Срок приговоренных, стр. 66

А когда мы приехали в МУР, я еще больше удивился. По коридорам проходили свежевыбритые, подтянутые офицеры. Правда, большинство – в штатском. Но какие лица! Честное слово, я изменил свое мнение о нашей милиции. Словно оказался в Академии Генштаба, а не в МУРе. Потом я долго сидел в приемной начальника МУРа, пока Демидов все подробно рассказывал генералу. Наверное, целый час рассказывал. Наконец меня позвали в кабинет.

– Извините, подполковник, – сказал генерал, поднимаясь из-за стола и протягивая мне руку. – Демидов мне о таких ужасах поведал – всю ночь не заснешь.

– Ничего. – Я пожал генералу руку и уселся напротив Демидова.

– Все эти страсти-мордасти про деньги – это правда? – спросил меня генерал.

– Правда.

– Значит, хотят вывезти сто миллионов долларов? А как они их вывезут? В контейнер поместят или повезут в карманах?

– Нет, в карманы столько не поместится, – без тени улыбки проговорил Демидов. – В один «дипломат» помещается ровно миллион долларов. Уже проверено. А в объемистый чемодан можно упаковать десять-двенадцать миллионов. Вероятно, у этих четверых будут чемоданы. Если здесь они пройдут, минуя таможню, то в Швейцарии багаж никто проверять не станет. Они сдадут чемоданы встречающим и улетят обратно.

– Но почему они летят обычным рейсом? Почему не спецрейсом? Ведь они везут такую сумму... – сказал генерал, уже обращаясь ко мне. – И почему их оформляют как туристов? Ничего не понимаю...

– Все правильно, – ответил я. – В Швейцарии очень строгие законы насчет наличных денег. А если перевести такую сумму из какого-нибудь банка, то можно проследить всю цепочку. Поэтому деньги везут самые обыкновенные «туристы», имеющие туристические визы. Кому придет в голову, что деньги ввозятся именно таким образом. Я думаю, их будут встречать прямо в аэропорту. Ведь такая сумма – рисковать не захотят. Весь вопрос в том, как нам задержать этот рейс.

– Значит, задержим рейс? – вздохнул начальник МУРа. – Это ведь не заурядная уголовщина. И, судя по вашей информации, к делу подключены сотрудники ФСБ и службы охраны.

– Верно, – кивнул Демидов. – Поэтому и нужна наша помощь.

– Да, политика... – поморщился генерал. – Финансируют избирательную кампанию.

– Но ведь и убийства имели место.

– Они не имеют непосредственного отношения к деньгам. Ты же сам говорил, что офицеры ФСБ, возможно, никого не убивали. Действовали уголовники – Бурый и Гриб. Вот с ними и нужно разбираться.

– Бурый в морге, – пояснил Демидов. – А Гриб в больнице, под наркозом. До понедельника остался только один день.

– Что ты мне предлагаешь? – разозлился начальник МУРа. – Задержать самолет и арестовать всех подозреваемых? С этим я согласен. А все остальное – твои домыслы. Где у вас доказательства, что сотрудники ФСБ в чем-то замешаны? Нет у вас таких доказательств. Одни только слова. Ты представляешь, что будет с нами, если мы обвиним ФСБ и службу охраны в убийствах? Обвиним и не сможем ничего доказать. Сразу вылетим из своих кабинетов.

Демидов молчал. Я тоже. Формально генерал был прав, у нас не было никаких доказательств.

– И с деньгами непонятно, – продолжал генерал, уже немного успокоившись. – Откуда такая сумма наличными? Может, все законно оформлено, а вам кажется, что это афера.

– Господин генерал, – не выдержал я, – за последнюю неделю погибли четверо посвященных в эту тайну. И ранен сотрудник прокуратуры. А вы говорите, что там все законно оформлено.

– Ладно, не объясняй, – нахмурился генерал. Он явно нервничал. – Это у вас в службе охраны все «господа», а у нас мы пока «товарищи».

– Простите, товарищ генерал, – улыбнулся я.

– Какие будут предложения? – спросил начальник МУРа, обращаясь к Демидову.

– Блокировать рейс, вылетающий в Цюрих в понедельник утром. Проверить всех пассажиров. Всех до единого. Проверить багаж. И только потом разрешить взлет.

