Мы – силы, стр. 127

– Так скоро же выходим…

– Ничего страшного. Пусть греются. Перед уходом потушите. А можете и не тушить.

– Хорошо, – ответил Кондрат и отдал распоряжение своим.

Ринат, убедившись, что пленники, по крайней мере, не околеют раньше срока, собирался уйти в машину и вернуться к штабу, но Кондрат попросил отойти с ним на пару слов. Удивившись такой просьбе, Ринат отошел с Кондратом за бойцов оцепления и спросил в чем дело. Кондрат, который и раньше не больно нравился Ринату, изобразил на лице такую улыбку, от которой Рината чуть не взорвало изнутри. Взвинченный разговором с Улемом, он хотел просто съездить по этой улыбающейся физиономии, вместо того чтобы выслушать, что скажет новый командир взвода, причем наверняка его батальона.

– Ты бы, Ринат, попроще себя со мной вел, а? – странно елейным голосом сказал Кондрат.

Ринат, моментально очистившись от эмоций, холодно сказал:

– Не понял, боец.

– Хе-хе… – ухмыльнулся Кондрат. – Да чего ж тут не понять. Ты меня, кажется, забыл?

Напрягая память, Ринат искренне пытался вспомнить, где и когда он мог видеть этого урода.

– Не помнишь… – резюмировал Кондрат. – Так я напомню. Это ты нас расстрелял тогда… Забыл? Когда вы дали уйти раненым этим. И Ханину в том числе. О-о-о-о-о… вижу, вспомнил… Так что давай-ка ты со мной попроще. Хорошо? Мы же, так сказать, не чужие уже друг другу люди. Не поверишь, как я тебе благодарен, что ты не добивал никого там… А то лежать бы мне там в лесочке… гнить… А так я вот он, живехонек.

Ринат, чувствуя, как от непонятного страха у него сжимается мошонка, еле владел собой. Вот это подстава. Он уже и думать забыл про тот случай… А тут вот… на тебе. Кондрат все таким же тихим и чуть насмешливым голосом продолжал:

– Так что ты это… когда командуешь мной… просто помни о том, сколько нас вместе связывает. Хорошо? А то некрасиво получится… Да. И ты меня перевел бы куда… в место потеплее, а то, как ты правильно заметил, не май месяц. Ну что ты зыришь-то? Неужель ты меня, спасителя всей вашей авантюры, столько помогавшего вашему штабу и разведчикам, тут пристрелишь? Дураком не будь. Ты же никогда в жизни не отмажешься. Так что успокой ручонки, что к пистолету тянутся… Хорошо?

Ринат вдруг понял, что у него действительно рука непроизвольно к пистолету тянется. Больше того, она уже лежит на рукояти. И вдруг Ринату стало так спокойно и так хорошо от осознания оружия под рукой… Он даже не думал больше ни о Кондрате, ни о холоде, ни о том, что вообще-то пора трогаться скоро. Он достал пистолет и, изучая его красивую форму, мягко большим пальцем снял оружие с предохранителя.

– Дурака не валяй, – продолжая улыбаться, сказал Кондрат. – Я тебе не враг, ты мне не враг. Мы друг друга прикроем если что. Возьми меня к себе адъютантом. Я тебе пригожусь. Ну что ты злишься-то?

Но Ринат не злился. Он поднял голову, оторвал взгляд от оружия и посмотрел с улыбкой на Кондрата. Кондрат, уже старый и матерый, верно истолковал эту улыбку. Но сделать или исправить что-либо было поздно. Три раза в упор выстрелил Ринат в него, разорвав тому живот. И на выстрелы, и на последующий вой Кондрата обернулись все без исключения. А Ринат стоял, не замечая этих взглядов, и наслаждался неудержимым криком боли Кондрата. Дав тому помучиться с минуты три, Ринат выстрелил ему в лицо. Пуля, выбив кровавый всплеск из глаза, вошла в мозг.

Убрав оружие, Ринат повернулся и, не оборачиваясь, направился к пленникам. Оборачиваясь к бойцу из взвода Кондрата, он сказал:

– Из обоза достать одежду. Пуховики и прочее. Выдать женщинам. Да и мужикам выдавайте. Они нам живые нужны. Ясно? Выполнять! А то сейчас, как твой командир, за невыполнение приказа пулю схватишь. Вы у меня научитесь дисциплине! Костры сильнее разжечь. Бегом, вашу мать!

