Мы – силы, стр. 34

– Жри давай, сука! – не выдержал Том, видя безуспешные попытки Сала накормить Алину. – Щас как…

Алина инстинктивно отдернулась, и очередной кусок тушенки, сорвавшись, упал на кровать. Сало терпеливо подцепил его ложкой и втолкнул-таки в уже набитый рот Алины. Под угрозой быть избитой Алина сделала судорожный глоток, и непрожеванная масса застряла в ее горле.

Видя, что девушка сейчас задохнется, Виктор стукнул ее по спине и потом протянул бутыль. Ту самую, с лимонадом, что она пила еще сегодня в обед. Так как руки не слушались и она не могла сама взять бутыль, Сало был вынужден держать ее, пока она не напьется. Наконец у нее потек лимонад из уголков рта, и Сало отнял бутылку от ее губ. Легонько толкнув ее на диван, от чего она, безрукая, опрокинулась на спину, он без промедления содрал с нее комбинезон химзащиты, оставив в одних теплых черной шерсти колготках и вязанном свитере.

– О… Дельная мысль! – сказал Том, пожевывая нижнюю губу.

– Иди… – коротко сказал Сало, указав на дверь.

Томин вышел на кухню, где они только пять минут назад сами ели и выпивали захваченный с собой коньячок. Плеснув себе в чайную кружку из початой бутылки, он прислушался. Когда первый сдавленный крик достиг его ушей, он улыбнулся, чувствуя возбуждение от предстоящего, и выпил залпом. Вдохнул и, улыбаясь, стал ждать своей очереди.

3

– Я ухожу. – Мишка в темноте был практически не виден, только его глаза поблескивали, отражая слабую красноватость углей в камине.

– Ты идиот? Куда ты пойдешь? – Ромка проснулся мгновенно. Видя состояние Михаила за последние дни, он был готов, в принципе, что тот что-нибудь откаблучит, но не такое же!

– Куда угодно, только подальше от АЭС и поближе к тем, кто может мне рассказать о моих…

– Придурок, иди спать! Вода кругом.

– Не хочешь, не иди со мной. Но я после этого тебе не друг. Я и один дойду. А ты вот сдохнешь здесь со всеми вместе, когда вода корпуса размоет.

Он решительно отошел от кровати, где с краю спал Роман. Он даже не боялся никого разбудить. Ни дьявол, ни вся бесовская рать не могли его остановить в тот момент. Решительность у него разве что из ушей не лезла. Рома поднялся осторожно подошел к Михаилу и сказал:

– Ну, что ты дурью маешься. Нас скоро вытащат отсюда. Представляешь… Ну, сбежишь ты. А на следующий день за нами придут спасатели и вывезут нас. Вот тебе будет обидно, что мы в тепле, а ты непонятно где и как. Может, ты там помрешь от пневмонии или доплывешь да наткнешься на что-нибудь. Кто тебе поможет?

Ответ был как парирование шпаги:

– Если не ты, то никто… Я иду, несмотря ни на что.

– Да у тебя даже лодки нет!

Видно, Роман слишком громко сказал последнюю фразу и с кровати кто-то сквозь сон сказал:

– Эй, вы, блин… Хотите бежать? Бегите! Но спать не мешайте.

Михаил выразительно посмотрел на Романа и направился к лестнице вниз. У перил он поднял какой-то узел и еще раз обернулся к Роме.

Тот замер, не зная, на что решиться. Я не буду утомлять читателя теми душевными муками, которые испытывал Роман. Скажу лишь их последствия: медленно, словно оттягивая последние мгновения, он стал натягивать на себя робу. Миша подошел и сказал, на этот раз шепотом:

– Я все взял на нас двоих. Ничего не бери. Только одевайся.

– Одеваюсь… Одеваюсь…

Спустившись на первый этаж, они обнаружили дневального, спящего рядом с огарком свечи. Пройдя мимо него, молодые люди замерли возле двери. Рывком отворив ее так, что та даже не успела предать их побег своим скрипом, курсанты вышли в прихожую.

Ночь была звездная и прохладная. За мгновения она вытерла с лица дезертиров остатки казарменной сонливости. Нырнув сразу от входа вправо за угол дома, они прошли невспаханным огородом и вскоре спустились к самой воде, тихо, почти бесшумно омывающей берег острова, ставшего тюрьмой для роты курсантов.

– И дальше что? – спросил Роман, который в душе надеялся, что их заметит хоть кто-нибудь и остановит.

– Иди за мной.

