Голубая ива, стр. 54

— Вызовите полицию! — крикнул он испуганным голосом.

Артемас хлопнул дверью и резким движением швырнул телефонную консоль на пол. Гранд отпрянул, вытянув руки вперед:

— Средства массовой информации сели на нас обоих. Нам обоим не нужны скандальные публикации.

Артемас саркастически улыбнулся:

— Правда для меня не является скандалом. Я буду чертовски рад узнать правду, которая станет достоянием общественности.

Коренастая фигура, выдающиеся челюсти и дергающиеся уголки рта придавали Гранду какое-то сходство с бульдогом. Плоское бледное лицо было измождено неделями бесконечного стресса, тонкие каштановые волосы торчали в разные стороны. Крепкие жилистые руки под закатанными рукавами рубашки выдавали в нем человека, получившего профессию через грязь и пот фанатичных мечтаний. Но были здесь и фотографии в рамках, где Гранд был заснят с общественной элитой города, и ключи от «мерседеса» на столе.

— Тебе не мешало бы поменять свои амбиции на честность. — Артемас швырнул ключи от машины в пепельницу. — Потому что теперь ты потеряешь все. Как тебе тюремная жизнь? Подумай.

— Говори с моими адвокатами. Я тебе ничего не скажу.

— Тогда просто послушай. Слушай, сукин ты сын.

Артемас достал пачку сложенных бумаг из пиджака и бросил на стол.

— Вот копия заключения Эвери Рутгерса, получена сегодня утром. Видимо, совесть спать не дает, не говоря уж о том, что он перепугался насмерть, того и гляди в штаны наложит. — Артемас подался вперед. Слова звучали гладко и холодно. — Твой инспектор по контролю качества признался, что бетон, используемый в перекрытиях моста, считался непригодным.

Гранд зашатался словно от резкого порыва ветра, руки его бессильно упали, потом, с трудом овладев собой, он прошипел:

— Это неправда. Убирайся вон. Мои адвокаты…

— Он утверждает, что сказал тебе, как только обнаружил это. А ты велел ему держать язык за зубами, если он дорожит работой. Когда он поднял вопрос снова, ты сказал, что архитекторы посчитали это несущественным. Мол, все это ерунда.

Гранд начал медленно оседать, цепляясь за спинку кожаного кресла. Он выпучил глаза и стал хватать ртом воздух.

— Это не доказательство.

Артемас положил на стол еще один документ.

— Был сделан анализ структуры бетона. Рутгерс оказался прав. Посмотри заключение.

— О Боже! — Гранд застонал, обхватив голову руками.

Артемас испытывал к этому негодяю такую жгучую ненависть, что уже почти не контролировал себя. Он жаждал обхватить горло этого человека руками — он уже чуть ли не ощущал пальцами его жилы и хрящи. Он уже видел смерть, предательство и испуг в застывшем взгляде Гранда.

«Нет. Нельзя. Пусть сначала ответит».

— Как же ты допустил, что Стокмен и Портер не узнали, что ты лишил их проект структурной безопасности?

Гранд исподлобья смотрел на него. Двое из охраны здания ворвались в офис, ругаясь, оттащили Артемаса. Обвисшее лицо Гранда исказила гримаса. Злость, затем ее сменила печаль.

— Они все знали, — цинично бросил он. — И дали согласие.

Слова его прозвучали подобно грому средь ясного неба. Артемас отпрянул. Охранники вынуждены были держать его крепче. Его обуяло смятение.

«Пусть он лжет, но не позволяй вмешивать в это Ричарда Портера».

В висках стучало. Вдруг рядом послышался тихий, озабоченный голос Майкла.

— Джордж позвонил по мобильному телефону, когда ты пошел в отель, — объяснил Майкл. — Я тут же приехал. — Он свирепо сбросил руки охранников. — Проклятие, пусть они уйдут.

Майкл закашлял, но все еще продолжал бороться. Один из охранников повернулся и ударил его локтем в грудь.

Артемас рванулся, одного ударил кулаком в лицо, другого отбросил в сторону. Майкл, тяжело дыша, наклонился, одной рукой расстегивая летный пиджак и роясь под белым свитером.

— Я в порядке, — сказал он, когда Артемас обнял его.

Он вытащил ингалятор и выпрямился, еле сдерживаясь, чтобы не закашляться. Отдернул руку от Артемаса:

— Я в порядке!

