Президентский марафон, стр. 81

Тем не менее чувствовал: помощники в чем-то правы. Нельзя перегнуть палку.

Резкий, жёсткий тон, но не угрозы. Это должна быть рациональная, сухая, лишённая сантиментов позиция.

А позиция наша в Чечне простая. Мы спасаем мир от международного терроризма. Мы спасаем Россию от угрозы распада.

За три дня до вылета я сказал своему «дублёру» — Путину: «Все, решено, Владимир Владимирович. Еду я».

Правку текста продолжал делать уже в самолёте.

Я знал, что от самого выступления зависит многое, но не все. По огромному опыту встреч с Клинтоном знал — он живой, открытый человек. Но когда нужно, включает холодность, сухость. Вообще же на Клинтона огромное влияние оказывает само общение.

Ещё раз внёс рукописную правку в текст выступления: «Никто не имеет права критиковать нас за Чечню».

Отдал текст Игорю Иванову и моему помощнику Сергею Приходько для доработки. Через некоторое время они вернулись, стали убеждать, что так нельзя. Я отобрал у них текст, ещё раз прочитал. «Идите, я подумаю». Утром снова перечитал и фразу оставил. Пришлось так и читать, с рукописной вставкой.

Клинтон чувствовал, что я буду резок, с первых секунд: он вошёл «неправильно», не в те двери, которые были положены по протоколу, и пошёл через весь зал, метров сто, стал здороваться со всеми, улыбаться, дал понять всем, кто в этом зале хозяин.

Я показал ему на часы: «Опаздываешь, Билл!» Он улыбнулся. Ну вот. Уже легче.

Почти кожей ощутил: весь огромный зал как будто усыпан осколками недоверия, непонимания. Начал читать текст, максимально вкладываясь в каждое слово. И понимал, что каждое слово попадает в цель.

На меня смотрели живые лица, одни осуждали, другие выражали своё полное одобрение. Ширак и Шрёдер сидели с тяжёлыми лицами. Такого напора они явно не ожидали.

И Германия, и Франция заняли по поводу чеченской проблемы наиболее жёсткую позицию. Я понимал, что оба лидера вынуждены следовать в фарватере общественного мнения в своих странах. После окончания встречи Ширак подошёл ко мне, сказал, что очень хотел бы поговорить втроём — я, он и Шрёдер. Хотя бы полчаса. Это был их последний шанс добиться каких-то уступок от России. «Нет, — твёрдо сказал я. — У нас ещё будет время».

Общая резолюция встречи в Стамбуле не обходила стороной чеченскую проблему, но главное — в заявлении не прозвучало жёсткого осуждения нашей позиции в Чечне, как это планировалось. Ширак выглядел на подписании не очень здорово. Я отказался даже от пятиминутной встречи с ним. Считал, не время. Пусть подумает о своей позиции.

Это была победа…

Важная международная победа России.

Из Стамбула летел с двойственным чувством. С одной стороны — огромная радость, что дело сделано. И сделано мной.

С другой стороны — какая-то пустота, грусть. Встреча-то, наверное, последняя.

Закончилось моё, «ельцинское», десятилетие в международной политике.

В это десятилетие дипломатические контакты нашей страны были абсолютно доверительны, тесны, подкреплены личными отношениями.

Мне удалось утвердить в дипломатии новый термин — многополюсный мир. Отношения с Японией, Индией, Южной Кореей, другими азиатскими странами были подняты на новую высоту. Особенно я рад созданию очень доверительного тона в отношениях с нашими китайскими друзьями.

С другой стороны, события последнего, 1999 года в Югославии и на Кавказе увели отношения России и Запада не в ту сторону, в какую бы нам хотелось. К сожалению, это — объективная реальность, с ней ничего не поделаешь.

И все-таки наши отношения за все эти годы успели стать принципиально другими.

Мы не собираемся состязаться в военном могуществе. Не будем держать огромную армию за пределами страны. Не станем строить свою дипломатию на силе.

