Раздумья ездового пса, стр. 38

Много Вы видели худощавых лётчиков? Я тоже. Правда, мой Филаретыч весьма субтильного телосложения — так у него язва тридцать лет. А в основном народ солидный, с брюшком… как говаривал известный артист: «морррда крррасная…»

С каким лицом он стоит перед врачами на годовой комиссии… врачи знают.

Надо шевелиться. Как хотите. Я вот всю жизнь занимаюсь строительством. Это ещё и спасение от тоски в старости, когда спишут на землю, — я не заскучаю, некогда. Я строю свой Дом. Умоешься семью потами — можно и в полет, отдыхать. Лопата, как говорит моя мама, выгребает из организма все шлаки. Лом очень хорошо развивает гибкость позвоночника. Пару соток земли вскопал — нет проблем с кишечником.

Моей маме 82 года, а она пол достаёт ладонями, не сгибая колен. А я — только пальцами. А Вы?

Надо беречь от травм голову. Врачи очень любят ощупывать старые рубцы, гоняют на снимки, подробно расспрашивают, все записывают, и если и допустят потом летать, то потом ты всю жизнь под подозрением: перенёс травму черепа…

И никаких боксов. Лучше уж волейбол, настольный теннис, бассейн или бег трусцой.

Любите и умеете ли Вы учиться? Ибо учёба Ваша будет продолжаться всю жизнь, и экзамены Вы будете сдавать минимум два раза в год. Надо уметь сдавать экзамены. Надо и на экзамене исповедовать пресловутое «Чикалов летал на четыре…» Надо иметь хорошо поставленный голос, чёткую дикцию, надо уметь владеть собой, нужен определённый артистизм.

Все это пригодится, когда Вы станете капитаном. Вы научитесь объяснять, формулировать, учить. Вы поймёте силу бумаги и научитесь писать так, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно. Вам придётся объяснять свои действия устно и письменно, и, возможно, от этого умения будет зависеть Ваша карьера, а то и судьба. Вы поймёте значение слов: документ, подпись, прокурор. Вам придётся ставить свою подпись и отвечать за неё тысячи раз, и Вы научитесь думать, прежде чем подписывать.

Знание английского языка обязательно. И желательно стремиться к свободному владению языком. Не жалейте на это сил и средств. Английский — международный авиационный язык, на нем ведутся все переговоры в эфире, и не только не международных полётах. Будущий капитан должен уметь изъясняться с работниками аэропортов в любой точке планеты; это очевидно.

Так же очевидно обязательное умение работать с компьютером. Жизнь требует этого, и нет числа примерам. Время арифмометров прошло.

Придётся выучить азбуку Морзе. Позывные радиомаяков передаются в эфир именно телеграфной азбукой. В училище каждый учебный день начинается с радиотренажа. Вы научитесь принимать на слух 30 знаков в минуту. Но лучше научиться этому заранее, это не так сложно.

Придётся научиться ходить в форменной одежде, как все, отбросив свою индивидуальность, выражаемую Вами ещё по-детски: оригинальной расцветки носки; косица на затылке, серьга в ухе, руки в карманах…

Серьгу придётся вынуть: она гроша ломаного не стоит против вожделенной тяжёлой авиагарнитуры…да и в фуражке какие серьги…

И носки будут не оранжевые или белые, а строго чёрного цвета, в тон строгой форме человека, который добровольно отказался от мирских благ и пришёл совершить в небе…

Стоп. Если Вы пришли в авиацию «совершать», значит, Вы к полётам, к ямщине, к хомуту, к зарабатыванию себе на хлеб — не готовы. Готовьтесь тянуть воз и служить Делу.

Форма одежды — это знак верности. Приучайтесь сразу уважать форму: под ней скрыто глубокое содержание. Да любую форму можно из мешковатой сделать элегантной, если знать меру, если брюки будут сидеть, а не волочиться, если ботинки будут блестеть, а волосы всегда подстрижены.

Индивидуальнось же Вашу определят поступки, а не цветное кашне поверх форменной шинели. Это все — пена.

