Физиологическая фантазия, стр. 30
Марк толкнул эту дверь и зажмурился от ослепительных солнечных лучей. Он стоял посреди стеклянного многоугольного здания, загроможденного мешками и брикетами.
Он узнал это здание: оно находилось на окраине Северного Чертанова, рядом с Битцевским лесопарком. В микрорайоне была проведена система вакуумного мусоропровода, который поставлял отходы на перерабатывающую подземную станцию. Вход на станцию осуществлялся именно через странное стеклянное строение, предназначение которого оставалось для Марка непонятным в течение долгого времени.
И вот теперь он стоял среди расфасованных отбросов, к которым попал прямехонько из невероятной пещеры, заполненной гипертрофированными человеческими органами.
Он не понимал ничего из того, что с ним произошло: ни как он оказался в пропасти, направляясь в обычный гараж, ни что это за пропасть, ни как его вынесло на эту индустриализованную помойку. В первые минуты после возвращения на землю он был не в состоянии думать. Постоял немного, пока глаза не привыкли к свету, и, пошатываясь, побрел на волю.
На выходе его окликнул невесть откуда взявшийся дежурный – наверно, брат-близнец того, который сторожил дверь в гараж:
– Вы кто такой?
– Я муж Фаусты Петровны, – автоматически повторил Марк пароль, по которому ему уже удалось один раз пройти.
И правда, охранник отступил, пропуская его. Даже не сказал: «Блин, это ж надо!»
И Марк потащился к дому, размышляя о том, откуда на фабрике по переработке отходов может быть известно имя Фаусты Петровны. Мысли крутились и разбегались в его голове, образуя бредовые цепочки вроде: «Отходы... Фауста Петровна... Отходы Фаусты Петровны... Это завод по переработке отходов Фаусты Петровны». В соответствии с логикой этого бреда отходы производились теми огромными физиологическими отростками, которые он видел внизу, в пещере. И эти чудовищные органы тоже принадлежали Фаусте Петровне, но не той, прежней, которую волк растерзал на берегу озера. И не новой Фаусте, на которой Марк был уже три года женат. Наверно, была какая-то третья, страшная и огромная Фауста, Фауста-глыба, Фауста-скала, каменный кишечник которой переваривал и выплевывал тонны расфасованных экскрементов. И именно к ней – туда, в недра ее заплесневелой поджелудочной железы – и вел тот спуск, неведомым образом соединявший все происходящее в одно целое.
Иногда Марк начинал надеяться, что все это дурной сон, навеянный излишним возбуждением. Он даже пробовал убеждать себя: конечно, это ерунда, это всего лишь сон, а доказать это совсем просто. Он же сделал множество фотографий в подсвеченной пещере, неизвестно откуда взявшейся под подземным чертановским гаражом. Если ему не удастся их распечатать – а это казалось совершенно невероятным, – значит, этого не было и пещера только привиделась ему вследствие плохого пищеварения. А уж все остальное, логически вытекающее из пещеры: завод по переработке отходов Фаусты Петровны, коричневая жирная упругость ее каменной печени и зеленовато-рыжий, с черными разводами мочевой пузырь – было только диким, бредовым развитием этого сна.
Поэтому, вернувшись домой, Марк даже не стал отдыхать, а немедленно бросился к компьютеру. Заправил в принтер фотобумагу. Долго возился с фотоаппаратом, лихорадочно щелкал мышью: от нетерпения тряслись руки. Наконец, принтер заработал.
И из него полезли четкие глянцевитые фотографии: букеты сталактитов, граненая центральная колонна.
Капли влаги, стекающие по наростам на стенах пещеры.
Марк долго разглядывал полученные фотографии. Щупал толстую блестящую бумагу, словно не верил в реальность их существования.
«Что это? Зачем это?» – отчаянно кричал голос внутри него, по истеричности схожий с давно забытыми, режущими воплями: «туда-а»... Как же это было? Да-да, вот: «туда, туда-а»...
Но куда – туда? И почему?
Почти автоматически Марк открыл поисковую систему «Google» в Интернете и набрал на клавиатуре: «пещеры». Поплыли тысячи запутанных малоинтересных ссылок.
Нет, не то.
