В когтях неведомого века, стр. 22

– Выступаем, господа! – зычно провозгласил он, разом заставив замолчать весь зал. – По коням! Обедать будем в Париже!

Все вокруг зашевелилось и загомонило: похоже, что захолустный постоялый двор с его дрянным «Шато тальмон» осточертел всем хуже горькой редьки. Изрядно потасканные и растерявшие былую свежесть «ночные бабочки», кстати, тоже…

– Куда же вы, ваше величество? – выскочил из кухни хозяин, держа над головой огромное дымящееся блюдо. – Мясо только-только подоспело!

Король с огромным сожалением взглянул на исходящее паром блюдо с жареным мясом, распространяющее вокруг умопомрачительные запахи, протянул было руку, но усилием воли удержал себя.

Приняв картинную позу, Генрих с пафосом произнес исторические слова, тут же старательно записанные окружающими:

– Париж стоит мяса, господа! Седлайте коней!

11

Оказалось, что в небольшом на вид заведении нашлось место для прорвы народа! А когда к растянувшейся на три сотни метров кавалькаде присоединилось несколько сотен кавалеристов попроще, расквартированных на ночь в соседней деревне, королевская компания вообще приобрела вид настоящего войска.

Все до единого, включая Леплайсана, из седельной кобуры которого воинственно торчала рукоять пистолета, вряд ли декоративного, а место у бедра заняла шпага, подлиннее той, что была благополучно утеряна Георгием, были вооружены до зубов, впереди реяли знамена, и отсюда вряд ли следовало, что собравшиеся готовились к охоте или другой подобной забаве. Осознав этот факт, Арталетов укорил себя за то, что так и не узнал причины королевского похода. Да еще на Париж!

Кавалькада не слишком уж торопилась, продвигаясь вперед со скоростью спешащего пешехода, поэтому, когда на одном из перекрестков к ней присоединилась запыленная пехота, марширующая в стальных гребенчатых касках с мушкетами и пиками на плечах, она не слишком-то отставала.

«Ну пехота и пехота! Может, парад готовится…» – подумал Арталетов.

Когда же параллельно армии потянулись подводы обоза, а за ним и артиллерия, прогулка как-то потеряла свою привлекательность.

Улучив минуту, новоявленный королевский постельничий поравнялся с шутом и склонился к нему, решив взять быка за рога.

– Господин Леплайсан! А не на войну ли мы собрались?

Королевский шут цветом лица мог соперничать с совсем загрустившим чертиком на его плече (не иначе съел что-нибудь не то вчера), поэтому на вопрос своего друга ответил не сразу.

– Ни в коем случае, шевалье… – Шута явно мутило, принять его слова за шутку можно было лишь с большим трудом. – Просто король поссорился со своей тещей…

Георгий едва не свалился со своей смирной лошадки, которой его, слава богу, снабдили по совету Фридриха, видевшего вчерашние мучения «дворянина» в седле Ганса.

– А армия-то тогда зачем?

– О-о-о! Сразу видно, что вы издалека, сударь… Знали бы вы, какова теща у нашего доброго короля! Имя Екатерины Медичи вам ни о чем не говорит?

Разумеется, имя главной отрицательной героини бессмертной «Королевы Марго», которой Жора зачитывался в детстве, много о чем ему говорило… Но если Генрих по счету третий, то каким образом?.. Он понял, что окончательно запутался.

– Да и сама супруга нашего Генриха не сахар, скажу я вам! Маргарита, бывает…

– Какая Маргарита? – не слишком учтиво перебил Арталетов шута. – Наваррская? Но ведь она жена Генриха Четвертого, а не Третьего! Третьему она сестра…

– Почему Наваррская? Ах, да! Вы имеете в виду это… Тогда да, точно… А сестра она не Генриху, а Франсуа.

– Но Генрих-то Третий?

– Чего вы привязались: «третий», «четвертый»… – рассердился Леплайсан, голова которого раскалывалась от похмельной мигрени. – Сейчас третий, завтра – четвертый! Если хотите знать, он и вторым был в свое время…

– Вторым?!!

