Собачья работа, стр. 26
— Да нормально все со мной, нормально. — Максаков постучал костяшкой указательного пальца по дверному косяку. — Просто прикидываю хрен к носу. Неприятно, но справимся.
— Вот-вот…
Оглушительно затрезвонила дежурка. Максаков обернулся на пороге.
— Знаешь, чего только боюсь? Умереть до отпуска.
— Дурак!
Их доля еды была аккуратно сложена на лист бумаги. Маринка убирала со стола. Максаков снова взял трубку из рук Дронова.
— Да?
— Миша, ты со своими мокрухами не забудь отделы проверить. — Это был Дергун. — И хотя бы один вытрезвитель, а то шеф завтра устроит «крик на лужайке».
— Помню. Сейчас ребят в Колпино отвезу и проверю.
— Ты охерел? Какое Колпино? А если проверка из главка? Что мы скажем? Где ответственный?
— Скажете: на территории. Позвоните на «моторолу», и я подлечу.
Дергун помолчал.
— Это по пацану?
— Да.
— Реально поднять?
— Увидим.
— Ладно, лети, если что — я время потяну.
— Не дрейфь! Прорвемся.
Он бросил трубку.
— По коням!
Сыр с сосисками пришлось запихивать в рот на ходу. На улице все скрипело от ветра. Шляпу сорвало с головы, и он едва успел ее подхватить. Удивительно, но исчезло ощущение колющего затылок взгляда из темноты. Словно последние известия расставили все по своим местам и внесли определенность в их с Сиплым отношения. Глаза продолжали слипаться. Не помогал даже выброс адреналина в связи с возможным задержанием Ляпидевского. Длинный Андронов по общему решению занял место на переднем сиденье.
— Да, не «кадиллак» у тебя, Алек-сеич…
Город опустел. Черный и плоский, он растворился в ночи, давя сонные вскрики, всхлипы и стоны обезумевших за день людей. Когда-то Максаков любил город ночью. От него веяло романтикой, приключениями и опасностями. Потом он возненавидел его. Болезненный свет фар, закрывающиеся глаза, тусклые фонари, запах смерти и пересохшие от табака губы. Машина пожирала километры темноты. Стрелка, спидометра нервно дергалась на сотне. Самое главное было — не заснуть.
20
В Колпино было светлее. Здесь повсюду лежал снег. Белый, чистый, искристый. На секунду им показалось, что они уехали на другой конец земли. Даже небо казалось светлее. Максаков вышел из машины, взял в пригоршню мокрого и липкого снега, слепил снежок и запустил в высунувшуюся Маринку.
— Ой!
Они стояли у какого-то парка с покрытым белым слоем льда прудом.
— Какой адрес?
— Бульвар Трудящихся, семь, двести шестьдесят три.
— Знать бы, где это.
— Спросим прохожих.
— Сам-то понял, что сказал?
— Надо отдел милиции искать.
— Тихо!
Девочкам было лет по пятнадцать. Они шли через заснеженный темный парк, держась за руки и над чем-то хихикая. Максаков посмотрел на часы. Почти два. Паноптикум.
— Денис! Спроси их, где этот местный Бродвей.
Дронов продрался сквозь колючие заграждения кустов и, скользя, устремился за ушедшими уже далеко полуночницами. Не доходя до них нескольких шагов окликнул.
— Девочки!
Они даже не обернулись, лишь синхронно завопили и бросились бежать.
— Помогите! Милиция!
Дронов только руки развел. Максаков с трудом сдержал смех, глядя на него.
— Возвращайся! Поехали отдел искать.
Искать никого не пришлось. С той стороны, куда убежали девчонки, выскочил резвый «четыреста двенадцатый» «Москвич» с надписью «Милиция» и, круто развернувшись, встал перед капотом максаковской «копейки».
— Стоять! Руки на машину!
Одетые в броники милиционеры взяли их под прицел автоматов.
«ОВО», — определил Максаков и дисциплинированно поднял руки.
— Свои! Ксива во внутреннем кармане.
Старший наряда, немного моложе его, внимательно изучил документы.
— Откуда?
— С Архитектурного.
— А чего детей пугаете?
— А чтобы ночью не болтались.
Старший наконец улыбнулся.
— Это правильно. По делу или гуляете?
Он выразительно глянул на Маринку. Она подобралась как кошка.
