История России в мелкий горошек, стр. 17

КОРОЛЯ ИГРАЕТ СВИТА

Один из исторических анекдотов рассказывает, как во время «Великого посольства» Петра I в Европу в 1697–1698 гг. в его присутствии между иностранными придворными зашел спор, что полезнее: умный государь или умные министры при глупом монархе? Ради забавы спросили мнение молодого московского царя. Петр ответил, что умный государь и помощников подберет себе толковых, а дурак – разгонит самых талантливых министров и не даст им работать.

Блеском своего царствования Екатерина II, осознававшая себя продолжательницей реформаторских начинаний Петра, была не в последнюю очередь обязана тем людям, которые ее окружали. Их уму, таланту, предприимчивости и работоспособности. На протяжении 34 лет окружение императрицы менялось, уходили те, кто не выдерживал напряжения кропотливого повседневного государственного труда или не мог устоять в политических интригах, им на смену приходили другие яркие личности, чтобы заняться новыми, чрезвычайно тяжелыми делами. Меняя «выработавшихся» сподвижников, императрица тем самым укрепляла свое собственное положение на престоле – общество чувствовало перемену и гасило нараставшее было недовольство до нового всплеска и новой перемены людей у кормила власти. Так монархия стабилизировала самое себя. В этом не было злой воли царицы, а была осознанная государственная необходимость дать стране сравнительно долгий период стабильности, который обычно обеспечивает длинное правление.

Приглядимся внимательнее к тем государственным деятелям, которых Радзинский поместил рядом с Екатериной II. И начнем с лица, на первый взгляд малозначительного, не выступавшего на первый план и не претендовавшего на роль политика. Мария Саввишна Перекусихина – главная камер-юнгфера императрицы, ее близкая подруга. С ней в комнате Екатерины читатель сталкивается раньше других.

«Пожилая некрасивая женщина входит в спальню. Это знаменитая Марья Саввишна Перекусихина – первая камер-фрау ее величества, наперсница и хранительница всех тайн… «Никого у меня нет ближе этой простой, полуграмотной женщины. Я знаю: она любит меня. В наш век, когда мужчины так похожи на женщин и готовы продать себя за карьеру при дворе, – сколько знатных куртизанов сваталось к Марье Саввишне! Она всем отказала. Не захотела меня бросить… Когда я болею, она ухаживает за мной. А когда она болеет, я не отхожу от нее. Недавно мы заболели обе. Но она лежала в беспамятстве. И я в горячке плелась до ее постели… И выходила! Ибо коли она помрет – у меня никого!»

Мария Саввишна была не «простой женщиной», а небогатой рязанской дворянкой и родилась в 1739 г., т. е. к моменту действия книги ей около 35 лет. Камер-фрау она тоже не стала, т. к. замуж не выходила, и это автору известно, а приставка «фрау» означает замужнюю женщину из прислуги императрицы. До конца лет Мария Саввишна так и проходила в юнгферах, т. е. в девушках. О Перекусихиной говорили много дурного, т. к. она больше других была посвящена в личные дела императрицы. Но держала себя Мария Саввишна с большим достоинством. В день смерти Екатерины II она показала себя не придворной, мечущейся от старого государя к новому, а настоящим другом умирающей. «Твердость духа сей почтенной женщины привлекала многократно внимание всех бывших в спальне, – писал о ней граф Ф.В. Растопчин. – Занятая единственно императрицей, она служила ей так, как будто ежеминутно ожидала ее пробуждения, сама поминутно подносила платки, коими лекаря обтирали текущую изо рта материю, поправляла ей то руку, то голову, то ноги». После смерти госпожи Перекусихина тихо доживала век в своем петербургском доме, ее рассказы о царствовании Екатерины II, записанные современниками, очень интересны, но ни в одном из них она ни словом не коснулась личных тайн хозяйки. Полагаем, что такая человеческая преданность заслуживает большого уважения.

