Троцкий. Мифы и личность, стр. 49

Но если можно объяснить, почему зернопромышленники имели желание направить своего человека в ряды социал-демократов, то почему же социал-демократы мирились с присутствием в своей среде выходцев из враждебного им класса? С одной стороны, есть немало свидетельств о том, что революционные организации в разные времена и в разных странах, хронически страдавшие от нехватки средств, всегда были готовы принять денежные воспомоществования от богатых людей, забывая на время о том, что они борются против господства этих плутократов. В конце XIX века не только «Бунд» принимал денежные пожертвования от капиталистов. Группа «Освобождение труда» получала в эти годы помощь не только от рабочих Одессы, но и выходцев из других классов. В дальнейшем РСДРП не раз принимала немалые денежные воспомоществования от крупных капиталистов России. Вряд ли эти взносы были абсолютно бескорыстными. Скорее всего, дарители получали за это возможность получения ценной информации или влияния на политику в нужных для них областях экономики.

С другой стороны, революционеры Европы могли испытывать острую потребность в установлении связей с хорошо информированными людьми из сферы зерноторговли. В той же степени, в какой зернопромышленники желали точно знать, где и когда можно ожидать социальных и политических катаклизмов, революционеры желали точно знать, где и когда можно ожидать нехватки продовольствия. По крайней мере со времен французской революции 1789—1794 годов стало ясно, что перебои в снабжении хлебом в городах создают надежные предпосылки для социальных и политических переворотов. Подобные перебои могли создаваться не в результате превратностей погоды, а с помощью махинаций спекулянтов зерном. В рядах европейской социал-демократии Парвус был человеком, который мог представить надежный прогноз относительно состояния мирового зернового рынка и дать дельные советы относительно возможных действий зерноторговцев в различных странах мира.

Однако нам остается только догадываться о той многогранной роли, которую сыграл Парвус в мировой истории. Как всякий человек, связанный с деятельностью тайных организаций, Парвус, по словам его биографов Земана и Шарлау, «был скрытен до маниакальности и предпочитал создавать о себе легенды, окружая свое имя плотной завесой тайны».

Не исключено, что Парвус был не единственным лицом, который соединял совпавшие отчасти интересы международных зернопромышленников и мировых революционеров. Если это так, то Троцкий был просто очередным звеном в сложной системе связей, которые к началу XX века соединяли политических и классовых антагонистов. По этой причине в 1902 году перед очередным выходцем из семьи одесского зерноторговца лидеры европейской социал-демократии распахивали двери и создавали максимум благоприятных условий для его пребывания в Западной Европе.

После изучения Троцким истории масонства события, происходившие с ним осенью 1902 года, вписывались в его представления о том, как должно было происходить возвышение рядового члена тайной организации после того, как он удостоился признания ее высших руководителей, и он ждал дальнейших событий. Что же касается покровителей Троцкого, то они решили сначала посмотреть, на что способен их протеже.

НОВАЯ ЗВЕЗДА НА ПОЛИТИЧЕСКОМ НЕБОСКЛОНЕ

В первый же день после своего приезда Троцкий разместился в доме, где жили двое из руководства «Искры», – Ю.О. Мартов и В.И. Засулич. Дейчер утверждал, что соседство Троцкого с Мартовым и Засулич в значительной степени предопределило и его политическое сближение с ними, а не с Лениным, который жил в другом доме. Юлий Мартов был на семь лет старше Троцкого и, по свидетельству Дейчера, происходил «из старой семьи видных ученых евреев». Будучи одним из создателей «Бунда» и автором программы этой партии, он вскоре вышел из нее и вступил в РСДРП. Мартов быстро сблизился с Троцким. Впрочем, больший разрыв в возрасте и различия в национальном и социальном происхождении между Троцким и Верой Засулич не помешали последней проявлять доброжелательность по отношению к новому эмигранту.

На первых порах Троцкий читал подшивки «Искры» и книжки, которые выпускало издательство «Заря». Вскоре он попытался сам написать заметки для «Искры».

