Срок приговоренных, стр. 37

Он уже выходил из управления, когда ему сообщили, что несколько раз к нему звонил Чупиков. Он вспомнил, что так и не поговорил со своим другом после того, как рассказал ему о побеге Гочиашвили. Но решил, что позвонит из дома.

На этот раз Зиновьев сам вызвался подвезти подполковника. Они жили недалеко друг от друга. Часы показывали половину одиннадцатого, когда они поехали домой. Спустя несколько минут Зиновьев, все время смотревший в зеркало заднего обзора, хмуро заметил:

– Кажется, за нами следят.

– Проверь, – предложил подполковник. – Оружие у тебя есть?

– Нет, – виновато признался Зиновьев, – у меня сынишка маленький. Я пистолет всегда в кабинете оставляю, когда ухожу.

– У меня оружие с собой. Постарайся спокойно проверить.

Зиновьев сбавил скорость. Следовавший за ним «Рено» также поехал медленнее. Зиновьев резко свернул налево. «Рено» свернул следом за ними.

– Точно, идут за нами, – заметил Зиновьев.

– Может, это наша служба безопасности? – предположил Демидов. – Решили нас проверить. Хотя нет. Они бы не стали так нагло нас вести. Тем более зная, что мы можем быть вооружены. Держись ближе к правой стороне. Не гони. Впереди на светофоре тормозни, посмотрим, как они себя поведут.

Зиновьев чуть прибавил газу, оглянулся и, уже подъезжая к светофору, переставил ногу на тормоз, собираясь мягко затормозить. Рядом со светофором, в двух метрах от тротуара, стоял жилой дом. Но в тот момент, когда Зиновьев хотел уже остановиться, неожиданно из переулка на полной скорости выехал грузовик. Задержись Зиновьев хотя бы на одну секунду, и грузовик прижал бы их к стене, раздавив в лепешку. Но Зиновьев успел переставить ногу и резко вывернуть руль в сторону. Грузовик ударил «Жигули» по бамперу. Удар был такой силы, что их машина перевернулась набок, а водитель грузовика, уже не имея перед собой преграды и не удержав на скорости свою машину, врезался в стену дома.

Раздался оглушительный удар. Закричали случайные прохожие. Демидов, тяжело дыша, вылезал из автомобиля. Он пощупал ноги, руки – все цело, саднило расцарапанный лоб. Зиновьев лежал, уткнувшись всем телом в руль.

– Что с тобой? – испугался Демидов, трогая парня. – Ты не шути тут.

Офицер лежал без движения. Подполковник достал пистолет и, озираясь вокруг, захрипел:

– Ну подходите, суки, где вы, гады, подходите! А ты потерпи, Толик, потерпи, – обращался он к Зиновьеву. Тот по-прежнему лежал без сознания.

Демидов смотрел на грузовик. Отсюда не было видно, кто там сидел за рулем. Он снова оглянулся. «Рено» стоял в переулке. В салоне находились двое. В этот момент машина тронулась. Очевидно, неизвестные хотели подъехать ближе.

– Суки! – Демидов поднял пистолет и выплюнул тягучую слюну. – Давайте-ка ближе, посмотрим – кто кого.

И в этот момент послышался рев милицейской сирены. Рев нарастал. «Рено» остановился. Сирена приближалась. Очевидно, кто-то из соседей успел сообщить в милицию о случившемся. Или проезжавшие в машинах люди передали на ближайший пост ГАИ об аварии.

«Рено» дал задний ход и скрылся в переулке. Демидов, тяжело дыша, опустил пистолет. Подъехала патрульная машина. Из нее выскочили двое сотрудников милиции.

– Что случилось, товарищ подполковник? – узнал Демидова один из прибывших офицеров.

– Помогите, ребята, – бросился к Зиновьеву подполковник.

Они перевернули машину, вытащили обмякшее тело. Демидов припал ухом к груди парня, опасаясь худшего. Потом поднял голову, улыбнулся.

– Живой, – сказал он, – как есть живой.

И в этот момент вспомнил о водителе грузовика.

– Помогите ему, – приказал он офицерам и, вытащив оружие, поспешил к кабине грузовика. Осторожно подошел, резко открыл дверцу. В кабине – пусто. Демидов провел рукой по сиденью. Оно было в крови. Неизвестный водитель успел сбежать, но, очевидно, он был серьезно ранен. – Шустрый, – зло бросил Демидов, хлопнув дверцей и возвращаясь к офицерам, которые уже суетились вокруг все еще не приходившего в сознание Зиновьева.

