Три цвета крови, стр. 6

– В этом нет необходимости, – твердо сказал Алексидзе.

– Всего хорошего. – Его собеседник вышел из зала, поднялся по ступенькам наверх, в гардероб. Уже на улице, перейдя через дорогу, он подошел к темно-синему «Ауди». Оглянувшись, сел на заднее сиденье, где уже находился один пассажир.

– Ну что? – спросил пассажир. Он был в темных очках.

– Он не согласился. Говорит, что не хочет работать против Грузии.

– Больше ничего не сказал?

– Сказал, что мы ошиблись, посчитав, что он может стать нашим компаньоном.

– Он тебя вычислил.

– Но...

– Он тебя вычислил. У тебя уже вторая неудача. По-моему, это многовато.

– Только вторая. Во всех остальных случаях все было нормально.

– Все равно много. Сам знаешь, что тебе нужно делать или подсказать?

– Знаю.

– Прямо сегодня. Постарайся хоть это сделать нормально.

Алексидзе заканчивал ужин. Он любил иногда посидеть в «Арагви», словно здесь была частичка той самой Грузии, которую он потерял. Но на этот раз на душе было неспокойно. Почему эти подонки решили, что они могут доверять именно ему, Давиду Алексидзе? И какими возможностями они располагают, если могут даже вернуть его на прежнее место? Эти вопросы волновали его более всех остальных. Он заплатил по счету, оставив, как обычно, щедрые чаевые, и пошел к выходу.

Право на ношение оружия у него было зарегистрировано по всей форме, и пистолет привычно давил с левого бока. Он никогда не приезжал сюда на своем автомобиле. Вот и сейчас, выйдя из ресторана, он прошел площадь перед памятником Юрию Долгорукому, миновал книжный магазин «Москва» и направился к ближайшей станции метро.

К своему дому он подошел спустя два часа. Во дворе привычно сидели старушки, обсуждавшие последние новости. Бегали дети. Было уже довольно темно, когда он вошел в подъезд. И неожиданно почувствовал нечто тревожное. Именно почувствовал – в подъезде была необычная концентрация устоявшегося табачного дыма. Здесь пахло всем, чем обычно пахнет в московских подъездах. Немного мочой, немного сигаретным дымом, немного гнилыми продуктами, словно специально брошенными под лестницу, немного пылью. Но сегодня в подъезде стоял устойчивый запах табачного дыма, который возникает тогда, когда наверху, на первой лестничной площадке, где висят почтовые ящики, долго стоит человек, который кого-то ждет.

Алексидзе осторожно достал пистолет. Замер, прислушиваясь. Наверху определенно кто-то стоял. Сзади послышались шаги. Давид обернулся. В подъезд вошел старик, живущий на последнем этаже. Он кивнул Алексидзе и, держась за перила лестницы, начал подниматься.

Давид слушал, прижавшись к стене. Старик повернул за угол, поднимаясь на следующий лестничный пролет. Алексидзе осторожно поднимался следом. Если он прав, неизвестный должен сейчас обязательно показаться. И действительно, через мгновение за спиной старика выросла темная фигура. Сомнений не было: незнакомец держал в руках оружие. Старик испуганно обернулся, и неизвестный быстро опустил пистолет, поняв, что ошибается.

Старик, даже не осознав, что чудом избежал смерти, стал подниматься дальше. Неизвестный что-то пробормотал и обернулся. Прямо в лицо ему смотрело дуло пистолета Давида Алексидзе. Что бы ни говорили после развала страны, а в прежнем КГБ умели готовить кадры. Полковник просчитал все правильно.

– Ты ошибся, – сурово сказал он, держа пистолет в вытянутой руке.

Киллер держал оружие в руках, но понимал, что любой его жест будет последним. И стоял, замерев, глядя прямо в дуло пистолета Алексидзе.

– Брось пистолет, – велел Алексидзе, – но без лишних движений. Просто разожми руки.

Киллер осторожно отпустил пистолет. Тот глухо ударился об пол, отлетев в сторону.

– Кто? – спросил Алексидзе.

Киллер молчал.

– Мне нужно его имя, – строго сказал Давид, – его настоящее имя. У тебя есть пять секунд. Мне терять нечего.

Киллер облизнул губы. Умирать очень не хотелось.

– Раз...

Киллер оглянулся. Похоже, этот сумасшедший действительно будет стрелять.

