Тридцатник, и только, стр. 11

— Что ж, — Дилайла одним махом допивает кофе и тянется к сумочке, — пожалуй, мне пора. Я оставила пса одного с сотней голодных кошек. Наверное, они его уже сожрали. — Она улыбается и бросает монеты на счет. Одаривает обоих взглядом, исполненным искренней нежности и самых добрых чувств, и произносит: — Надеюсь, мы еще увидимся. Буду очень рада.

— Да… несомненно, — лепечет Диг, — несомненно. — Надин уверена, что сейчас он мысленно переиначивает планы на неделю, дабы ничто не помешало «еще увидеться». — Кстати, — он достает из кармана черного кожаного пиджака ручку и клочок бумаги, — дай-ка я запишу телефон твоей кузины. На этой неделе я не очень загружен. Может, сходим куда-нибудь. Вспомним старые добрые времена.

Нет, думает Надин. Нет. Пожалуйста. Не надо. Неужели это опять начинается?

— Замечательно, Диг. Спасибо.

У Надин падает сердце.

Все трое обмениваются телефонными номерами, льстят друг другу на прощанье и выглядят страшно довольными (Надин и вправду довольна: Дилайла наконец отваливает), дальше каждый пойдет своим путем.

Надин наблюдает, как Дилайла переходит улицу, пытаясь совладать с переизбытком пакетов и с волосами, падающими на глаза, и на мгновение проникается к ней сочувствием. Мурашки бегут по коже, и горький комок образуется в горле. Бедная Дилайла, думает она, как же ей тяжело.

Стоило Дилайле ступить на тротуар, как весьма импозантный мужчина, который только что вылез из ярко-красного «лотоса-элиза», кидается к ней и галантно освобождает от бремени покупок.

— О, спасибо, большое спасибо, — читает по губам Дилайлы Надин. — Право, не стоит беспокоиться, это лишнее.

Мурашки как ветром сдуло, комок рассосался, и ладони Надин сжались в крепкие кулачки ненависти.

Глава шестая

В понедельник утром Диг явился на работу в половине одиннадцатого.

Поздно по общепринятым стандартам, но совершенно нормально для Дига, особенно если учесть, что ему пришлось ехать в авторемонт к этим жуликам и грабителям, чтобы забрать машину.

«Джонни-бой Рекордс» располагалась в маленьком розовом коттедже с лепниной по фасаду, неподалеку от конюшен Камден-тауна. Тоби, основавший фирму в незапамятном и далеком 1989 году, когда-то и жил в этой домушке, но ныне он обитает на Цветочном холме в особняке с пятью спальнями вместе с женой, бывшей топ-моделью, тремя детьми со странными именами и нянькой из Южной Африки, а коттедж используется как офис.

С тех пор, как Тоби переехал, обстановка не изменилась, оставшись по-домашнему уютной. Под ногами жалобно скрипят половые доски, застеленные потертыми циновками. Настольные лампы, картины, растения и цветы в изобилии. В приемной стоит широкоэкранный телевизор «Никам» и большой продавленный жаккардовый диван, сидя на котором сотрудники ежедневно смотрят любимый сериал «Соседи», закинув ноги на балийский журнальный столик. Винтовая лестница из кованого железа ведет на галерею, а оттуда на крошечную террасу на крыше, где летом обедают.

Дигу нравится, что его рабочее место выглядит лучше его квартиры. Это одна из многих причин, по которой он столь долго здесь работает. Семь лет, если быть точным. Он пришел сюда, когда ему было двадцать три. Начинал как помощник менеджера по художественной политике, через год его повысили до должности менеджера по художественной политике, ибо его непосредственный начальник уволился, чтобы основать собственную музыкальную группу. Собственно, подчиненных у Дига нет. Иногда случается студент-практикант на несколько недель, но в общем Диг сам себе начальник и подчиненный, что его вполне устраивает.

Другие причины, по которым он не увольняется, таковы:

1) на работу ехать от дома пять минут и у него есть личная парковка;

2) никто и ухом не ведет, когда он опаздывает;

3) у него отличнейшие отношения с Тоби, тот ему скорее не босс, но второй отец… отец, с которым можно выкурить травки;

4) ему разрешается курить за рабочим столом и везде, где только вздумается;

5) он может целый день звонить по личным делам и никого это не касается;

6) ему почти ничего не надо делать.

