Тридцатник, и только, стр. 51

Покопаться в ее вещах? Ничего особенно интересного он там не найдет.

Съесть всю еду? Ради бога, все равно стухнет.

Пригласить дружков-студентов? Что в этом плохого?

Проторчит здесь до ее приезда? Надин вздрогнула. Нет… этого она не допустит. Ни за что.

Господи, мысленно взвыла она, ну почему это происходит со мной? Почему?

— Ладно, — решилась она, — можешь остаться. Но обещай, что вызовешь помощь. Обещай дозвониться до Джоу. Хорошо?

К ужасу Надин, Фил опять прикинулся маленьким мальчиком, слегка надул губы и покаянно кивнул:

— Обесяю.

Надин подавила приступ тошноты и неуверенно попятилась к двери:

— Отнесу вещи в машину. Скоро вернусь.

С тяжелым сердцем она стаскивала вниз ящики с фотооборудованием и складывала их в багажник. На улице все еще было темно, невидимые птицы вдохновенно чирикали на деревьях. Я, кажется, сошла с ума, мрачно размышляла Надин. Оставляю квартиру, мою прекрасную квартиру, мою башню из слоновой кости, на Филипа Рича, человека, к которому и подходить не желаю. Лежит себе в моей постели, валяется в вонючих подштанниках на моих чудесных простынях из индийского хлопка, под лоскутным одеялом, сшитым моими руками, и я не желаю, чтобы он был там, но поделать ничего не могу, потому что самолет на Барселону отправляется через два с половиной часа, и меня ждет бригада моделей, парикмахеров, стилистов, и если я не появлюсь, меня уволят, и уже половина шестого утра, и я не хочу оставлять его там, очень, очень не хочу.

Надин набросила пальто на коробки, чтобы они не бились о крышку багажника, захлопнула багажник и попыталась взять себя в руки.

Вернувшись в дом, она в последний раз проверила, не забыла ли чего. В кухне заметила желтое пластиковое ведро за дверью и на секунду задумалась. Ладно, не повредит… и никогда не знаешь… а вдруг он не врет. С ведром в руках она опасливо вошла в спальню.

— Ну вот, — нарочито бодрым тоном объявила Надин, — я уезжаю. — Она торопливо приблизилась к тумбочке и бросила на нее ключи. — Запасные для тебя. — Надин заправила прядь волос за ухо. — Брось их в почтовый ящик, когда будешь уезжать. Я… э-э… оставила тебе кофе и чай, но вряд ли ты сможешь добраться до кухни, а? — Фил уныло пожал плечами, словно он уже смирился с ролью беспомощного инвалида. — Можешь звонить, куда угодно и… м-м… — она поставила ведро у кровати — Наверное, тебе это понадобится. Ты ведь не можешь дойти до туалета. — Фил беззащитно улыбнулся. — Что ж, выздоравливай. Надеюсь, с ногой все будет в порядке. И, Фил… извини. За то, что вчера случилось. Надеюсь, ты сможешь меня простить. — Она натянуто улыбнулась.

Фил взял ее руку, безвольно висевшую вдоль тела, и благодарно улыбнулся. Надин смутилась. Размеренным жестом он поднес ее руку к губам и впился в нее долгим страстным поцелуем, вдыхая запах и слюнявя кожу. Надин смотрела на него сверху вниз, еле сдерживаясь, чтобы не выдернуть руку. Она попыталась снова улыбнуться, попытка не удалась.

— Надин Кайт, — прочувствованно начал Фил, не выпуская руки, — тебе цены нет. Ты самая прекрасная девушка на свете. Ты приносишь мне ведра, заботишься обо мне, беспокоишься. Как же я могу в тебя не влюбиться! А возможно, — он ухмыльнулся и сжал ей руку, — я уже влюбился.

Надин удалось вырваться, не проявив грубости, она попятилась к двери. Лицо горело, и это ее бесило, ибо Филу хватит наглости вообразить, будто она покраснела от желания и удовольствия, а не от неодолимого отвращения и ужаса, которые на самом деле испытывала.

— Мне пора, Фил, — она глянула на часы. — Я позвоню… из аэропорта или еще откуда-нибудь. Счастливо.

Фил поднял руку и опять улыбнулся.

— Прощай, небесное созданье, — произнес он, подражая актерам в шекспировских пьесах, затем крутанул запястьем и сделал вид, будто отвешивает поклон.

Надин натужно улыбнулась, нащупала дверную ручку и вышла вон.