Эпизод шестнадцатый

Вечером она постелила ему на диване. Телевизор стоял в этой же комнате, но она о нем даже не вспоминала. После ужина он прошел в свою комнату, а она – в спальню. Он уже собирался лечь, когда к нему постучали.

– Идите пить чай. Я купила торт, когда ходила за вашими деньгами. Если хотите, можем съесть его вместе.

Он вышел из комнаты. Цвет костюма его раздражал, и он с удовольствием снял пиджак, вешая его на стул. Пистолет остался в пиджаке, но он о нем даже не вспомнил.

– Вы любите покрепче? – спросила она.

– Как хотите, – пожал он плечами. – Я вам оставлю деньги, чтобы вы могли расплатиться со стариками. Как мы и договаривались.

– У меня есть деньги, – едва заметно улыбнулась она, – я ведь модельер. У меня достаточно денег.

– Извините, я не знал.

Она разлила чай, подвинула ему чашку с изображением собаки. И спросила:

– Никита не рассказывал ничего вам обо мне?

– Нет, ничего особенного. А почему вы спрашиваете?

– Странно, мне казалось, что вы были близкими друзьями.

– Правильно. Были очень близкими. И он мне говорил про вас, что вы ему нравитесь.

Она горько усмехнулась. Подвинула к себе торт, отрезала два куска, положила один на тарелку и протянула Резо.

– А вы? – спросил он.

– Не люблю сладкого, – ответила она, – я ведь росла в детском доме. А там у нас редко сахар давали. Казалось бы, наоборот, должна любить сладкое. Но вот я не люблю его. А когда мне первый раз шоколад дали, так он мне таким горьким показался.

– Вы росли в детдоме?

– Да. Вместе с Никитой. Странно, я думала, он вам говорил.

– Нет, – изумился Резо, – я не знал, что он тоже...

– Понятно. Тогда понятно. Он стеснялся своего прошлого. Стеснялся своего детдомовского детства. Он был маленького роста, и ему всегда хотелось быть сильным и красивым. Его мучили, перед тем как убить?

– Нет. Он даже ничего не почувствовал. И, по – моему, даже не понял. Они сразу выстрелили в упор. Значит, вы знали друг друга еще с тех пор?

– Ничего не значит. Я была значительно младше. Просто случайно узнали, что выросли в одном детдоме. Поэтому он и прикипел ко мне. Стал цветы присылать. Встречались, подарки дарил. Хороший парень был. Я даже не думала, что он может стать моим мужем или, как сейчас говорят, бой-френдом. Мы были просто друзья. А потом стали встречаться, хотя встречались редко. Все получилось как-то само собой.

– Вы его не любили?

– Он мне нравился, – снова повторила она.

Потом взяла второй кусок торта, положила на свою тарелку, но есть не стала. Только взяла кружку и медленно, большими глотками пила чай.

– Вы звонили жене? – спросила она через несколько секунд.

– Сначала брату, а потом и жене. Я просил их не приезжать сюда.

– Я так и поняла. Хотя грузинского не знаю. У вас странный язык, гортанный, с частыми шипящими.

– Может быть, – улыбнулся Резо, – нам он кажется таким естественным. Говорят, что ни один грузин, начавший говорить на своем языке, никогда не сможет говорить по-русски без акцента.

– Я обратила внимание. Но у вас почти нет акцента.

– Это потому, что я учился и работал в Москве.

– Вы учились в московском институте?

– В МГИМО, – кивнул Резо.

– Как интересно, – удивилась она, – а я думала, вы экономист по профессии. Значит, вы дипломат?

– Был. А потом ушел. И решил заняться туристическим бизнесом. Вот теперь вы знаете, чем это все кончилось.

Она пожала плечами, но не стала ничего больше спрашивать. Поднялась и сказала:

– Если хотите, можете взять еще один кусочек торта. Чай на плите. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Он поднялся следом и пошел в свою комнату. Быстро разделся и уже через минуту крепко спал, обретя наконец долгожданный покой. Ночью он спал так безмятежно и крепко, словно не было убийств, не было камеры, преследований. Очевидно, нервные перегрузки имели некий предел, после которого все эмоции атрофируются и человек погружается в спасительный сон, в котором он черпает силы для жизни.