Первая заметка Троцкого в «Искре», которая вышла 1 ноября 1902 года, была посвящена празднованию в России 200-летия основания Петром I Шлиссельбургской крепости. Троцкий напоминал, что юбилейная крепость использовалась как тюрьма, и осуждал «патриотические вакханалии». В заметке «Акулы славянофильства», опубликованной в следующем номере «Искры», он вновь обрушивался на русский патриотизм, «идеи панславянского братства». В третьей заметке он атаковал «политику русификации» в Финляндии.

Ознакомившись с первыми литературными опытами Троцкого, предложенными для публикации в «Искре», Плеханов решительно заявил: «Перо вашего «Пера» мне не нравится». Троцкий продолжал писать, но, чтобы удовлетворить требования Плеханова, Ленину приходилось основательно переделывать статьи молодого автора, устраняя его помпезные фразы и цветистые обороты.

Вскоре для Троцкого нашлось занятие, в котором он в большей степени продемонстрировал свою пригодность для руководства партии. Ему поручили поучаствовать в дебатах с другими революционными эмигрантами. И тут оказалось, что молодой и плохо образованный Троцкий легко одержал верх над более старшими и более образованными революционерами, включая патриарха эмиграции народника Чайковского и анархиста Черкизова.

Красноречие Троцкого, его умение подавить аргументы оппонентов иронией или язвительной шуткой, внести в речь эмоциональные краски, добавив свои свежие впечатления, привезенные из Сибири и Юга России, позволили ему одержать бесспорную победу в дебатах, которые происходили в лондонском Уайт-Чепеле. Теперь Троцкий с яростью защищал марксизм, который он так долго атаковал во время дебатов в кружке Швиговского. Позже Троцкий насмешливо писал о поверженных им противниках: «Я искренне удивлялся тем ребяческим доводам, при помощи коих почтенные старцы сокрушали марксизм».

Троцкий вспоминал: «Я возвращался в очень приподнятом настроении, тротуара под подошвами совсем не ощущал». Паривший мысленно над землей Троцкий имел основание испытывать восторг. Неизвестно, сознавал ли он это или нет, но в ходе этого выступления у него впервые публично открылся ораторский талант, который ему верно служил на протяжении всей его остальной бурной политической жизни. Но тогда для Троцкого было ясно одно: после его успеха в Уайт-Чепеле его ораторские способности не только получили признание в высших кругах социал-демократии, но и оказались востребованными.

Ветераны социал-демократии были в восторге от успеха новичка. Руководители партии прекрасно знали, что Россия стоит на пороге великих революционных событий, а революционная партия все еще жила привычками к суховатым ученым дебатам в узких кружках единомышленников. В новой обстановке требовались люди, способные подавлять оппонентов насмешкой и презрением, зажигать сердца сомневающихся яркой речью и вдохновлять единомышленников красочными картинами светлого будущего.

Ленин и его коллеги могли ощутить в Троцком обостренную способность улавливать настроения аудитории, внушать доверие людям и направлять их мысли. Они не могли не признать, что не их рафинированный марксизм, а смесь из марксистских понятий и газетных клише о достижениях прогресса, общих рассуждений о вреде бесправия и отсталости в монологах Троцкого о России и революции была более понятна массовой аудитории.

Разумеется, Ленин, Засулич и другие не могли не заметить поверхностность познаний Троцкого в марксистской теории. В иных условиях они могли бы беспощадно атаковать вульгаризацию им идеологии, его неглубокое осмысление политического опыта партии. Но теперь на эти недостатки можно было закрыть глаза. Более того, безапелляционность суждений Троцкого, резкость его выражений и манер, воспринимались лидерами партии с точки зрения того, как это может быть использовано в борьбе за умы масс. Вывод почти всех опытных членов партии мог быть однозначным: эти недостатки превращались в достоинство для руководителя партии в условиях надвигавшейся революционной грозы.