– Для такой акции мы должны получить согласие министра. Или хотя бы руководства МВД на транспорте.

– Верно, – кивнул Демидов. – И как можно скорее.

– Сегодня суббота. И уже вечер. Кого я сейчас найду? А завтра воскресенье.

– В понедельник утром они вылетают в Цюрих, – напомнил Демидов. – Все нужно решить до понедельника.

Генерал молчал. Я видел, что он колеблется, нервничает. Ведь это дело могло испортить ему карьеру. Могло стоить не только генеральских погон, но и доброго имени, нажитого десятилетиями честной службы. Но нам повезло. В отличие от других служб, где руководителей назначают со стороны, руководствуясь лишь принципом личной преданности, в МУРе работали настоящие профессионалы.

– Хорошо, – сказал генерал. – Я попытаюсь сделать все возможное. В понедельник утром проведем совместную операцию с управлением МВД на транспорте. Но, боюсь, в ФСБ могут узнать о нашей подготовке. Скрыть операцию такого масштаба крайне сложно. Как думаешь действовать, Демидов?

– Не сообщать никому, – предложил подполковник. – Приехать в аэропорт за полчаса до вылета. Оцепить самолет и проверить весь багаж. Для этого потребуется человек двадцать – двадцать пять, не больше.

– А если вы правы, если прикрытием операции занимается ФСБ? Ты представляешь, что произойдет в аэропорту? Представляешь, какая стрельба начнется?

– У нас нет другого выхода, – произнес Демидов.

– Да, похоже, – согласился начальник МУРа. – Значит, так... Пока что обо всем молчать. Никому ни слова. Никому. Пока об операции в аэропорту знаем только мы трое. Если все подготовим правильно, задержим рейс и проверим багаж. Но если мы ошибемся... Знаете, куда нас отправят, всех троих? В психиатрическую больницу. В лучшем случае.

– Не страшно, – сказал Демидов, поднимаясь. – Хуже, чем здесь, не будет. Там, говорят, бывает приличное общество.

Начальник МУРа посмотрел на него и расхохотался.

Эпизод двадцать шестой

В воскресенье утром Алена, Андрей и Игорь вылетели в Берлин рейсом «Аэрофлота». Демидов не разрешил Литвинову поехать в аэропорт. Оба понимали, что появление в аэропорту такого свидетеля, как Литвинов, значительно осложнило бы обстановку. По указанию Демидова группа сотрудников уголовного розыска сопровождала семью до самого самолета. Лишь когда авиалайнер взлетел, один из сотрудников позвонил Демидову, сообщив, что все прошло благополучно. Литвинов так и не появился в аэропорту. Он даже не позвонил, понимая, что все разговоры будут прослушиваться.

Демидов, видевший, в каком состоянии Литвинов, ничего не мог поделать. Он понимал, как важно сохранить именно этого свидетеля, успевшего побеседовать и с Облонковым, и с Беспаловым. Именно поэтому весь воскресный день Литвинов, Гочиашвили и Чупиков провели в доме на проспекте Мира, под охраной офицеров уголовного розыска.

Литвинов не находил себе места. И не только потому, что этим утром улетал Игорь. Ему казалось, что они не сумели просчитать все возможные варианты действий оппонентов. К вечеру к ним приехал Демидов, готовивший операцию в аэропорту.

Чупиков почти все время лежал на кровати. Дважды приезжал врач, но состояние раненого не вызывало тревоги. Резо, напротив, весь день расхаживал по комнатам. После того как он метким выстрелом уложил Бурого, с ним произошла удивительная метаморфоза. Он замкнулся в себе, не разговаривал. Смерть бандита подействовала на него сильнее, чем даже смерть Никиты и Нади. Когда убивали его друга, у него сработал инстинкт самосохранения, заглушивший все прочие чувства. Когда же Резо стрелял в убийцу, то им владела жажда мщения, потому он и сделал такой точный выстрел. Однако, увидев лежавшего на полу Бурого, Резо испытал шок – еще более ужасный, чем в своей квартире. Ибо он осознал, что совершил убийство. Конечно, Бурый был редкостным мерзавцем. Но убийство – оно и есть убийство.

Когда вечером приехал Демидов, решивший навестить своих добровольных пленников, Литвинов отвел его на кухню.

– Боюсь, наша операция может провалиться, – признался Литвинов.