Он стер слово «пещеры» и напечатал первое попавшееся, что пришло ему в голову: «Самая красивая пещера в мире».
И первый же файл, открывшийся перед ним, ясно представил его взору знакомую картину: золотисто-розовая подсветка, центральная башня, капли воды, стекающие со сталактитов. Только узкая дорожка с перилами заполнена туристами, восхищенно глазеющими по сторонам.
Под фотографией подпись: «Самая красивая пещера в мире, Авен Арман, находится в Центральной Франции, на плато Межеан, в местах, прославленных зверствами Жеводанского чудовища».
Вот так: ветер свищет над высотами бескрайнего Межеанского плато, и несет снежную поземку, и воет, и плачет среди серых каменных распятий, стоящих вдоль редких дорог. И крадется, и жмется к земле неведомый полосатый зверь: прыжок – крик – кровь прыскает фонтаном на придорожный крест – один из паломников уже не дойдет до края земель, туда, туда-а... Его жизненные соки стекут вниз, в изрытую подземными дырами землю, где глубоко-глубоко спрятана пещера Авен Арман, в которой Марк побывал сегодня утром.
Марк преодолел расстояние в три тысячи километров, которые отделяют Москву от Жеводана, спустившись по лесенке в чертановский гараж. Он обошел вокруг пещеры Авен Арман, – в которой не было ни единого туриста, как в те времена, когда по плато рыскал Зверь, а крестьяне боялись даже приближаться к «бездонной чертовой дыре», – и поднялся на свет божий через завод по переработке отбросов.
Он хотел улучшить свою семейную жизнь. Хотел исправить взаимоотношения с женой, наложить на отвисший второй подбородок стареющей любви подтягивающую «маску-повязку». Но вместо этого он неосторожно подошел вплотную к чему-то влажному, скользкому и опасному, и проклятая живая машина засосала его внутрь, пропустив через свои отталкивающе-красивые внутренности, озаренные золотисто-розовым светом пищеварения.
Глава четвертая
ШПАТЕЛЬ ИЛИ ТУПАЯ СТОРОНА НОЖА?
Отвращение, которое Марк испытывал к своей утренней экскурсии, было таким, что за весь вечер он не смог проглотить ни кусочка. Ему нужен был ответ, словно капризный ребенок внутри него требовал немедленной разгадки предложенной головоломки. Ответ простой и однозначный: «так или этак», «да или нет», – как в Таниных беседах с клиентками, которым та объясняла, чем лучше накладывать на лицо густую косметическую маску, лопаточкой-шпателем или тупой стороной ножа.
Но ответ так и не пришел.
С тошнотой в горле и с тоской в мыслях Марк лег спать, не дождавшись жену. Та вернулась поздно – он слышал это сквозь обволакивающую дрему, – долго возилась в ванной, готовилась и наконец легла в постель. Марк пододвинулся поближе и ухватился за нее обеими руками. Тело под его ладонями оказалось горячим, мягким и упругим: никаких следов бурой каменной печени или заплесневелой зеленой селезенки.
Доктор что-то буркнула недовольно, потянула на себя одеяло, оголив натруженные за день Марковы ноги, – они так и остались торчать на холоде, непокрытые и беззащитные, – и тоже уснула.
Но выспаться супругам было не суждено. Едва в окне забрезжил дымчатый рассвет, пахнущий предосенними горькими травами, как в дверь позвонили.
И не просто позвонили.
В дверь звонили, стучали и ломились. Такого в стеклянном пентхаусе не случалось с той памятной ночи, когда зверь загрыз старую Фаусту Петровну, а Таня потеряла девственность и стала женой Марка.
От шума Марк немедленно проснулся и стал трясти доктора за плечо:
– Таня! Таня, вставай! Что-то случилось.
Он тряс ее до тех пор, пока не заметил, что молодая женщина лежит в кровати с открытыми глазами, упершись пустым невидящим взглядом в белесый рассветный сумрак.
– Таня! Господи, что с тобой? – спросил он и попытался заглянуть ей в глаза, но в этих глазах, непрозрачных и карих, по-прежнему виднелось только что-то непонятное: то ли черт, то ли черта. Непроницаемо-темные зрачки не отражали дневного света.