Физиологическая фантазия, стр. 28

Марк не без труда нашел могилу Фаусты Петровны среди десятков рядов одинаковых надгробных плит. Перед могилой стояла зеленая скамеечка. Марк сел на нее и, подперев рукой начинающую лысеть голову, стал грустно смотреть на стандартный памятник.

Единственной нестандартной деталью на нем было отсутствие фотографии: в завещании Фауста упомянула и о том, что не желает, чтобы на ее надгробии была фотография. Но несмотря на это – а кто его знает, может быть, именно благодаря этому? – от памятника веяло чем-то милым, простым и теплым. Как ни странно, как раз эти черты полностью отсутствовали в характере покойницы при жизни. А теперь от могилы исходила нежность, почти обожание, словно душа умершей глядела на Марка широко раскрытыми от изумления глазами.

Он даже забыл о тяготах своего путешествия к ней. Ему стало хорошо: он сидел на зеленой лавочке и печально улыбался нежной усопшей. Он мог бы просидеть так еще очень долго, если бы не шумная компания, расположившаяся на лавке в соседней аллее. Молодые люди громко разговаривали и, кажется, пили пиво. Еще они включали современную музыку на разболтанном кассетном магнитофоне.

Сначала Марк был вынужден прослушать песню «О, маленькая девочка со взглядом волчицы!» А потом компания полностью перешла на репертуар Глюкозы.

«Ты запутался во мне, как муха в паутине, – верещала Глюкоза на все кладбище. И дальше: – Ты во мне, а я в тебе, как опий в наркомане...»

Когда началась песня: «Я буду вместо, вместо, вместо неё твоя невеста, честно, честное ё», Марк не выдержал и встал со скамейки.

Он шел к выходу, а в спину ему неслось: «Я буду вместо, вместо, вместо неё – твоя». И Марк искренне не понимал, кто должен стать вместо кого. И кто запутался в ком, как муха в паутине, и кто кого отравил, как опий наркомана.

А еще он не знал, кем была маленькая девочка со взглядом волчицы. Но мысли об этом были столь неприятны, что Марк насупился и сильно нахмурил лысеющий лоб. И между бровями у него обозначилась глубокая вертикальная складка – «морщина гордецов», как говорят косметологи.

Вернувшись домой, он приступил к выполнению второй части полученного задания: порылся в библиотеке Фаусты, достал толстый Мишленовский атлас с надписью «Франция» и погрузился в изучение карт. Жеводан и Маргериду он отыскал довольно быстро, а вместе с ними и соседний Аверон, и Обрак, и все другие области, объединенные в департамент «Ущелья Тарна». Испытывая давно забытое удовольствие, он водил пальцем по картам, прокладывая воображаемые маршруты.

Вот уже три года как Марк забросил исследования о Звере. А ведь тот обитал именно в этих местах! Умиляясь своему прежнему научному рвению, Марк вглядывался в карту: он не помнил почти ничего из этих географических названий. Три года физиологического существования и снов на левом боку начисто стерли их из его памяти.

Зато теперь он открывал их для себя с новым интересом: скоро начнется новая жизнь, и он поедет туда с женой, красавицей Таней. А что такого? Ездят же другие, например, в Милан или в Таиланд. Вот и они с Таней поедут путешествовать. У них много денег, они могут себе это позволить. А то сколько можно, в конце-то концов, безвылазно сидеть в Северном Чертанове? Вернее даже, не сидеть, а лежать в кровати.

Правда, чем больше Марк произносил про себя эти старые-новые географические названия, тем более странное чувство его охватывало. Как-то подозрительно они звучали: мягко говоря, не совсем по-французски. Вот замок Ганг, например. Как французский замок стал называться Ганг?

А дальше – деревня Святая Африка. И Святой Рим. И еще деревня Персия, а чуть дальше на юг вообще поселения Москва, Вифлеем и Лондон.

«Что это за бред? – думал Марк. – Откуда в глухой французской глубинке взялись столь экзотические названия, да еще в таком количестве? И почему раньше, читая эту карту, я ничего подобного не замечал?»

Он даже не поленился полезть в книжный шкаф за путеводителем, но нашел объяснение только для названия «Лондон». «Оно происходит от кельтского слова «lund» – «болото»», – кратко и без эмоций объяснялось в путеводителе.