Следующим персонажем, с которым знакомит читателей Радзинский, является генерал-прокурор А.А. Вяземский. С его описанием дело обстоит гораздо труднее. Вот как рассказывает о нем писатель: «Екатерина подписывает бесконечные бумаги, когда появляется человек средних лет, приятный, спокойный, предупредительный. Это Александр Алексеевич Вяземский. Он из новых, исполнительных бюрократов.

Генерал-прокурор. Душа ретроградной партии, ненавистник реформ и враг всякого иностранного влияния. Он таков, ибо этого хочет императрица, чтобы иметь противовес графу Панину, любителю реформ и стороннику иностранного влияния. Екатерина любит равновесие…

Москва, Коломенское, девять утра. Екатерина беседует с князем Вяземским. Это их обычная утренняя беседа. Беседа «исполнительного» человека с императрицей: она говорит, а князь Вяземский молча кивает или издает восхищенные восклицания, вроде: «Ну, точно, матушка! Точно так, матушка государыня!»…

Князь Вяземский преданно служил своей государыне тридцать лет. Он настолько сделался безгласной ее тенью, что перестал реально существовать для нее. Когда по болезни он ушел в отставку и вскоре умер, она даже не потрудилась сделать вид, что огорчена. Она попросту не заметила этого события. Она выбросила князя из памяти, как старую перчатку».

Скажем сразу, что никакой «ретроградной» партии при русском дворе того времени не существовало. Вот бы удивились современники, узнав, что нарочито устраняющийся от участия в любой придворной группировке князь Вяземский, которому и по должности-то положено стоять над любыми политическими блоками, является главой «партии» да еще противостоит Н.И. Панину. Панинская, или «прусская», партия имела другие противовесы – сначала «русскую» партию Орловых, а затем «русскую» же партию Потемкина, когда «прусская» партия потерпела поражение и временно отошла на второй план, «русской» партии стала противостоять «австрийская» во главе с А.Р. Воронцовым и П.В. Завадовским. Но все эти противоборства не затрагивали Вяземского, иначе он не смог бы 30 лет с успехом исполнять должность генерал-прокурора Правительствующего Сената. Назначая его на эту должность, императрица в секретных пунктах писала ему: «Обе партии стараться будут ныне вас уловить в свою сторону. Вам не должно уважать ни ту, ни другую сторону, обходиться должно учтиво и беспристрастно, выслушать всякого, имея единственно пользу отечества и справедливость ввиду… Я вас не выдам, а вы через выше писанные принципии заслужите почтение у тех и у других».

Должность генерал-прокурора Сената, учрежденная Петром I в 1722 г., была предназначена для осуществления постоянного «недреманного» контроля за тем, чтобы деятельность Правительствующего Сената, других центральных и местных учреждений протекала в рамках законов Российской империи. Плохи или хороши эти законы, но они должны были соблюдаться. Генерал-прокурор следил за исполнением законности в стране. Именно поэтому Екатерина II предупреждала Вяземского об опасности быть втянутым в бесконечные конфликты партий. Он же, по должности, обязан был оставаться лицом беспристрастным. Поразительно, но Александру Алексеевичу, в отличие от многих других прокуроров, это удавалось в течение всей 30-летней карьеры. Уважение к нему в обществе было очень велико.

Екатерина II долго искала подходящую кандидатуру для замещения генерал-прокурорского кресла и остановила свой выбор на неожиданном для многих кандидате. Вяземский принадлежал к очень родовитой, но еще не укрепившейся при петербургском дворе аристократической семье. Он окончил Сухопутный шляхетский корпус, т. е. получил хорошее для того времени образование, и дальше служил в действующей армии во время Семилетней войны. Вяземский не только участвовал в главных сражениях войны, но и хорошо зарекомендовал себя как тайный агент – разведчик. К концу войны он занял высокий пост генерал-квартирмейстера армии. Тут-то и обнаружились его странные, даже уникальные качества. А.В. Суворов говаривал об интендантских чинах в армии: «полгода интендантства и можно расстреливать без суда». Должность генерал-квартирмейстера предоставляла неограниченные возможности набить собственные карманы казенными деньгами, а Вяземский был не богат. Не богат и остался. О его честности и порядочности заговорили сначала в армии, потом при дворе.