– Естественно. Когда Монтгомери ему на турнире шлем копьем сшиб, как бы вы поступили? Это же позор! Позор на всю Европу! Вот и велено было всем летописцам срочно переписать свои книги. Дескать, Генрих Второй пал от злодейского копья нечестивца, а наследовал ему…

– Франциск Второй, его сын!

– Да ну? – недоверчиво сощурился шут. – Откуда вы взяли? Я же говорю: Франциск, он же Франсуа, брат Марго, а Генрих…

– А как же Варфоломеевская ночь?

– Ночь была, это точно. Король тогда только женился, – заверил Леплайсан Георгия, походя сделав красноречивый жест и ернически подмигнув при этом. – Славно мы тогда погуляли… Пол-Парижа нажралось, как свинья, и поутру лежало замертво. А как же иначе, если в фонтанах – вино, в канавах – коньяк, в бассейнах…

Арталетов почувствовал, что голова у него идет кругом…

Пообедать в Париже не удалось. Пехота, как всегда и везде в мире никуда не торопившаяся, задержала армию на несколько часов, и к городским стенам вышли уже под вечер.

Сказать, что у Арталетова замерло сердце при виде зубчатых стен с виднеющимися из-за них колокольнями многочисленных храмов, черепичными крышами и разного вида и высоты башнями, значило не сказать практически ничего. Никогда не мечтавший увидеть даже современный Париж, доступный сейчас очень и очень многим, Георгий испытал настоящий шок, осознав, что в паре километров от него раскинулся город, по которому спокойно разгуливают персонажи романов, запоем прочитанных в детстве и юности, или хотя бы их прототипы…

К сожалению, потряс вид столицы средневековой Франции, похоже, одного лишь Жору: остальные, едва была отдана команда остановиться, переданная по цепочке от командиров подчиненным, разбежались, тут же занявшись разбивкой лагеря, строительством временных укреплений, приготовлением пищи – словом, всем тем, чем люди служивые занимаются всегда и везде, будь перед ними Париж, Берлин или, скажем, Багдад…

Париж взирал на приготовления к планомерной осаде спокойно и слегка надменно, как снисходительный великан на возню лилипутов у его ног: занятно, но не более того… Не выли боевые трубы, не суетились на стенах встревоженные люди, готовые лить на головы штурмующих кипяток и расплавленный свинец, а также швырять всякое барахло, не слишком нужное в хозяйстве… Хотя бы подъемный мост удосужились поднять и опустить решетку ворот… даже обидно как-то! Мало того, со всех сторон к королевской армии, окапывающейся с деловитостью муравьев, стекались толпы зевак самого разного вида и достоинства – от сиволапых землепашцев, ради увлекательного зрелища забросивших насущные занятия (да и время-то было вечернее – так и так шабашить), до дворян в вышитых плащах и щегольских беретах. К тому моменту, когда солнце зацепилось за самую крайнюю слева башню городской стены, лагерь был окружен плотным кольцом любопытствующих горожан пополам с пейзанами.

– Не прикажете ли разогнать? – Один из не в меру услужливых капитанов, сорвав с головы остроконечную каску, похожую на половинку гигантского тыквенного семечка с полями, припал на одно колено перед монархом, скучающим на поставленном на попа полковом барабане в позе Наполеона перед отречением.

– Оставьте, де Голль… – бросил король, не меняя позы. – Не терпится в маршалы? Зачем лишать наших подданных удовольствия лицезреть своего повелителя?.. Распорядитесь лучше, чтобы соорудили что-нибудь вроде стола.

По всему лагерю спонтанно зажигались костры, потянуло чем-то съестным, откуда-то уже слышалась протяжная песня… По всему чувствовалось, что штурм откладывается на неопределенное время.

– Не пора ли нам, мой друг, подумать о ночлеге? – поинтересовался у Жоры Леплайсан, уже что-то с аппетитом жующий: к вечеру его состояние несколько выровнялось. – А заодно уж и об ужине… Король сегодня не в настроении воевать. Я тут, кстати…