— По делу. — Максаков достал сигареты. — Нам нужен Бульвар Трудящихся.
— Это близко. Поехали — покажем.
Перед тем, как сесть в машину, Максаков слепил еще снежок и запустил им в ближайшее дерево.
21
Дом был стандартный, многоэтажный и отвратительно безликий. Горело три-четыре окна. Перед ним раскинулась припорошенная снегом стройка. Вмерзшие в землю бетонные блоки, растопыренные шипы арматуры. Котлован. Темнота. Ветер. Безлюдье. Максаков мысленно поздравил себя с тем, что волею судеб он живет не здесь. Спрятав машину за трансформаторной будкой, они перебежками достигли нужйой парадной. На открытом пространстве холодный ветер был просто невыносим. Теплая площадка восьмого этажа давила бархатной тишиной. Было слышно как потрескивают электросчетчики. Дронов послушал у обитой дерматином двери с цифрами 263 и отрицательно покачал головой. Максаков показал пальцем вверх. Они поднялись на пол-этажа и сгрудились возле мусоропровода.
— Ты что думаешь — они в третьем часу ночи на голове стоят?
— Ну вдруг с друзьями гулеванит.
— При матери-то? Вряд ли. — Максаков достал «моторолу». — Давай, Мариша. Номер помнишь? Тебе же предлагали перезвонить.
— Но не в середине ночи. — Она взяла станцию. — А если он дома?
— Разъединяйся.
Гудки громко ударили в пустоте лестничных маршей. Гималаев поспешно убавил громкость. Не снимали долго.
— Але? — сказал наконец сонный женский голос.
— Извините, пожалуйста, — торопливо заговорила Марина, — а Гену можно? Это Марина. Я сегодня звонила. Это важно.
Ожидаемого взрыва негодования не последовало.
— Его нет, девушка, — спокойно пояснил голос, — но если срочно, то оставьте телефон, и он вам перезвонит.
— Я из автомата, — выкрутилась Маринка, — я сегодня приехала и еще нигде не остановилась. Я с вокзала.
— Тогда позвоните утром. Вы не из Ульяновска?
— Нет, — опешила Маринка, — не из Ульяновска.
— Ну и ладно. До свидания.
Женщина повесила трубку.
— Знает, где он, — однозначно вы сказался Андронов. — И имеет с ним постоянную связь.
Никто не спорил. Максаков протянул руку, выключил нервирующую короткими гудками станцию, забрал ее и погладил Маринку по голове.
— Молодец наша Мата Хари.
— А может, он все-таки дома? — предположил Дронов.
— Может.
— Короче, — Гималаев посмотрел на Максакова, — я так понимаю, что никаких спецмероприятий мы под это дело не получим. Чай, убит не депутат, не бизнесмен и не бандит. Правильно?
Максаков кивнул.
— Тогда, — продолжил Игорь, — или мы идем и разводим мать, или можем здесь торчать до лета. Логично?
Максаков опять кивнул.
— Всем-то лезть не надо, — сказал он. — Пойдем вдвоем. Попробуем вариант несчастного случая. Кстати. Это мелочь, но в Ульяновске расквартирована воздушно-десантная дивизия.
Пришел черед Гималаеву согласно кивнуть. Они спустились к двери. Максаков достал удостоверение и встал перед глазком. Игорь длинно позвонил, потом еще и еще. Наконец в глубине квартиры раздалось шуршание.
— Кто там?
— Милиция. Ляпидевский Геннадий здесь проживает?
— Нет его. — По голосу женщины было понятно, что она окончательно проснулась. — Уходите. Все равно я его не отдам! Ни вам, ни военкомату. У меня еще нет ответа от Министерства обороны, и я под защитой Комитета солдатских матерей.
— При чем здесь Министерство обороны? — не понял Максаков. — Мы по поводу опознания трупа и…
— Какого трупа?
Дверь распахнулась. Это почти всегда срабатывало.
— Какого трупа?
Максаков не торопясь продемонстрировал удостоверение.
— Мы из милиции метрополитена. Сегодня попал под поезд молодой парень. Личность не установлена, но принем найден обрывок какого-то документа с фамилией Ляпидевский. Фамилия редкая…
— Где это было?
— Лиговский проспект, — включившийся Игорь грамотно выбрал наиболее близкую к реальным событиям станцию.