Заговоренный меч, стр. 46
— Хорошо, ученый бегун, я держу свое слово. Необходимо только подсчитать расходы на такое строительство!
Счастливый строитель побежал к тому месту, где хотел построить мост, и сел за расчеты на берегу мутной Сейхундарьи. Утром строителя нашли мертвым с переломленным позвоночником.
Второй приз завоевал султан Бурундук на черном высоком верблюде, но и он отказался от золотой птицы.
— Отдай мне лучше свою последнюю жену, которая родила тебе воистину золотое дитя! — сказал он, верный соленой степной шутке и намекая на порочащие купца слухи.
Каково же было его удивление, когда купец согласился и в тот же вечер отправил в шатер Бурундука свою молодую жену.
Третий приз завоевал пятнадцатилетний Мухаммед-Шейбани на сказочном коне Ахтангере — потомке прославленного абулхаировского Тарланкока.
— Лишь ханам приличествует золотая птица! — сказал он купцу. — А я всего только воин в войске моего здравствующего деда Абулхаира, дай ему Бог множество лет жизни. Тебя же прошу вооружить для меня в счет приза пятьсот нукеров…
Умный купец-сердцевед пристально посмотрел в глаза юноши и согласно кивнул головой:
— Если вы пожелаете, то я готов вооружить для вас тысячу воинов! — сказал он и, словно перед ханом, низко склонил голову.
Все враги Абулхаира поняли в этот момент, что рано еще хоронить Орду — у Абулхаира растет сильный наследник.
К вечеру сговорившиеся между собой беки и султаны решили подослать к Мухаммеду-Шейбани убийцу. Бурундук сразу согласился с этим, но султан Касым вдруг воспротивился.
— Мы все султаны, а не ночные убийцы, — сказал он. — Наследника ханского престола следует убивать в честном бою!
В тот вечер султан Касым предупредил юного Мухаммеда-Шейбани, чтобы тот был осторожен. Курыбай, наемный убийца, которому обещаны были золотые горы, с обнаженным кинжалом ночью незаметно подкрался к самому изголовью Мухаммеда-Шейбани и рухнул, разрубленный им пополам…
Так все три золотые птицы остались у хитрого купца Мухаммеда-Хакима.
И еще два события произошли на этом тое.
Вместе с сыновьями на празднество приехала в сопровождении вдовствующей невестки Аккозы ханум Рабиа-султан-бегим. Специально для них поставили на возвышении две белоснежные юрты, и уйма народу толпилась невдалеке, всем хотелось рассмотреть пышные наряды женщин и усыпанную драгоценными камнями сбрую.
Как только Мухаммед-Шейбани получил приз и слава его вспыхнула подобно факелу в ночи, честолюбивый султан Суюнчик, на всю жизнь запомнивший уроки везира Бахты-ходжи, стал белее снега от снедавшей его зависти. И тогда мудрая Рабиа-султан-бегим стала объяснять ему, к каким последствиям приводит вражда между родственниками за трон и славу, рассказала мальчику историю убийства своего отца, и взяла слово с любимого сына, который некогда чуть было не приговорил ее к позорной смерти, что не будет он стремиться к ханскому престолу.
— Одна лишь смерть и несчастье ждут правителя! — сказала она. — А чтобы быть счастливым, нужно каждый раз наступать на голову змее зависти, которая подкарауливает человека в самых неожиданных местах. Дашь ей на миг волю, она же и искусает тебя. Раны от ее зубов неизлечимы.
А второе событие и вовсе никто не заметил. Просто сидела Аккозы, вдовствующая невестка хана на мягкой кошме в своей белой юрте, и вдруг широкая тень упала к ее ногам. Сердце ее вздрогнуло, когда она увидела изуродованное лицо вставшего на пороге человека…
— Не бойся… Я Орак…
— Орак… Орак… — повторила она в беспамятстве.
— Да, я жив, но страшнее мертвеца, как видишь…
Все так же стоя на пороге, он тихим, ровным голосом рассказал ей историю своего спасения, а она слушала как во сне.
— Говорят люди, что ты на Коране и хлебе поклялась не выходить больше замуж, и я благодарю тебя за такую память обо мне, — сказал он. — Даже когда черная земля примет мой прах, не забуду я твоей верности. А сейчас я освобождаю тебя от меня и прошу во имя нашей чистой любви не отказываться от дарованных Богом радостей и выйти замуж за достойного человека. Я лишаю твою клятву силы. Для тебя я тот же мертвец, но для своих обидчиков, для всех ханов, султанов, эмиров и прочих богачей с жестокими сердцами я буду жить вечно!