Диг не всегда был таким лентяем. Раньше он даже был трудоголиком. Являлся в офис в девять, не уходил на обед, торчал до семи, а потом еще отправлялся на охоту: обходил два-три заведения за вечер, ибо тогда у Дига была высокая миссия — искать «новых гениев». Для благоденствия фирмы, наподобие «Джонни-бой Рекордс», вполне достаточно нескольких умеренно успешных записей, время от времени попадающих в «Пятьдесят хитов». Но Диг стремился к большему. И в 1995 году он это «большее» нашел. Группа под названием «Фрукты» стала величайшей сенсацией года. Диг обнаружил их в самом неожиданном месте, в пабе в Челтенхеме; в то время он еще утруждал себя выездами на окраины, чтобы послушать начинающих музыкантов, игравших в пабах. Ребятам было по восемнадцать лет и они обладали индивидуальностью. Их первый сингл занял высшую строчку в рейтингах и на три летних месяца стал британским гимном; его крутили в джинсовых магазинах на Оксфорд-стрит и на ярмарках по всей стране. Первый альбом также вышел в лидеры, а потом почти год держался среди пятидесяти самых популярных дисков. «Фрукты» побывали на обложках всех музыкальных журналов и поиграли на всех телевизионных поп-шоу.

Сумасшедший выдался год, 95-й. За Дигом гонялись отделы кадров лондонских звукозаписывающих фирм; Тоби, слегка испугавшись, повысил ему зарплату, и Диг в солидном двадцатисемилетнем возрасте наконец ушел из дома и купил себе квартиру. Отныне у него была репутация. Все знали, кто он и чего достиг. Вот он и решил немного передохнуть и расслабиться, будучи уверенным, что никто не посмеет его упрекнуть, ибо он был тем парнем, который открыл «Фрукты».

Диг и представить себе не может, как он уйдет из «Джонни-бой Рекордс». Здесь легко. Уютно. Здесь его семья. Он всех знает, начиная с низенькой пожилой уборщицы, подкатывающей каждый вечер на огромном роллс-ройсе «Серебряная тень», который достался ей от бывшего работодателя и который она отказывается продать, хотя зарабатывает шесть фунтов в час, и заканчивая ремонтником офисной техники — они заявляется раз в три месяца в нелепо щегольском костюме и с густо напомаженными волосами. Дигу ведомо, куда что исчезает и откуда берется и что кому принадлежит. «Джонни-бой Рекордс» — его второй дом.

— У тебя сегодня такой довольный вид, — замечает секретарша Чарли, пышная блондинка и страшная шутница, раскладывая бумаги по папкам. Эти папки неизменно смешат Дига, ведь в фирме их только семеро. Чарли работала когда-то на «ЭМИ» и в администрированием занимается с размахом.

Диг вдруг отдает себе отчет, что на его губах и впрямь гуляет самодовольная улыбка. Он решает, что такая улыбка крайне неуместна в понедельник утром и стирает ее с лица.

— Ну как, пришел в себя после пятницы? — интересуется Чарли таким тоном, словно подозревает, будто Диг был много пьянее на своем дне рождения, чем ему помнится.

— Только-только, — отвечает он, вынимая свою корреспонденцию из стопки на столе.

— А тебе известно, что той девушке всего семнадцать? — Диг краснеет и разрывает конверт. — Ты ее трахнул, да? — Диг краснеет еще гуще и притворяется, что страшно заинтересовался новым каталогом. — Ах ты, старый грязный подонок. — Чарли поглядывает на Дига с явным удовольствием и завязывает бантик на папке, прежде чем отдать ее Дигу.

Диг поднимается по винтовой лестнице, игнорируя вопль Чарли:

— Запирайте дочерей — педофил на свободе!

— Ты чему радуешься? — спрашивает Тоби, выжимающий кофе из автомата.

Оказывается, Диг опять не заметил, что улыбается во весь рот. Он немного смущен.

— Он крадет малышек прямо из колыбели! — завывает Чарли внизу.

— А-а, — ухмыляется Тоби. — Ну да, та девчонка. В пятницу вечером. Полагаю, ты… э-э..

Диг принужденно кивает:

— В общем-то она сама напросилась.

— А то, — подхватывает Тоби. — Известное дело, пора тебе к этому привыкать.