За городом, стр. 6

Адмирал засмеялся.

— Вы похожи на фотографа, Уокер, — сказал он, — все это было напето вам в уши, а теперь вы повторяете это по порядку. Все, что вы говорите, ведет прямо к бунту, потому что у мужчины есть свои обязанности, а у женщины свои, но они не похожи одни на другие, потому что у мужчины и у женщины — натура не одинаковая. Надо ждать того, что скоро у нас какая-нибудь женщина поднимет свой флаг на флагманском корабле и будет командовать Ламаншской эскадрой.

— Но ведь у нас царствует женщина, которая управляет всем народом, — заметила его жена, — и все согласны в том, что она правит лучше мужчин.

Адмиралу был нанесен чувствительный удар.

— Ну, это совсем другое дело, — сказал он.

— Вы должны прийти на их ближайшее собрание. Я буду на нем председательствовать, — я это обещал миссис Уэстмакот. Однако становится холодно, — моим девочкам пора идти домой. Доброй ночи! Завтра я зайду за вами после завтрака, и мы пойдем вместе гулять, адмирал.

Старый моряк посмотрел вслед своему приятелю и подмигнул глазом.

— Сколько ему лет, мать?

— Должно быть, около пятидесяти.

— А миссис Уэстмакот который год?

— Я слышала, что ей сорок три.

Адмирал потер руки и весь затрясся от смеха.

— На этих днях мы увидим, что три и два равняются одному, — сказал он. — Я буду биться с тобой об заклад на новую шляпу, мать.

Глава IV

Тайна сестры

— Скажите мне пожалуйста, мисс Уокер, — вы все знаете, — какая самая лучшая профессия для молодого человека двадцати шести лет, который мало учился и не особенно понятлив от природы?

Слова эти были сказаны Чарльзом Уэстмакотом в тот же самый летний вечер, о котором была речь раньше, на лужайке для тенниса, хотя уже наступили сумерки, и игра прекратилась.

Молодая девушка, подняв кверху глаза, посмотрела на него: его слова показались ей смешными и удивили ее.

— Это вы говорите о себе?

— Вы угадали.

— Что же я могу сказать вам на это?

— Мне не с кем посоветоваться. Я думаю, что вы мне посоветуете лучше, чем кто-либо другой. Я дорожу вашим мнением.

— Это для меня очень лестно.

Тут она опять посмотрели на его серьезное лицо, по которому было видно, что он ждет от нее ответа, — лицо с глазами саксов и падающими вниз белокурыми усами, — она подумала, не шутит ли он. Напротив, он с величайшим вниманием ждал, что она скажет в ответ.

— Это зависит, знаете ли, главным образом от того, что вы можете делать. Я не настолько вас знаю, чтобы сказать, какие у вас таланты.

Они шли медленными шагами по лужайке, направляясь к дому.

— У меня нет никаких талантов, то есть таких талантов, о которых стоило бы говорить. У меня плохая память, и я очень туп.

— Но у вас большая физическая сила.

— О, это ровно ничего не значит! Я могу поднять с земли стофунтовую железную полосу и держать ее до тех пор, пока мне не велят положить ее на место. Но разве это профессия?

В уме миссис Уокер мелькнула шутка, которая пришла ей в голову, потому что одно и то же слово «bar» означает и полосу железа и занятие адвокатурой, но ее собеседник имел такой серьезный вид, что она подавила в себе желание пошутить.

— Я могу проехать милю на велосипеде по мощеной дороге за 4 минуты 50 секунд и за городом за 5 минут 20 секунд, но какая мне от этого польза? Я мог бы быть профессиональным игроком в крокет, но это нельзя назвать почетным положением. Что касается лично меня, то я совсем не забочусь о почете, но это огорчило бы мою старуху.

— Вашу тетушку?

— Да, мою тетушку. Мои родители были убиты во время восстания, когда я был еще грудным ребенком, и она с тех пор взяла меня на свое попечение. Она была очень добра ко мне. Мне было бы жаль расстаться с ней.

— Но зачем же вам расставаться с ней?

Они подошли к воротам сада, и молодая девушка, наклонив свой отбойник к верхней перекладине, смотрела с серьезным видом и с участием на своего собеседника в белом фланелевом костюме.

— Из-за Броунинга, — сказал он.

— Что это значит?

— Не говорите тетушке, что я сказал это, — при этом он понизил голос до шепота. — Я ненавижу Броунинга.