Только через неделю, когда Ринат со своим отрядом пришел на место сбора после «похорон» Романа, Улем спросил у него:

– Ты совсем озверел уже? Мне сказали, что ты там Кондрата расстрелял за невыполнение какой-то ерунды?

– Какого Кондрата? – деланно изумился Ринат.

– Ну того, который вам помогал. Который в городе устраивал диверсии, пока вы под стенами топтались.

– Что, действительно, это он был? А я смотрю, какое-то чмо передо мной пальцы гнет при бойцах простых и меня пытается жизни учить. Я ему раз сказал. Два сказал. Ну не понял, его проблемы. – Ринат пожал плечами, нисколько не смущаясь подозрительного взгляда Улема.

– А чего он выделывался? – спросил Улем. – Что ты такое ему приказал?

– Улем… веришь, нет… не помню уже… – с кристально честным взглядом ответил Ринат. – Кажется, одеть и обуть пленников на переход.

Улем покачал головой и сказал:

– Ну это мне и так сказали. Я думал, ты что добавишь. Ладно, мне уже передали, что вы Ромку похоронили. Чего уж теперь этот Кондрат… Сильно разбился?

– Еле узнали, – кивнул Ринат.

Улем покивал и сказал:

– Вот ведь. Мне удачу приносил, а себе нет…

– Такое всегда… Точнее, так всегда, – непонятно почему сказанул Ринат.

Хозяин посмотрел на него и сказал задумчиво:

– Да уж. По-другому я не видел. Ладно, иди. Отдыхайте. И вечером приходи ко мне. Помянем его.

Ринат, когда вышел от Улема, думал о том, что ведь и у Улема есть армия, но нет никого близкого… Наверное, так и должно быть. Наверное, это НОРМА быть одному. Быть одиноким в этом мире Нового порядка.

Эпилог

1

Майор морской пехоты склонился к доске и прочитал:

– Ханин, Рухлов… Да, точно, это они. Данила, смотри, что тут еще намалевано. Прочитай.

Молодой лейтенант ускоренного выпуска того года тоже склонился к доске и прочитал:

– «Расстреляны. За мужество и храбрость мы отдаем честь салютом. Если бы они были с нами, мы бы завоевали мир».

– Нет, ну вот козлы, – сказал майор. – Бандиты бандитам честь отдают и салюты палят.

Данила ничего не сказал, а майор продолжил, обращаясь к третьему присутствующему:

– Ну что, мичманенок?! Видишь, тебе еще повезло, что ты жив… – Майор посмотрел на заплаканное лицо пленника и отвернулся. – Баба!

Серов плакал навзрыд. Скованными наручниками руками он размазывал по лицу грязь и слезы. Он, может быть, и завыл, но при этих отморозках, морских пехотинцах, он боялся, что его опять изобьют. Лейтенант посмотрел на него и промолчал. Только он отошел от могил, двумя рядами тянущихся вдоль дороги, как мичман подполз на коленях и просто лег всем телом на поваленную майором доску.

На себя ему было плевать. Его обещали расстрелять, но оставили в живых, содрав погоны и отобрав кортик. Пока еще только условно. Но приговор суда будет жесток, и он это знал. «За бандитизм». Никто не хотел разбираться. Все хотели только одного – прийти и покарать разошедшихся бандитов, обнаглевших настолько, что у власти еще и помощи для борьбы с другими бандитами просят.

К могилам подвели несколько грязных жителей, что до этого ожидали в стороне.

– Ну, кто такие? – спросил майор у старшего.

– Я врач, – почти плаксиво сообщил тот. – Я хирург! А это мой сын и его невеста…

– Вы забыли сказать, что вы еще и еврей, – глухо сказал майор, смотря на стоящую перед ним на коленях троицу.

Врач с тоской глядел на начищенные ботинки майора и молчал.

– Я юдофоб, знаете ли… – проговорил майор и добавил: – Вам надо многое мне рассказать, прежде чем я решу, что с вами делать.

Врач кивнул и сказал:

– Я готов…

– Вы были здесь, когда все это произошло? – спросил майор, указывая на развалины города.

– Не здесь… недалеко. Но мы все видели и знаем, – поспешно сказал врач.

– Ну и что же тут произошло? Данила, заткни эту бабу!

Лейтенант аккуратно поднял скованного Серова и отвел его, рыдающего, подальше.

– Тут война была! – сказал хирург, обводя рукой горизонт.