Уйти и не вернуться, стр. 34

— Так нужно поступать со всеми отступниками, — горячо воскликнул Рахимов, — и только тогда мы очистим наши горы и нашу землю.

Его собеседник растрогался.

— Будь моим гостем, — сказал он, — мой дом — это; вой дом. Оставайся, отдохни у меня. Пусть и мои дети посмотрят на мусульманина, прошедшего такой долгий путь из Мешхеда до нашего Зебака.

— Благодарю тебя, добрый человек. А в самом городе спокойно?

— Сейчас да. Вокруг города ходят два крупных отряда. Один Нуруллы, да будь он проклят Аллахом. Другой Алимурата, которого я тоже не особенно люблю. Они забирают наших лошадей и коз, отбирают продовольствие, иногда даже стреляют в городе. У этих людей нет ничего святого. Они не верят ни в Аллаха, ни в совесть. Этих интересуют только деньги.

— Их у меня почти нет, — с улыбкой поспешил заметить Рахимов, — поэтому они не будут останавливать бедных паломников.

— Возьми обратно свои деньги, — протянул тумены хозяин чайханы, — здесь сегодня ты мой гость.

— Спасибо тебе, добрый человек. Но мы не можем остаться. Наш путь очень долог и утомителен. И впереди нас ждут новые дороги, — сказал традиционную фразу Рахимов.

— Тогда, останься пообедать, — предложил «краснобородый».

Рахимов, кивнув, вынужден был согласиться. Семенов внимательно следил за интонациями говоривших, не расслабляясь ни на секунду.

За обильным обедом хозяин чайханы подробно расспрашивал о Мешхеде, о его мечетях и улицах. Рахимов, действительно дважды бывавший в Мешхеде, довольно обстоятельно рассказывал обо всем, создавая у собеседника полное впечатление своей информированностью и знаниями.

Вместе с тем он постоянно мучился отсутствием информации в городе о Падериной и Чон Дине. Наконец он осторожно спросил об этом хозяина дома.

— Скажи мне, благословенный и щедрый хозяин, не появлялась ли здесь супружеская пара из Кандагара, которые вместе с нами совершали паломничество, а теперь шли впереди нас в Карачи.

— Нет, — удивленно вытаращил глаза «краснобородый», — я никогда не слышал о них. Но если ты хочешь, я пошлю своего мальчишку в караван-сарай, пусть узнает, не было ли здесь еще одного мешеди.

Караван-сарай в таких местах заменяли гостиницы и рестораны, предоставляя весь комплекс услуг.

— Не нужно, — торопливо отозвался Рахимов, — мы не хотим более тебя утруждать. Благодарим за твое угощение, щедрость, гостеприимство. Пусть Аллах пошлет твоему дому счастье и процветание.

— И тебе желаю счастья и твоей семье. Твоему дому, — приложил руку к сердцу «краснобородый», — пусть твой путь будет легким, да не устанут твои ноги, да будет ясной твоя голова. — Они еще долго говорили друг другу цветастые восточные выражения, пока, наконец, Рахимов не попрощался окончательно и, кивнув Семенову, заторопился на торговую улицу.

В результате осторожных расспросов он уже знал, где примерно находится эта улица, где находится лавка Али-Рахмана и как ее можно найти.

Полуденное солнце, не столь жаркое, как внизу, в пустынях и на равнинах, все равно пригревало довольно сильно, и Рахимов чувствовал, как потеет в своей подбитой верблюжьей шерстью толстой куртке.

На торговой улице было пусто и только большие жирные мухи садились на разрезанное баранье мясо. Стоявший около него равнодушный мясник даже не посмотрел в сторону подходивших незнакомцев. Равнодушие и гостеприимство были основными чертами горцев в этой части страны. Если путник просил о помощи, любой хозяин дома готов был разорваться на тысячу мелких кусочков, но услужить гостю. Однако, если гость по каким-либо причинам не хотел разговаривать или рассказывать о себе, горец никогда не настаивал, считая, что подобное поведение противоречит традиционной сдержанности чувств, и оставался равнодушным, безучастным к любым проявлениям чудачества своих гостей. После того как Рахимов подошел совсем близко, он наконец повернул голову.

— Салам аллейкум, — приветствовал его Рахимов.

— Вааллейкума салам, — сдержанно ответил мясник, — что тебе нужно?

В традиционном восточном приветствии были заложены слова: «Привет тебе во имя Аллаха» н ответ бывал приблизительно такой же «И тебе привез именем Аллаха».

