Спартак (Другой перевод), стр. 51

Пока гладиаторы спешно строились в боевой порядок, трибун Сервилиан, пустившись бегом, первый испустил яростный крик атаки, повторенный постепенно всеми легионерами и слившийся в оглушительное, страшное и наводящее ужас «барра» — крик слона, с которым римские легионы обычно бросались в атаку.

Но едва Сервилиан и передние ряды первой когорты показались перед насыпью неприятеля, как пятьдесят гладиаторов, стоявших позади насыпи, пустили в римлян тучу камней.

— Вперед! Вперед во имя Юпитера Статора! Смелее! Не унывай! — восклицал трибун, выступая отважно вперед. — В один миг мы будем в лагере этих грабителей и изрубим их всех.

Несмотря на ушибы и раны, римляне продолжали бежать к насыпи, достигнув которой, они смогли пустить в дело свое оружие, с силой кидая дротики в тех гладиаторов, которые не были защищены насыпью.

Крики усилились, и схватка начала переходить в ожесточенное кровопролитие.

Спартак, наблюдавший происходящее с высоты скалы, на которой стояло его войско, с проницательностью, достойной Ганнибала или Александра Македонского, сразу понял грубую ошибку, допущенную начальником римлян. Сервилиан повел своих солдат сомкнутым строем сражаться на тропинке, где их фронт не мог быть шире, чем в десять солдат рядом, благодаря чему глубокая и плотная колонна римлян была поставлена под град камней. Спартак понял эту ошибку и немедленно использовал ее так, как это ему позволяла занятая им позиция. Он выдвинул своих солдат вперед, расположил их в два ряда во всю ширину площадки с той стороны, откуда началась атака, и приказал им метать в неприятеля камни изо всех сил и без перерыва.

— Через четверть часа, — воскликнул Спартак, занявший первое место на краю площадки и бросая камни в римлян, — они обратятся в бегство, и мы, следуя по их пятам, мечами искрошим их в куски!

Как он предвидел, так и случилось. Хотя отважный трибун Сервилиан и вместе с ним многие храбрые легионеры достигли насыпи, для соратников, находившихся позади и не имевших возможности пользоваться копьями и мечами, становился невыносимым град камней, усиливавшийся с каждой минутой. Камни разбивали шлемы и латы, наносили ушибы, вызывали кровоподтеки, попадали в голову, оглушали и валили с ног. Очень скоро колонна нападавших стала колебаться, раздвигаться, подаваться назад и расстраиваться. Хотя Сервилиан охрипшим голосом требовал от своих солдат, чтобы они твердо выдерживали этот ураган камней, однако напор рядов, которым особенно доставалось, становился все сильнее и сильнее и вызвал, наконец, общий беспорядок. Началась давка, легионеры стали опрокидывать, топтать друг друга и вскоре обратились в бегство.

Тогда гладиаторы, выскочившие за насыпь, стали преследовать римлян. Эта длинная цепь людей, начинавшаяся от насыпи, из-за которой все время выходили, пылая жаждой мести, гладиаторы, и оканчивавшаяся хвостом колонны римлян, могла показаться наблюдавшему издалека огромной змеей, ползущей и извивающейся по склону горы.

Особенность этого очень короткого сражения, так неожиданно превратившегося для римлян в поражение, состояла в том, что свыше двух тысяч людей, одни — убегавшие, другие — преследующие, не могли сражаться. Римляне даже при желании не могли остановиться, так как бежавших впереди теснили сзади, а они в свою очередь теснили передних; по этой же причине не могли остановиться и гладиаторы. Узость тропинки и крутизна склона давали этому потоку людей невольную быстроту, и, подобно быстро движущейся лавине, он мог остановиться только у подошвы горы.

И действительно, только там, где тропинка переходила в широкую дорогу и где склон горы стал более отлогим, убегавшие могли рассыпаться по соседним полям и ближайшим садам. Только там и гладиаторы могли развернуть свой фронт, рубя и коля легионеров направо и налево.

Сервилиан остановился, последним напряжением охрипшего голоса призывая к себе своих солдат и оказывая гладиаторам упорнее сопротивление Но не много было таких, которые его услышали и, еще меньше таких, которые примкнули к нему и встретили грудью натиск неприятеля. Основная масса легионеров, пришедшая в полное смятение и беспорядок, охваченная паникой, совершенно рассеялась, и каждый думал только о собственном спасении.