Обтекатели

Рамки безопасности полёта заставляют экипаж использовать степени свободы перемещения самолёта с известной аккуратностью, не выходя за пределы величин, рекомендуемых Руководством по лётной эксплуатации. Но стихия, в которой самолёт перемещается, постоянно норовит вышибить нас из дозволенных границ. Законы природы неумолимы, и поэтому корабли периодически тонут, поезда сходят с рельсов, а самолёты падают на землю, либо грубо об неё бьются, либо садятся не туда, не так, не тогда, не в том направлении — иногда всего на считанные метры, секунды, градусы.

Такова наша профессия. Находясь постоянно между Сциллой и Харибдой, между молотом и наковальней, лётный состав выработал определённую систему самозащиты, эдакий кодекс обтекаемости, призванный отводить в сторону несущийся на экипаж поток обвинений и неизбежной ответственности за отклонения от нормы.

Превысил скорость на глиссаде? Отписывайся сдвигом ветра, болтанкой. Сработала сигнализация ССОС? А там ближний привод в ямке, как в тарелке, и когда тот, дальний склон «тарелки» набежал, то его приближение сложилось с вертикальной скоростью — так заложено в систему; значит, система несовершенна. А пилот, грамотно сумевший отписаться, прикрыться обтекателем, прав.

После посадки при осмотре обнаружены забоины на лопатках компрессора двигателя? Срочно вызывай руководителя полётов и езжай с ним осматривать полосу — авось что-нибудь найдёшь: те же проволочки от автометлы… Да не забудь положить в карман горсть камешков с обочины. А на бетонке подзови РП: «Вот видите — камешек нашёл…а вот ещё один… все понятно — плохо очищена полоса, вот и засосало в двигатель»…

И пусть теперь аэродромная служба ставит себе обтекатель.

Примерно по такой схеме обставляются обтекателями все службы. Принцип: «Лишь бы не меня». Особенно когда расследуется серьёзный инцидент, влекущий за собой немалую материальную ответственность.

Вынесло самолёт после посадки на обочину? Не жди, не теряй драгоценное время — службы аэропорта уже бросились расставлять свои обтекатели. Не успеешь с трапа сойти (да ещё когда подадут трап-то), а уже на полосе вереница машин: метут, чистят, сушат — куда и делся тот коэффициент сцепления, который подвёл тебя под неприятность. Ты должен мгновенно ориентироваться в ситуации. Громко по радио доложить время выкатывания и потребовать немедленно замерить все параметры, которые могли способствовать инциденту: ветер, сцепление, слой осадков на полосе. Немедленно с РП на полосу: замерить, да не раз и не два — в восемнадцати точках; составить схему, «арестовать» плёнки с записями переговоров, прогнозы погоды, фактическую погоду; да не забыть проверить: а не просрочено ли случайно время последней тарировки той тележки, с помощью которой замеряют коэффициент сцепления…

Здесь как в автоинспекции: может, ты чуть и виноват в аварии, но если докажешь, что оппонент был пьян…

Либо ты — либо тебя. Твой обтекатель — может быть, чья-то разбитая судьба. Слишком велика ответственность. Иной раз несколько слов могут привести к катастрофе.

Когда, находясь на предпосадочной прямой, я докладываю: «в глиссаде, шасси выпущены, к посадке готов», — я всегда слышу, как на этой же частоте диспетчер старта передаёт диспетчеру посадки: «полоса свободна». После этого диспетчер посадки, контролирующий мой заход по приборам, даёт мне разрешение на посадку.

Я, говоря «шасси выпущены», смотрю на зеленые лампы индикатора, подтверждающие, что шасси действительно стоят на замках выпущенного положения.

Диспетчер старта, визуально контролирующий мой заход, убеждается, что предыдущий самолёт после посадки освободил полосу и на ней нет препятствий для моей посадки, а после этого сообщает, что полоса свободна, — и экипажу и диспетчеру посадки. Каждый несёт свою долю ответственности.

Так однажды ночью заходил на посадку в Омске Ту-154, в очень сложных условиях: низкая облачность, моросящий дождь со снегом, ограниченная видимость. Ко времени посадки полоса покрылась недопустимо большим слоем слякоти, и РП дал команду на её очистку. Несколько тепловых машин сушили полосу; оранжевых маячков и радиосвязи у них не было. Глухая ночь, единственный самолёт висел на подходе, люди работали на полосе, а диспетчера старта одолевала дрёма. Каким образом он упустил реальное положение вещей, неизвестно, но факт: диспетчер старта к моменту посадки самолёта не знал, что на полосе работала техника.