– Два... Три...

Спасения не было. У него оставалось только две секунды.

– Четыре...

– Стой, – выкрикнул террорист, – меня послал Хромой Гиви.

Уже одного этого имени было достаточно, чтобы Алексидзе все понял. Хромой Гиви был известным вором в законе – Гиви Кобахидзе. По сведениям грузинского КГБ, он еще в восьмидесятые годы довольно активно занимался наркобизнесом, контролируя большую часть наркотиков, поступающих в Абхазию и Грузию. Он был одним из немногих авторитетов, сумевших удержаться на плаву после распада Империи. Борьба за рынки шла ожесточенная, стариков отчаянно теснили молодые и нахрапистые соперники. Имя хромого Гиви означало, что Алексидзе не ошибся, предполагая, кто стоит за предложением, сделанным ему два часа назад в «Арагви». Но это означало и другое. Отныне Давид и его семья были приговорены. Даже если он сейчас убьет этого горе-киллера.

– Уходи, – приказал Алексидзе, опуская пистолет. И в этот момент киллер внезапно прыгнул. Он был не просто убийца. Он был хорошо тренированный убийца, бывший десантник. И у полковника не было бы ни одного шанса, если бы его сопернику удалось выбить у него из рук оружие. Но полковник знал, как нужно действовать. Он прикрыл руку с пистолетом своим телом, и удар пришелся в плечо. Уже в падении Давид выстрелил три раза. Последний выстрел достиг цели: пуля попала киллеру в голову. Тот свалился всей массой, словно внезапно лишился своего стержня. И, уже мертвый, покатился на полковника, сбивая того с ног.

Так они и лежали на лестничной площадке, пока испуганные соседи не вызвали милицию. А пока бывший полковник КГБ Давид Алексидзе принимал решение. Выхода у него не было. Был, возможно, только один шанс, который мог вытащить всю его семью и его самого. Именно этот шанс он и решил использовать.

Глава 4

Он и раньше несколько раз бывал в этом здании. Времена менялись, а здание продолжало служить контрразведке. Принимающий его генерал в штатском был непозволительно молод и элегантен, что по прежним временам считалось почти пороком. Генералу было лет сорок – сорок пять, и он являлся наиболее перспективным руководителем среди всех многочисленных генералов ФСБ. Только недавно переведенный на эту должность, генерал Жернаков был известен своими широкими связями в правительственных и президентских кругах, что в немалой степени помогало ему делать карьеру.

Глядя на сидевшего перед ним широкоплечего мрачного незнакомца лет сорока, генерал недоумевал: почему именно этого типа считают лучшим из аналитиков, когда-либо сотрудничавших с КГБ? Почему его так ценят в ООН? И, наконец, почему он всегда идет под этой нелепой кличкой Дронго, как будто у него нет своего настоящего имени? С другой стороны, генерал успел уже ознакомиться с некоторыми материалами и знал, что сидевший перед ним человек умеет работать на результат, почти всегда успешный, обладая редким для разведчиков везением.

– Мы хотели с вами встретиться, – заговорил Жернаков, – чтобы предложить вам сотрудничество. Наш бывший директор Примаков отзывается о вас как о редком специалисте.

Дронго молчал. Он помнил, почему получил подобную характеристику. И не собирался рассуждать на эту тему.

– Вы знаете, что я возглавляю южное направление нашего ведомства, – чуть улыбнулся Жернаков, – и нам важно знать, что происходит в соседних с нами странах, а учитывая нестабильность на Кавказе, значение информации возрастает многократно. Мне говорили, что вы знаете местные языки.

– Некоторые знаю.

– Прекрасно. Для нас важно, чтобы вы дали согласие на эту командировку. Мне говорили также, что среди людей, которых мы ищем, есть и ваши личные знакомые.

– Возможно. – Дронго не любил молодых генералов. Они всегда были наглее и напористее пожилых, словно генеральские погоны давали им авансом, который они должны были отработать.

В кабинете появился мужчина лет пятидесяти или около того. Дронго профессионально отметил его внимательный взгляд, крепкое рукопожатие, спокойный уверенный голос, скупые, рациональные жесты, стертую внешность, будто по лицу провели резинкой, снимая наиболее характерные черты, что было крайне важно для разведчика. Вместе с тем, это был уверенный в себе, крепкий человек со своим представлением о жизни. Дронго он сразу понравился.