Выходит, просто случайное совпадение.

Но как-то их слишком много.

«Наверно, раньше я их не замечал», – решил для себя Марк, – потому что думал только об истории со Зверем, а на все остальное просто не обращал внимания.

Он снова взялся за карту, но дальше дело пошло еще хуже. Перед глазами всплыла Пустыня святого Гильома и в ней – улица Край Света. За Пустыней и вовсе значилась долина Инфернет.

Увидев слово Инфернет, Марк даже рассмеялся, когда представил себе то количество каламбуров, которое можно было бы сейчас придумать по поводу Интернета. Но заниматься этим не стал: лень.

Отложив карту, он прикрыл глаза и повторил: Ганг, Африка, Рим, Москва, Лондон, пустыня, край света, Инфернет... Пресловутая Маргерида и окружающие ее области были так плотно утыканы названиями континентов и крупных метрополий, что казалось, что этот провинциальный департамент представляет собой миниатюрную модель универсума.

Кто-то сегодня ему уже говорил о модели мира в миниатюре. Наверное, Таня, кто же еще. Но что она говорила по этому поводу, и о какой модели мира шла речь, Марк не мог вспомнить, сколько ни силился. Пожалуй, надо еще раз у нее об этом спросить...

Но Тани снова не было дома: она уехала куда-то на красной машине. Обнаружив это, Марк нахмурился, и между бровями у него снова пролегла «морщина гордецов». Так, со сдвинутыми бровями и при зажженном свете он и заснул в кресле в ожидании жены, с развернутой картой на коленях.

Глава третья

МАСКА-ПОВЯЗКА

Марк проснулся только утром. Он лежал в кровати, в которой оказался неведомым ему образом, заботливо укрытый пуховым одеялом.

Он находился в спальне один: жены рядом не было.

Еще несколько дней назад Марк бы зевнул, потянулся и снова заснул, перевернувшись на другой бок. Но сейчас все изменилось: он вскочил, словно его стукнули кулаком в спину. А вскочив, второпях набросил махровый халат на обрюзгшее пухлое тело и побежал в коридор, шлепая тапками по паркету. Он успел вовремя: доктор уже собиралась уходить. Она стояла перед большим зеркалом в передней и подкрашивала губы красной помадой. На пальце у нее болтались ключи от машины.

– Привет, – сказала она, не отрывая взгляда от зеркала. – Ты что это так рано встал?

– Пол-одиннадцатого, – констатировал он, мельком взглянув на часы. Он сказал это так, словно сам удивился тому, что больше не понимает, рано это или поздно.

– Ну да, – без интереса согласилась Фауста.

– Ты куда?

– По делам.

«По каким делам?» – хотел спросить Марк, но вместо этого сказал:

– А может, вместе поедем?

– Ты хочешь ехать со мной за сырьем для косметических препаратов?

– Я? Ну да... почему бы и нет... Я хотел тебе рассказать... Вчера я нашел столько всего интересного на карте.

– Да что, другого времени не будет? – проговорила она, опять без малейшего интереса. – Завтра поговорим. Я сегодня очень занята.

– Ты что, уезжаешь на целый день?

– Да.

– А вечером?

– Я вернусь поздно, – отрезала Фауста и вышла на лестничную площадку.

– Что, очень поздно? – спросил он безнадежно, просовывая голову в дверь вслед за уходящей женой.

– Очень.

Она вошла в лифт, и двери за ней закрылись. Марк секунду простоял в нерешительности, а потом вдруг со всех ног бросился одеваться. Он натягивал джинсы и шнуровал ботинки с такой поспешностью, что у него заколотилось сердце и стало трудно дышать. Уже три года он не делал ничего в столь бешеном ритме.

Буквально через две минуты, уже одетый, он входил в лифт. Ему хотелось догнать Таню. А если не догнать, то хотя бы посмотреть, куда она идет. Марк не то чтобы собирался следить за ней – нет, подобные мысли вовсе не приходили ему в голову. Но после вчерашнего сна, оборвавшегося на короткой фразе «Всё утопить», им овладел страх, что он ей больше не нужен. И он наивно пытался снова сблизиться с ней, узнать ее, понять, чем она живет, куда ходит, пока он спит на левом боку.