Клара Уокер так весело расхохоталась, что он позабыл все страдания, которые пришлось ему вынести от этого поэта, и сам расхохотался.

— Я его не понимаю, — сказал он, — я хоть стараюсь понять, но он слишком труден. Конечно, это происходит оттого, что я очень глуп, — я этого не отрицаю. Но так как я не могу его понимать, то ни к чему и делать вида, будто я его понимаю. И, разумеется, это очень огорчает ее, потому что она обожает его и любит читать его вслух по вечерам. Теперь она читает одну вещь под заглавием «Пиппа проходит», и уверяю вас, мисс Уокер, что я не понимаю даже и смысла этого заглавия. Вы, конечно, думаете, что я страшно глуп.

— Но, наверно, он уж не так непонятен, как вы говорите? — сказала она, пытаясь ободрить его.

— Он страшно труден. У него, знаете ли, есть некоторые очень хорошие вещи, например, «Поездка трех голландцев», «Герве Диль» и другие, — они очень хороши. Но вот то, что мы читали на прошлой неделе, — моя тетушка была озадачена с самой первой строки, это много значит, потому что она понимает его прекрасно. Вот эта строка: «Сетебос, и Сетебос, и Сетебос».

— Это похоже на какое-то заклинание.

— Нет, это имя одного господина. Я сначала подумал, что тут три человека, а тетушка говорит, что это один человек. Потом дальше идет: «Думает, что живет при лунном свете». Это была трудная вещь.

Клара Уокер засмеялась.

— Вам совсем не следует расставаться с вашей тетушкой, — сказала она. — Подумайте о том, какой одинокой она будет без вас.

— Конечно, я думал об этом. Но вы не должны забывать того, что моя тетушка совсем еще не стара и очень красива собой. Я не думаю, чтобы ее нелюбовь к мужчинам вообще простиралась и на отдельных лиц. Она может опять выйти замуж, и тогда я буду пятым колесом в телеге. Все это было хорошо до тех пор, пока я был мальчиком и при жизни ее первого мужа.

— Но скажите пожалуйста, неужели же вы намекаете на то, что миссис Уэстмакот скоро выйдет замуж во второй раз? — спросила Клара, которая была озабочена его словами.

Молодой человек посмотрел на нее, и по его глазам было видно, что он хотел что-то спросить у нее.

— О, знаете ли, ведь это может же случиться когда-нибудь, — сказал он. — Конечно, это может случиться, а потому мне хотелось бы знать, чем я могу заняться.

— Я очень бы желала помочь вам, — сказала в ответ Клара, — но, право, я очень мало знаю о подобных вещах. Впрочем, я могу поговорить с отцом, он — человек опытный.

— Пожалуйста, сделайте это. Я буду очень рад, если вы поговорите с ним.

— Непременно поговорю. А теперь я должна проститься с вами, мистер Уэстмакот, потому что папа будет обо мне беспокоиться.

— Прощайте, мисс Уокер, — он снял с головы свою фланелевую шапочку и зашагал в темноте.

Клара воображала, что они были последними на лужайке, но когда она, стоя на лестнице, ведущей на галерею, оглянулась назад, то увидела две черные фигуры, которые продвигались по лужайке, направляясь к дому. Когда они подошли ближе, то она могла рассмотреть, что это были Гарольд Денвер и ее сестра Ида. До ее слуха дошли их голоса и затем звонкий, похожий на детский, смех, который был ей так хорошо знаком. «Я в восторге, — говорила ее сестра. — Это мне очень приятно, и я горжусь этим. Я этого даже и не подозревала. Ваши слова удивили меня и обрадовали. О, как я рада!»

— Это ты, Ида?

— О, тут Клара! Мне пора домой, мистер Денвер. Прощайте!

И затем в темноте послышался шепот, смех Иды и слова: «Прощайте, мисс Уокер!» Клара взяла сестру за руку, и обе они вошли на эту широкую раздвижную галерею. Доктор ушел в свой кабинет, и в столовой никого не было. Одна только маленькая красная лампочка, стоявшая на буфете, отражалась в находившейся вокруг нее посуде и красном дереве, на котором она стояла, хотя ее свет плохо освещал большую комнату, в которой было темно. Ида побежала к большой лампе, висевшей на потолке посредине комнаты, но Клара остановила ее за руку.