Капля света, стр. 44
Но хуже всего было в тот вечер, когда Сергей вдруг стал рассказывать мне про Настю. Господи, как тяжело мне было! Как трудно было сдержаться, не вздрогнуть, не подать виду! Внутри у меня все переворачивалось. Слезы все-таки выступили один раз на глазах. Только я сжала себя в кулак и сказала, что это просто аллергия.
Он её все время Кнопкой называл. Я и раньше знала, что Сергей называл сестру мою Кнопкой. Но это, как оказалось, было единственное, что я вообще о них знала.
Настя ведь скрытной была. Все больше отмалчивалась или придумывала какие-нибудь небылицы. А правду о себе почти никогда не рассказывала. Я и не настаивала. Знала ее характер: все равно если не захочет, не расскажет ничего. Не знаю, может быть, отпугнула я ее тогда, в тот вечер, когда застала дома с парнем. С тех пор ни парней никаких дома не было, ни рассказов о них я не слышала. Хотя догадывалась, что они были. Я и про Сергея так и не узнала бы ничего, если бы не те фотографии. Сейчас думаю: может быть, лучше было бы, если бы не узнала?
Когда Сергей стал про Настю рассказывать, я старалась слушать молча, не перебивать. И почти сразу почувствовали: он ее помнит. Помнит и любит. Любит до сих пор… Потом он замолчал на время, видимо, вообще забыл про меня, все о Насте думал, а я, попросила его продолжить. Не потому, что хотела все это слушать — нет, наоборот, мне уши зажать хотелось, кричать хотелось, — а потому, что чувствовали: это нужно ему. Догадывалась, что еще ни с кем он о Насте не говорил так, как со мной. Я спросила у него:
— Скажи, а эта девушка, с которой ты встречался…
Я замялась, а он не дал мне договорить:
— Она не была моей девушкой. То есть в том смысле, который обычно вкладывается в эти слова, понимаешь Света? Кнопка просто моей подружкой 6ыла, сестренкой младшей…
В тот момент и случилась у меня аллергия. Я поняла вдруг, что есть, оказывается, на земле человек, который любил мою Настьку беспутную, так же сильно, как я ее любила. Вот он, здесь, рядом со мной. И сердце мое тянется к нему, только поздно уже, слишком поздно… Вытерла я свои слезы, выдавила из себя улыбку, а он дальше рассказывать стал. О том, как познакомился с ней, как она на него с дерева свалилась. Как джинсы свои в комнате у него зашивала, как они к нему на дачу ездили и еще много разных историй. И даже про картины рассказывал, которые она у нас по всей квартире развесила…
Столько времени уже прошло, а до сих пор мне туда зайти страшно. Там ведь все так и осталось, как было. Настина комната, Настины вещи в шкафу, Настины книжки — бесконечные любовные романы на полках. На следующий день после того, как бабушка от меня уехала, я поняла: слишком тяжело все это. Нашла какую-то старую газету, позвонила по объявлению, через два дня переселилась в квартиру на другом конце города. Не могу сказать, что легче мне стало. Тянет иногда вернуться домой, только я понимаю, что тоскую-то не по дому нашему, а по Насте.
Он рассказывал про картины, а потом про письма ее рассказывать стал. И про последнее письмо тоже…
Я стояла, отвернувшись. Лица моего он не видел, поэтому я закрыла глаза, зажмурилась что было силы и стала повторять про себя, как молитву: «Не надо. Прошу тебя, не надо. Перестань, иначе я не выдержу. Разве может человек выдержать — такое…»
Взяла себя в руки и сама как-то сумела перевести разговор на другую тему. Сейчас уже не помню, что я ему говорила. Кажется, про работу свою рассказывала, как тетя Наташа, мамина подруга, помогла мне в архив устроиться. Как я привыкала, как тяжело сначала мне было. В общем, чушь всякую несла, только для того, чтобы он про Настю со мной говорить перестал.
А. потом мы встретили Риту.
Конечно, к моменту нашей встречи я уже была уверена, что та страшная женщина из моих кошмаров — тощая, с взлохмаченными белыми космами — это Рита. Только Риту я себе никак не могла представить. Вообще не могла, как ни старалась. А когда увидела, такой гадиной себя почувствовала… Не в первый раз уже, только еще острее, чем всегда.
