку несколько бутербродов.
Выпив полстакана водки Михайлов как будто успокоился, но говорил быстро и невнятно, пропуская слова, - Рубашкин едва успевал записывать.
Они просидели часа два, потом Михайлов вспомнил, что ему нужно куда-то идти. Рубашкин решил писать статью дома, чтобы не отвлекаться.
Записи оказались на удивление связными.
Георгий Михайлов - один из тех, кто, по сути, определял культурную атмосферу в "великом городе с областной судьбой". Физик и педагог, он стал еще и собирателем уникальных произведений современной живописи, бесстрашным устроителем знаменитых "квартирных" выставок в то время, когда все не одобренное парткомом считалось антисоветским и жестоко каралось. Судьба Михайлова при коммунистическом режиме была изломана КГБ. И одним из тех, кто участвовал в преследованиях Михайлова и других представителей русской интеллигенции был гэбист Павел Кошелев, ставший теперь депутатом и домогающийся должности председателя Петроградского райсовета.
В судьбе Георгия Михайлова знаменитый Павел Кошелев, кадровый офицер КГБ, вне стен которого называвший себя Коршуновым, сыграл очень заметную роль. Этот чекист давно хотел познакомиться с известным диссидентом, а тот отсутствовал. Валил на Колыме лес! В один прекрасный день Кошелев-Коршунов заявил, что отныне "органы" меняют свое отношение к молодым художникам и берут их под свою отеческую опеку.
И действительно, после процесса над Михайловым художники-неформалы получили возможность устраивать свои выставки. Тайная полиция искусно трансформировалась в конструкторское бюро "человеческих душ". А сам Кошелев, будучи неплохим психологом, фактически стал руководить творчеством "андерграунда". Многие поверили ему, а некоторые даже стали прислуживать. Он тоже не сидел, сложа руки - выискивал и лелеял сторонников. У сравнительно молодого, честолюбивого чекиста были свои, далеко идущие цели, и он делал все, чтобы искоренить и пресечь любое вольнодумство. За это им разрешалось рисовать, играть и писать все, что вздумается. Хотел этого Кошелев или нет, но джин был выпущен из бутылки. Почувствовав дуновение свежего воздуха, молодые люди пошли дальше того, что было задумано в кабинетах Большого Дома.
Одним из тех, кто сорвал планы идеологических надсмотрщиков стал уже отсидевший Георгий Михайлов. И вскоре он вновь попал за решетку. Начался новый уголовный процесс, как будто списанный со страниц Кафки. И возглавил его все тот же гэбэшник Кошелев, он же Коршунов. Михайлову вменили статью 93 Уголовного кодекса. Больше года Михайлов просидел в "Крестах", подвергаясь изощренному психологическому давлению.
В сентябре 1996 года президент Франции Миттеран уговорил Горбачева освободить узника совести Михайлова, и его выпустили на свободу. Уголовное преследование было прекращено через десять лет после первого ареста Михайлова…
В редакцию Рубашкин приехал после трех. Номер уже сдали, и Кокосов ушел. Подумав, Петр решил отнести рукопись Грачеву, благо тот еще был на месте.
Прочитав статью, он вернул ее Рубашкину:
– Печатать не будем!
– Плохо написано? - спросил Рубашкин.
– Написано как раз неплохо, бойко написано. Только как же мы этот материал проверим? Ведь, как я понял, вы используете только один источник - Михайлова. А что, если он врет, или ошибается? Нет, в таком виде ваша статья непечатна.
– К главному редактору идти бесполезно? - спросил Рубашкин.
– Если не соберете убедительных подтверждений, то советую вообще никому это не показывать.
– Нет времени! Кошелев баллотируется на председателя райсовета, статья нужна до дня голосования, - воскликнул Рубашкин.
– Не подумайте, что я чего-то боюсь. Но печатать непроверенный материал такого содержания? Ни одно серьезное издание на это не пойдет, поверьте моему опыту, - объяснил Грачев.
– Ничего нельзя сделать? - спросил Рубашкин.
– Попробуйте обратиться в какую-нибудь мелкую газету, из новых, вдруг повезет.
Конец этого и весь следующий день Рубашкин ходил по редакциям. Где-то отказывали сразу, где-то просили оставить рукопись, но надежды на быструю публикацию не было.
А еще через день позвонил Вдовин.
– Завтра выборы в райсовете. Что-то они заторопились - наверное, узнали про твою статью. Мы с Жорой пойдем, будем выступать, - сказал он.
– Это что-нибудь изменит? - спросил Рубашкин.
– Вряд ли, но не сидеть же сложа руки, - ответил Вдовин.
Рубашкин обещал придти к началу заседания, но утром позвонил Кокосов и велел, все бросив, мчаться в Ленсовет: там намечалось обсуждение их газеты - отдавать ее горсовету или нет.
4.19 Праздник на нашей улице
Павел Константинович принимал поздравления. Поздравлять начали, едва председательствовавший на сессии - самый старший из депутатов, ветеран Великой отечественной войны, огласил число голосов "За", "Против", "Воздержался" и, зачитав проект решения, предложил утвердить их посредством открытого голосования.
Первым, как и положено, поздравил Котов. Крепко пожав Кошелеву руку, он отодвинул от микрофона уже не нужного председательствующего.
– Товарищи депутаты! Ваш выбор свидетельствует - что бы там ни врали всякого рода отщепенцы, - ваш выбор свидетельствует о нерушимости ленинского блока коммунистов и беспартийных [109]!
В зале послышался шум. С десяток депутатов вставали с мест и по одному выходили из зала.
– Пусть уходят! Обойдемся без них, - не смутившись, продолжал Котов. - Сегодня они ушли с первой сессии районного Совета народных депутатов, а завтра им придется уйти из нашего великого города. А кто не захочет, тем поможем! Судя по вашей реакции, депутаты мою инициативу поддерживают. Но ставить на голосование пока преждевременно, тем более, что председатель райсовета еще не заступил на должность. Вот, когда приступит, разберется, тогда и проголосуем. Да так проголосуем, что в нью-йорках и тель-авивах стекла из окон посыпятся, а во всем мире воздух чище станет! - Котов сделал паузу, дав собравшимся вволю отсмеяться.
– Спокойно, товарищи! Несколько минут тому назад я позвонил товарищу Гидаспову и доложил о результатах выборов в нашем райсовете, - дождавшись, пока зал успокоится, продолжал Котов. - Борис Вениаминович выразил чувство глубокого удовлетворения результатами голосования и поручил мне от имени бюро Ленинградского Обкома КПСС сердечно поздравить товарища Кошелева с избранием на высокий и ответственный пост. Он очень огорчен, что не может сегодня приехать - готовится к внеочередному пленуму ЦК КПСС, который откроется завтра. Думаю, что в такой аудитории можно сказать, что ожидается принятие очень важных решений, в том числе - по кадровым вопросам. Поэтому разрешите от вашего имени передать Центральному Комитету нашей партии, что депутаты Петроградского районного Совета будут и впредь неустанно бороться за победу коммунизма, останутся верны заветам наших отцов и дедов.
В заключение от себя лично хочу пожелать Павлу Константиновичу больших успехов в трудной работе на благо ленинградцев и жителей нашего района!
Котов подошел к Кошелеву и, обняв его, трижды по-русски расцеловал в обе щеки. В зале захлопали, и председательствующий в последний раз объявил перерыв.