Спартак с манипулой гладиаторов теснил Сервилиана и сотню храбрецов, дравшихся рядом с ним; завязалась жестокая и кровопролитная схватка, в которой Сервилиан пал от руки Спартака. Число гладиаторов увеличивалось с каждой минутой, римляне быстро были сломлены и перебиты Поражение обеих когорт было окончательное: более четырехсот легионеров было убито, свыше трехсот раненых и нераненых попало в плен. Обезоруженные, они согласно приказу Спартака, были отпущены на свободу. Победители потеряли тридцать человек убитыми и около пятидесяти ранеными.

Немного позже полудня гладиаторы, надевши шлемы и латы, отнятые у неприятеля, вернулись в свой лагерь на Везувий, унося с собой огромное количество оружия.

Глава 12

Спартак доводит число своих воинов с шестисот до десяти тысяч

Когда весть о поражении когорт Сервилиана дошла до соседних городов, по всей Кампанье поднялась сильная тревога: всех ошеломили подробное! и резни, учиненной мятежниками в рядах легионеров Нола, Нуцерия, Геркуланум, Байи, Неаполь, Мизенум, Кумы, Капуя и все остальные города этой плодороднейшей провинции приготовились к обороне; горожане вооружились, стояли на страже дни и ночи у ворот и на бастионах. Помпея, стены которой были снесены, не осмеливалась сопротивляться гладиаторам, приходившим туда много раз запасаться провиантом; они вели себя там не как толпы дикарей, а как самые дисциплинированные войска, к немалому удивлению жителей города.

Тем временем префекты отдельных городов посылали гонцов за гонцами к Мецию Либеону, префекту всей провинции, чтобы побудить его принять меры против растущей опасности, и несчастный Меций Либеон в свою очередь отправлял гонцов к римскому Сенату, умоляя о скорой и серьезной помощи.

В Риме, естественно, не было никого, кто был склонен серьезно считаться с бунтом гладиаторов, кроме Сергия Катилины и Юлия Цезаря; одни они могли оценить важность и серьезность восстания рабов, ибо знали его корни, размах, а также дарования его вождя; кроме этих двух никто и не думал о когортах, изрубленных в куски гладиаторами, тем более, что спасшиеся от этой резни солдаты рассказывали ее подробности, сваливая всю вину — и это отчасти справедливо — на самонадеянное невежество трибуна Сервилиана.

К тому же римский народ был втянут в гораздо более серьезные и опасные войны; против его владычества восстала почти вся Испания во главе с храбрым и рассудительным Серторием, ум и мужество которого оказались сильнее, чем храбрость юного Помпея и тактика старого Метелла; в это же время могущественный Митридат снова начал войну против римлян и уже успел разбить Марка Аврелия Котту, бывшего в этом году консулом вместе с Луцием Лицинием Лукуллом.

Консул Лукулл, находившийся еще в Риме и собравший предназначенные ему легионы, чтобы идти против Мигридата, с одобрения сената послал в Кампанью против гладиаторов храброго и опытного воина, трибуна Клодия Глабра, и дал ему для борьбы с мятежниками шесть когорт, то есть около трех тысяч человек Пока Клодий Глабр снаряжал доверенные ему когорты, чтобы повести их против гладиаторов, последние великолепно использовали свою победу: за двадцать дней их число с шестисот выросло до тысячи двухсот, причем почти все они были хорошо вооружены.

Спартак, превосходно знакомый с боевым строем греческих фаланг, фракийской милиции, войск Митридата и римских легионов, был восторженным поклонником римского строя; он убедился, что не было лучшей и более мудрой тактики, чем v воинственного латинского народа, и бесчисленные победы латинян над мужественными, презирающими смерть и отлично вооруженными народами он приписывал дисциплине, строевому порядку и структуре римского легиона.

Поэтому Спартак старался ввести в войско гладиаторов боевой строй римского войска и как только он получил возможность после победы над Титом Сервилианом войти в Помпею, он заказал значок для первого гладиаторского легиона; на древке этого значка, там, где у римлян был орел, он велел прикрепить красную шапку — головной убор рабов, которых хозяева собирались отпустить на Волю. Под шапкой было прикреплено небольшое бронзовое изображение кошки, так как кошку, животное самое свободолюбивое, помещали в качестве символа у ног статуи Свободы. Кроме того он заказал значки и каждой центурии: к древкам были прикреплены две соединенных руки из бронзы, а под ними — тоже маленькая шапка с двумя номерами — когорты и региона. Спартак нисколько не сомневался, что к нему стекутся все гладиаторы Италии, и что поэтому много будет легионов, и еще больше когорт, которыми ему придется командовать.