У Риты удивительные глаза. Добрые и грустные. Грусть эту сразу я разглядеть в них сумела и лаже о причине ее догадалась и голос у Риты приятный, тихий и очень спокойный. Она смотрела на меня внимательно — видимо, оценивала, а еще мне показалось, что я ей понравилась…
Рита сказала про щепочку, попрощалась с нами и пошла на работу. А я почувствовала, что больше уже не могу все это терпеть. Чем дальше, тем туже, тем плотнее затягивается эта петля. Все равно рано или поздно Сергей обо всем узнает. Пусть лучше узнает сейчас…
Я решила ему все рассказать. Только не знала, с чего начать этот свой рассказ. А потом он поцеловал меня. И небо перевернулось, упало мне под ноги, я уже не знала теперь, где я, кто я… Трудно, ужасно трудно оттолкнуть от себя счастье. Даже когда знаешь, что все равно счастье это не твое, не принадлежит тебе, что недолгое оно и несладкое. «Не сейчас, позже, — думала я, задыхаясь от этого счастья. — Пусть будет еще больнее, но только не сейчас…»
И я все откладывала, откладывала. Забываюсь порой, полностью в своем счастье растворившись. Потом вспоминала снова и снова думала: «Не сейчас…» Он заснул почти сразу. Я сказала ему — спи, ион как будто послушался меня, закрыл глаза, и совсем скоро я почувствовала, что дыхание его стало ровным, глубоким… А я осталась одна.
Наедине со своим счастьем несбывшимся, со своей подлостью, с трусостью своей… Некуда было деться от всего этого, я знала: он меня не простит. Разве можно простить такое? Будь у меня тысячи, десятки тысяч оправданий, все равно не простит, не сможет он простить меня…
«Господи, — взмолилась я, — помоги мне. Подскажи, что мне делать. Если есть хоть один шанс у меня сберечь свое счастье, хоть один шанс на миллион — дай мне его…»
Я лежала рядом с ним, смотрела на него и понимала, как отчаянно не хочу его терять. Как я мечтаю рядом с ним — всегда, слышать его дыхание, чувствовать запах кожи, прикасаться к нему… Невыносимо было об этом думать.
Только, оказывается, существует он, этот предел невыносимого. Потому что в тот момент, когда я почувствовала, что силы меня покидают, что разум и душа уже больше не выдерживают этого сумасшедшего натиска, я вдруг увидела кошку.
Черную кошку с белыми пятнами. Она пробежала мимо меня, махнула хвостом и скрылась. И тогда я вспомнила старую сказку…
— Света, — тихо позвал он ее и прикоснулся к щеке пальцами. — Света, что с тобой?
Она отпрянула, как от удара. Как будто не ожидала увидеть его, как будто совсем забыла о том, кто он и что делает здесь, в ее комнате.
— Тише. Успокойся, слышишь? Это я, я.
Она молчала и смотрела на него с такой тоской во взгляде, что ему даже стало страшно. Он как будто снова увидел перед собой ту девушку в черном платке. «Глупости», — отогнал он от себя навязчивый образ и снова спросил:
— Что случилось? Сон? Тебе страшный сон приснился?
Потянулся к ней, но она настойчиво убрала его руки, замотала головой:
— Не надо. Прошу тебя, не надо. Я сама. Я сама сейчас все расскажу тебе. Только подожди немного, дай мне сил набраться…
Она поднялась с кровати, накинула халат и опустилась рядом, на краешек.
— Понимаешь, Сережа… Ты ведь не знаешь обо мне.
— Успокойся, Света, прошу тебя. Я не думаю, что это имеет значение…
— Не знаешь, — повторила она, словно не услышав его слов — А когда узнаешь, все по-другому будет. Все изменится… Я тебе расскажу сейчас, только сначала…
Он молчал, чувствуя, что не стоит ему сейчас вмешиваться в этот странный ее монолог. Хотя внутри все протестовало. Он-то знает: что бы ни случилось — ничего уже не изменится. Нет в мире такой силы, которая могла бы теперь разлучить их. Не имеет никакого значения все то что было в прошлом…