Грудь Артемаса вздымалась так же часто. Он повернулся к Гранду.

— Я не верю тебе.

Гранд поднялся, словно подвыпивший боксер, держась за край стола и раскачиваясь; его мстительный взгляд сверлил Артемаса.

— Еще как поверишь! Один я в ад не отправлюсь. Пусть Лили Портер расскажет тебе то, что знает. Спроси, почему Стокмен, ее муж и я все были под конец доведены до умопомрачения. А потом живи с этой правдой!

Двое полицейских вбежали в комнату и остановились.

— Уберите отсюда этих ублюдков! — крикнул Гранд, указывая на Артемаса и Майкла.

Артемас предупредительно поднял руку. Ужасная смерть стала жестокой действительностью.

«Уходи. Возьми Майкла в отель, окажи необходимую помощь. Поезжай к Лили. Заставь ее говорить».

Глава 18

Стук низких голубых туфель был самым громким звуком, который Лили когда-либо слышала; с каждым шагом она приближалась к дверям больничной палаты, где лежал Джеймс Коулбрук. Один раз Лили уже была здесь. Вроде бы через неделю после похорон. Почти полтора месяца назад. Словно прошла вечность, а иногда кажется, что все это случилось только вчера. На этот раз она уступила настоянию тети Мод.

Лили вспомнила, как стояла у кровати, молча смотрела на него. Она пришла в ужас, увидев маленькие прозрачные трубки, бегущие из-под простыни к желтоватому мешочку, прикрепленному к низкой спинке кровати; его перебинтованная нога висела на каких-то ремнях. Лицо молодого человека до сих пор у нее перед глазами — спящее, мертвенно-белое, с копной волос такого же цвета, как у старшего брата. Он очень сильно напоминал Артемаса — такие же выдающиеся скулы, такой же резко очерченный рот, но его черты были менее выразительны и более изящны.

Тогда единственным человеком в комнате была его жена, которая поднялась со стула и тихо подошла к Лили. Миссис Портер, глядя сверху вниз в ошеломленное милое лицо, протянула руку Элис Коулбрук. Их беседа состояла из сочувствий и тайных слез. Сколько времени они так простояли — рука в руке, наблюдая за спящим Джеймсом, вряд ли кто-нибудь из них мог сказать точно.

Она прошла через открытую дверь в коридоре, в висках у нее стучало. Тело отзывалось на душевное волнение, причина которого оставалась необъяснимой; все было похоронено слишком глубоко. Она, конечно, чувствовала физическую боль, но мысли текли вяло, почти лениво. У палаты Джеймса она через дверь услышала женские голоса. Потом приглушенный — мужской.

Надо довести до сведения этих людей, что нет никаких причин подозревать Ричарда.

Лили внимательно оглядела себя. Прямая темная юбка, белая блузка. Черные чулки, голубые туфли. Синяя сумка на плече. Широкое золотое обручальное кольцо и большой бриллиантовый браслет. Ногти коротко подстрижены. Длинная коса перехвачена черной лентой.

Респектабельная внешность придала ей уверенности.

Она постучала в дверь. Пожалуй, слишком вежливо, словно она обращалась по делу о перенесении цветов или корзины с фруктами. Лили выпрямилась и вошла в комнату.

Наступила гнетущая тишина. Их лица мелькнули в ее сознании подобно быстро сменяющимся слайдам. Кассандра. Темный акцент. Худая как тростинка. Стоит. Элизабет. Блондинка. Приятная, округлая фигура. Стоит. Элис. Деликатная. Сидит на краю стула.

У Лили перехватило дыхание. Наконец Джеймс. Никакого ремня. Никакого катетера. Белая подушка лежит параллельно гребню его правой ноги под простыней. Он сидел, опираясь на ослепительно белую подушку. Куртка черной шелковой пижамы свободно болталась на его мощных плечах.

Лицо было бледным и злым.

— Я полагаю, — сказал он низким голосом, — до сегодняшнего дня у тебя не хватало мужества посмотреть на калеку.

Будто какая-то невидимая рука придавила ее грудь к позвоночнику. Лили посмотрела на него в смутной агонии, борясь с прерывистым дыханием.

Элис тотчас вскочила.

— Джеймс, она уже приходила. Я же говорила тебе.