Слово о слове, стр. 40
Да, это так: уже само появление человека на свет сопровождается страданием, но именно страдание – суть подлинное имя тому, что кладет начало добру. Наверное, боль, сопровождающая всякое физическое действие, и в самом деле необходима для воцарения всего того, ради чего оно предпринимается. Запечатленная ли в Евангелиях искупительная жертва Спасителя, апокриф ли Мастера – парафраз именно этой вечной скорбной истины. Как знать, может быть, до поры даже существует и какая-то пропорциональная зависимость между степенью ее концентрации в мире и величиной лишь через нее обретаемой человеком благодати. Наверное, сначала мир должен переполниться болью, чтобы, наконец, она отозвалась не только в тех, кого вздергивают на дыбу, но и в сердцах тех, кто праздно глазеет на вершимое действо со стороны. Савонарола отказался взойти на пыточный костер, и – может быть, во многом именно этим – сгубил себя: не знающий пощады к другим, не вправе рассчитывать на снисхождение тех, кого он вел за собой. Но с ним тотчас же сгинуло и все проповеданное им. Меж тем, неисчислимые жертвы первохристиан сумели сломить даже всевластную государственную машину необъятной мировой империи. Самосожжения старообрядцев оказались недостаточны для вразумления новоявленного Антихриста-Петра. Но кровавая волна террора, захлестнувшего восставшую Францию, заставила содрогнуться от ужаса даже его духовных отцов, и создатели революционных трибуналов сами пошли на эшафот только для того, чтобы остановить его. В "Докторе Живаго" у Пастернака есть образ жертвенной свечи, которой в начале ХХ столетия вспыхнула многострадальная наша Россия, может быть, во искупление грехов целого мира…
Без исключения все вершимое человеком обретает функции знака, а значит, даже независимо от его воли, все то сокровенное, что двигало им, органически включается в тот неосязаемый единый вселенский процесс, результатом которого является формирование и духовного облика целых поколений, и души каждого из нас. И вот, наконец, пробуждение ли совести, становление ли нравственности – разные имена в сущности одного и того же – кладет начало какому-то новому этапу в развитии Вселенной. И если находящегося во власти родового сознания – и родовой морали – человека способен остановить только стон истязаемых толпищ, то новозаветную душу потрясает боль одного.
И теперь уже не материал, не формы, не объемы той вещественности, в которой воплощается сокрытое от внешнего взгляда движение новопробужденной человеческой души, оказываются решающим в знакообразовании. Поражающие воображение смертного пирамиды египетских фараонов и тихое "Remember!" низложенного английского венценосца, запечатленное клинописью ассирийских царей ниспровержение великих империй, и незаметная вязанка хвороста, принесенная на костер во имя спасения заблудшего какой-то благочестивой старушкой… истребление в водах всемирного потопа всего незадавшегося человеческого рода и принесение в жертву Одного – что больше?
Сопровождаемое сотрясением земной тверди и затмением солнца распятие Богочеловека – и в сущности мало кем замеченная казнь мало кому известного бродяги-Иешуа, что в самом деле покоится в действительном основании той легенды, которая положила начало нравственному обращению целых народов?
Исполненное совестью, незримое движение человеческой души, тихое слово – есть ли что более действенное в этом мире?…