С глубокой печалью она запирала дверь своей чудесной квартирки, словно мать, оставлявшая прелестную дочурку наедине с распутной нянькой.

— Прости, — шепнула она, направляясь к машине, — прости меня.

Она села за руль. Сердце сжималось от ужасных предчувствий.

Включив зажигание, Надин двинулась в Хитроу.

Глава тридцать третья

Что это? Там впереди, под самым носом?

Узнав затылок Дилайлы в машине, следовавшей впереди, Диг сполз на сиденье — над перегородкой, отделявшей пассажира от водителя, торчала лишь его бровь. Его шофер определенно не терял времени даром, по северному Лондону они промчались с ветерком, и теперь у светофора на Стрэнде, перед поворотом на мост Ватерлоо, такси Дига затормозило сразу за такси Дилайлы.

На часах было двадцать минут десятого. Вспыхнул зеленый свет, и Диг ухватился за подлокотник, когда водитель лихо завернул за угол. Он хотел было сказать, что теперь можно ехать помедленнее, но понял, как глупо это прозвучит. Оставалось надеяться, что они не слишком обгонят такси Дилайлы.

На мосту Диг в изумлении уставился на верхнюю площадку туристского автобуса, тащившегося по соседней полосе; площадка была битком набита желеобразными туристами, восторженно внимавшими мужчине в синей нейлоновой куртке и с микрофоном. И это почти в декабре, в десятом часу утра! Если бы Диг приехал туристом в Лондон, он бы сейчас сидел в буфете, намазывал маслом круассан, срезал верхушку сваренного в крутую яйца и планировал щадящую экскурсию в Королевскую Академию или в «Фортнум и Мейсон» где-нибудь посреди дня, если, конечно, будет настроение. Он бы не мерзнул на открытой автобусной площадке на самом ветреном мосту Лондона в обществе лопоухого юнца с микрофоном, надрывно оравшему ему в ухо.

— К какому входу? — раздался скрипучий голос шофера, когда они подъехали к развязке у вокзала.

Диг выпрямился с таким видом, будто знает куда едет:

— А… к главному, пожалуйста.

И тут же понял, что сморозил глупость, ибо водитель устало вздохнул в переговорное устройство:

— «Евростар?» Главная линия? Метро? К которому из них, приятель?

Неужто придется признаться? Лет десять назад Диг бы наслаждался азартом погони, но сейчас чувствовал себя не в своей тарелке.

— Вы не могли бы.. э-э… — Диг откашлялся, — следовать вон за тем такси? — Как же по-дурацки это прозвучало!

Водитель выгнул бровь.

— Спорим, ты с самого начала хотел это сказать, — хохотнул он.

Такси Дилайлы затормозило у кремовых каменных ступеней, ведущих на главную платформу вокзала. Диг наблюдал, как она выбирается из машины: сначала одна длинная нога в брючине и на высоком каблуке, затем другая, следом — пакет с зайцем.

Его такси остановилось сзади; водитель с легкой усмешкой поглядывал на Дига, когда тот расплачивался, чуть ли не лежа на заднем сиденье и просовывая десятифунтовую бумажку в щель в окошке. Удостоверившись, что Дилайла поднимается по ступеням, Диг, пригнувшись, открыл дверцу. Когда он медленно и настороженно двинулся вверх по широкой лестнице, Дигби у него на руках затрепетал от волнения, нюхая воздух замшевым носиком. Он чуял запах хозяйки. Тоненько пискнув, пес попытался вырваться.

— Ш-ш, — Диг зажал ладонью влажную собачью морду. — Ш-ш…

На платформе Диг спрятался за телефонными будками, отслеживая передвижения Дилайлы. Она шагала по направлению к билетной кассе, каблучки стучали по мраморному покрытию, заячье ухо моталось в такт шагам.

Диг подождал, пока Дилайла не укоренится в очереди, затем стремглав перебежал к стенду с объявлениями и красочной рекламой однодневных экскурсий. Наклонил голову и притворился, будто изучает объявления. Когда Дилайла взяла сдачу и двинулась прочь от кассы, Диг метнулся к противоположной стороне стенда.

Он понятия не имел, куда она направляется. Судя по густым строчкам мигающего табло с информацией о поездах, она могла поехать куда угодно — от Бэгшота до Эпсома, от Хука до Вула, не говоря уж о Сурбитоне, Стейнсе и Саннингдейле.

Сердце забилось чаще. Первобытный инстинкт, глубоко похороненный, рвался наружу: выследить добычу, хоронясь в зарослях, а столбы и телефонные будки вполне сойдут за деревья и кустарник.