Россия постепенно становится частью объединённой Европы. Об этом говорит все: политика, экономика, повседневная жизнь людей. Мы сейчас уже составная часть общеевропейского рынка, общеевропейского дома. Мы зависим от его атмосферы, живём в ней — все совсем иначе, чем это было всего 10 лет назад.

Но у этого процесса есть и серьёзные оппоненты. Есть они и у нас в России, и в США, и в Европе. Североатлантическая стратегия НАТО, то есть превращение блока в инструмент политического давления, пока игнорирует национальные интересы России.

К сожалению, эту проблему решать уже не мне, я оставляю её новому российскому лидеру.

Решать её можно по-разному. Можно было бы интегрироваться в НАТО, вписаться в европейскую безопасность как равноправный партнёр. Но в НАТО нас не ждут. В ближайшие годы этот путь вряд ли станет реальным.

Второй путь — строительство новой мощной оборонительной системы. Уже на своих границах. В перспективе — на военных базах стран СНГ, которые придётся брать в дорогую аренду. Но на этом пути есть одна серьёзная проблема — позиция бывших советских республик. Их сейчас пытаются во что бы то ни стало отрезать от России, от её влияния. В том числе и с помощью особых отношений с НАТО. Между тем миллионы граждан этих стран работают и живут сейчас в России. Экономика ближнего зарубежья получает от нас постоянную подпитку в виде товарного рынка, энергоносителей, налоговых и таможенных льгот. Такой двойной стандарт по отношению к нам абсолютно недопустим.

Возможно, оба варианта могут оказаться не взаимоисключающими. Но нащупать свой точный путь можно только в постоянном политическом диалоге, а не в изоляции. Изоляции нельзя допускать ни в коем случае.

…Я вынул из нагрудного кармана пиджака уже ненужный текст выступления. Самолёт снижается, берет курс на «Внуково». Вот и все.

Кончилось. Да, немножко грустно.

…Но я верю, что Путин не потеряет главного ориентира России — уникальность её роли в мире и вместе с тем полная интеграция в мировое сообщество.

Видит Бог, я этот ориентир никогда не терял.

ПАРТИЯ ЦЕНТРА — «ЕДИНСТВО»

После того как Владимир Путин был назначен исполняющим обязанности премьер-министра, а затем утверждён Думой на этом посту, я стал искать решение следующей политической задачи — победы на выборах.

Да, рейтинг Путина непрерывно рос. Но после парламентских выборов, на которых политологи прочили успех партии коммунистов и блоку Лужкова-Примакова «Отечество — Вся Россия», ситуация могла измениться.

Не имея на этих думских выборах близкой себе по духу, по-настоящему центристской, консервативной партии, Владимир Путин рисковал дать своим соперникам огромную фору. Любой успех сильно «накачивает», усиливает участника предвыборной гонки, тем более такой крупный, как успех на выборах в Думу.

…Но даже если парламентские выборы и не смогли бы сильно повлиять на исход президентских, что с того? Разве сможет новый президент нормально работать с Думой, строить нормальную экономическую политику, если ему по-прежнему будет противостоять оголтело ожесточённый парламент? А судя по дикой информационной кампании последних месяцев, кампании, в которой наши оппоненты прибегали к самым запрещённым приёмам, это будет именно так.

…Нет, в Думе у будущего президента должна быть наконец настоящая поддержка. Иначе Путину придётся мучиться, как мне, долгие годы. Нормальную страну без нормальных законов не построишь.

Значит, нужна партия.

Как писали газеты, которые поддерживали Лужкова и Примакова, «очередная партия власти». Да, действительно, очередная…

На первых выборах в Думу в 1993 году интересы президента представляла партия «Выбор России», организованная Егором Гайдаром и его сторонниками, демократами «первого призыва». Что казалось вполне логичным на волне событий октября 93-го, жёстких антикоммунистических настроений, связанных с неудавшимся путчем. Но как идеология власти антикоммунизм уже исчерпал себя. Людям нужен был какой-то позитив, надёжность. Увы, гайдаровские реформы были крайне непопулярны, а самое главное — Егор Тимурович не был похож на харизматического лидера. Это понимали все. И тем не менее другой партии, на которую мог бы опираться президент, у нас тогда не было.