— Я ищу мужчину с женщиной. Они, как и мы, совершали паломничество в славный город Мешхед.

На этот раз он ошибся. Мясник оказался суннитом. Он разозлился, и, не теряя достоинства, спросил:

— Какие мужчина и женщина? Я не видел здесь таких. И не знаю, о ком ты спрашиваешь. Иди с миром.

— Благодарю тебя. Удачи тебе.

— А тебе счастливой дороги. Легкой и удобной.

Рахимов улыбнулся. Пышные восточные выражения были нормальными словами при общении. Так, например, турки при прощании говорили человеку дословно: «Счастливого тебе пути. Смейся, смейся», то есть в смысле «радуйся, радуйся» — чтобы ты всегда только радовался на этом пути.

В лавке Али-Рахмана были закрыты все окна и двери. Рахимов огляделся. Все было спокойно. Он осторожно постучал. Стояла по-прежнему тишина. Семенов оглянулся. Рахимов постучал сильнее. По-прежнему никто не отзывался. Тогда он принял решение и совсем несильно толкнул дверь. Она поддалась. Он огляделся вокруг и вошел внутрь. Здесь было довольно темно, но некоторые товары — чай, гранатовый сок в бутылках, крупа, просо стояли по-прежнему на окружавших его полках. Он осмотрелся и увидел еще одну дверь.

Осмотрелся еще раз. Достал свой пистолет и шагнул внутрь. Снаружи Семенов увидев, что Рахимов зашел внутрь, подобрался поближе к дверям, чтобы прикрыть подполковника в случае его внезапного отхода.

Рахимову не нравилась в этой лавке какая-то подозрительная тишина. Он вошел в другую комнату и увидел сразу несколько больших мешков, коробки с сахаром. Здесь был своеобразный склад вещей Али-Рахмана. Но нигде не было ни самого хозяина, ни его помощников. А лавка была открыта. Это сильно тревожило Рахимова. Он уже собирался уходить, когда внезапно увидел чью-то свесившуюся руку из-под одного из мешков.

Быстро подбежав, он оттащил мешок. Один, второй, третий. И увидел труп лежащего на полу человека.

Х

Летом восемьдесят четвертого уже значительно окрепшие и хорошо вооруженные отряды моджахедов решили начать широкомасштабную войну против нечестивых «шурави», вторгнувшихся в их страну, и собственных предателей, стоявших у власти в Кабуле. Многие племена, получив современное стрелковое оружие, мигрировали через границу для участия в вооруженной борьбе против неверных. В ответ правительство Афганистана объявило всеобщую мобилизацию, еще более четко поляризуя и без того расколотое на два враждебных лагеря афганское общество. Со стороны Пакистана по всей восточной и южной зоне страны началось широко разрекламированное освободительное движение афганских моджахедов. Правда, выяснилась странная особенность племенного движения. Освободив свою собственную территорию, а еще чаще, захватив ее без единого выстрела, племя в дальнейшем участие в боевых действиях не принимало, предпочитая контролировать лишь собственный участок, и без того всегда принадлежащий этому племени.

В столицах западных государств с ужасом осознали, что рассчитывать на племенные объединения не приходится. Здесь еще сохранялись почти патриархальные отношения.

Зато отряды, дейсвовавшие в западных областях Афганистана и сформированные на принципах исламского единства и борьбы с безбожниками, были более мобильными и целеустремленными. Американские специалисты из Лэнгли скрепя сердце вынуждены были пойти на установление контактов с проирански настроенными фундаменталистами и их лидерами, чтобы наладить более четкую координацию действий. К тому времени Президент Рейган, ведущий избирательную капанию против демократов, вновь заявлял о своей полной решимости бороться против империи зла. Вообще в свой первый президентский срок официальных контактов с советскими лидерами Рейган не имел. Здесь сказались не только идеологические мотивы. Скорее, это была область чистой физиологии, при которой престарелые генеральные секретари ЦК КПСС занимали этот пост уже будучи смертельно больными людьми и довольно быстро угасали. Так, в течение менее чем трех лет страна потеряла сразу трех лидеров. Сначала умер в ноябре восемьдесят второго Леонид Брежнев, уже сильно сдавший в последние годы и практически отошедший от руководства страной. Казалось, что расчетливый Андропов, пришедший к власти, удержится на своем посту еще добрый десяток лет. Но болезни не щадили лидеров империи. Словно сама смерть, вселившаяся в Политбюро, не хотела уходить оттуда, пока не истребила почти половину ее членов брежневского призыва.