— Подожди! — крикнула Аккозы.
Но он уже исчез. Она выбежала из юрты. Никого не было вокруг.
А на следующее утро поднялась тревога. Знаменитый безымянный батыр по прозвищу «Одноглазый» во главе сорока джигитов угнал огромный табун аргамаков, принадлежавших купцу Мухаммеду-Хакиму аль-Тарази. Оставленная им на степном камне надпись гласила: «В наказание за смерть строителя мостов ибн-Зархума, да возрадуется чистая душа его в райских кущах!»
Этим же летом хан Моголистана Иса Буга окончательно перенес свою ставку в Аксу.
— От внешних врагов нас охраняют казахи, — сказал он на ханском совете. — А если прорвутся враги сквозь их заслон, то пусть каждый эмир и хаким сам помышляет об обороне!
Таким решением хан думал угодить своим вечно недовольным подданным. У него уже не было ни сил, ни желания им противостоять. Приход казахов избавил его от беспокойства на западной границе. Он считал, что ни Жунус, ни Абдусаид, ни сам Абулхаир не рискнут теперь вторгаться в пределы Моголистана, так как им перед этим придется проходить сквозь враждебные для них казахские кочевья.
В чем-то был и прав моголистанский владыка. Жунус и его покровитель Абдусаид действительно были ошеломлены неожиданным появлением казахских всадников на своих границах. Прямой путь в Алмалык был теперь наглухо закрыт для них. Они стали искать другие пути к Моголистану и вскоре нашли их.
Перенесение ханской ставки в Аксу оказалось даже выгодным для их планов. Не успел Иса Буга расположиться там со своим двором, как ему доложили о невероятном: в трех переходах от Аксу появились всадники Жунуса и его очередного союзника Омара-Шейх-мирзы.
А Жунус просто-напросто пошел далеко в обход занятых казахами земель. Двигаясь севернее их через безлюдную и безводную пустыню, его войско почти у самого Голубого моря вышло в низовья реки Или и, продвигаясь вверх по течению, вступило в Яркенд.
Но недолго оставалось жить несчастному хану Иса Буге. За месяц до прихода в Яркенд султана Жунуса он заболел и слег в постель. Какая-то странная болезнь была у него. Он еле ворочал языком, в глазах стояла тьма. Прожитая жизнь казалась хану приснившейся, а сны представлялись подлинной жизнью. И только золотоволосая девочка с голубыми, как небо над Алатау, глазами допущена была в эти сны. Ему чудилось, что наконец-то вырвался он из этой страшной жизни и через тридцать лет встретился с ней, все такой же юной.
Окружавшие хана хотели услышать, чье имя вспомнит он перед смертью. Они склонялись над его изголовьем, и в страхе перешептывались: «Астаргфиралла… астаргфиралла!.. Не дай Бог повторить кому-нибудь из живущих грехи нашего хана!»
— Феодосия!..
Так звали дочь гяура, и это имя шептали губы Иса Буги.
Султан Жунус, услышав о смерти брата, решительно повернул коней в обратную сторону, несмотря на уговоры своего союзника и зятя Омара-Шейх-мирзы.
— Никогда больше не повторится в вашей жизни такой удобный случай! — говорил Омар-Шейх-мирза. — Они сейчас растеряны и не готовы к сражению. Престол перед вами, а вы, как дрожащий ученик муллы, убоявшийся прута, бежите от сражения!..
— Я не могу прийти с оружием на похороны брата, — тихо отвечал султан Жунус. — Что скажут люди!..
Может быть, и он вспомнил в этот момент, как донес отцу о любви своего брата к странной голубоглазой девочке. Так или иначе, но в тот же день он ушел со своим войском назад в Туркестан.
Пожалуй, это было самое мудрое решение. Не дожидаясь конца недельных поминок по Иса Буге, его приближенные единогласно провозгласили Жунуса ханом Моголистана.
II
Как бы посредине между Абулхаировой Ордой, Моголистаном и Мавераннахром лежит необъятный серый край с колючими травами, который издавна называли Туркестаном. Ограниченный с запада Сейхундарьей, грядой Каратау на востоке, к северу он переходит в степь Дешт-и-Кипчак, а на юге прерывается реками Бадам и Чирчик. Лишь пустыня да отсутствие воды охраняют его от жадных соседей. Песчаные барханы чередуются с просоленными, потрескавшимися от солнца равнинами, из которых наподобие кованых сабель прорываются к небу невысокие каменные утесы. Они как бы предупреждают о скором появлении там, за горизонтом, могучих горных массивов Тянь-Шаня, Памиро-Алтая, Гиндукуша…