Роман последовал за Мишей, постоянно оскальзываясь на склоне. Очень резко Миша затормозил и сказал:

– Вот здесь под нами дорога, точно, я помню ее. Вот… она идет вон до тех зданий, а там наши нашли лодку.

– Ты с ума сошел? Вплавь?

– Нет, вброд. Иди за мной. – И он отважно пошел в холодную воду, даже не ожидая Романа.

Вот он погрузился по пояс, грудь и наконец поплыл. Но уже в пяти метрах он снова пошел, утопая по грудь в воде и рассекая ее, словно ледокол антарктический панцирь – чуть наклоняясь вперед с каждым шагом. Он шел настолько уверенно, что Роману ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Зайдя по колени, он уже ощутил всю прелесть этого похода, а уж когда вода дошла до мошонки, он чуть не застонал. Но шаг, еще, еще и… поплыли. В отличие от Михаила, который сразу, как дотянулся до дна, встал на ноги и пошел, Роман плыл, пока не догнал товарища.

– Ты, придурок… – только и сказал он, отплевываясь, – блин, в такое дерьмо с тобой влипнем.

– Хуже не будет, – философски заметил Михаил, даже не повернувшись.

Пока прошли двести метров, что отделяли один холм от другого, молодые люди совсем околели и уже не чаяли дойти. Однако они поднялись на склон и посмотрели обратно с чувством, похожим на героическую победу. Их бывший дом мерцал им чуть подсвеченными окошками, рядом с которыми наверняка мирно спали дневальные.

– Пошли. Иначе замерзнем.

Они пошли дальше вверх по скорее чувствовавшейся, чем видимой тропинке. Вот и лодка. Скорее катер. Сделанный из жести, он заранее напугал Романа своим предполагаемым весом. Но все оказалось куда как проще. Перевернув лодку на киль, молодые люди, уперевшись в корму, просто столкнули ее к воде, а потом уже и в воду, предварительно притащив из легко открывшегося сарая весла. Сели на весла, и Роман в который раз убедился, что лучше дня, а точнее ночи, Мишка никогда не выбрал бы. Открывшиеся звезды и краешек подсвеченного неба давали достаточно света, чтобы ориентироваться в темноте. Постоянно вглядываясь вперед, молодые люди вскоре оставили вдали и холм, ставший им приютом, и другой, давший им средство спасения.

К четырем часам утра стало совсем светло, но это уже не беспокоило друзей, холм их роты был трижды загражден другими холмами, которые они огибали, стремясь к одному только им ведомому ориентиру. Сложность всего их передвижения состояла в том, что они к двенадцати часам попали словно в лабиринт берегов и холмов. Пытаясь обогнуть новое препятствие, молодые люди оказывались в очередной грязной бухточке, вместо того чтобы увидеть возможность дальнейшего плавания. Матерясь, они гребли дальше и к двум часам так отклонились к западу, что решили остановиться и передохнуть, а заодно определиться, может, далее стоит идти пешком, вброд, преодолевая препятствия, коли таковые возникнут. Причалили к невысокому бережку и, привязав лодку к березе, стали устраиваться на берегу. В куле из одеяла, что захватил с собой Михаил, нашлись и консервы, и трехлитровая банка компота. Хлеба не было, зато были спички, соль и десяток картошин.

– Откуда? – спросил Роман у Михаила.

– Стырил на продскладе. Пусть тебя совесть не мучает. Это то, что нам бы предполагалось на три дня.

– Шесть банок консервов? Да одна банка на завтрак на четверых идет!

– И что теперь? – спросил, вздергивая бровь, Михаил.

– Кто-то голодным останется.

– Да, – кивнул Михаил спокойно.

– И?.. – вопросительно посмотрел Роман на спутника.

– Не-а, мне не стыдно. И тебе не должно быть.

– Почему?

– Стыдно тому, у кого видно. А ни у тебя, ни у меня, извините… да и вообще, они нас больше никогда не увидят.

– Ты брось… При чем тут это?

Уставший от идиотизма друга, Михаил открыл первую банку своим карманным ножиком и невинно поинтересовался:

– Ты будешь?

У Романа, не евшего со вчерашних шести вечера, невольно рот наполнился слюной. А уж когда Михаил нацепил на лезвие огромный кусок сайры и отправил его в рот, так слюни у Романа чуть по подбородку не потекли. Более он не ждал. Взяв из рук Миши нож, он тоже стал наяривать и с виной посмотрел на друга, когда банка закончилась. А Мишка, гаденыш, улыбался. Отобрав у Романа нож, он вскрыл следующую банку, а после этого и компот. Поев, курсанты завалились на траву и очень скоро, пригретые таким редким в последние дни солнцем, уснули.