Расплата кровью, стр. 49

– Вполне вероятно, учитывая, какая погодка выдалась в эти выходные, – заметила леди Хелен.

– По словам полицейского, отвечавшего за расследование – инспектора Гленкалви, – участок дороги, где произошел несчастный случай, обледенел. Ринтул потерял управление на крутом двойном повороте, машина опрокинулась набок и несколько раз перевернулась.

– Его выбросило из нее?

– По-видимому, нет. Но у него была сломана шея, а тело обгорело.

При этих словах леди Хелен повернулась к Сент-Джеймсу.

– Но не может ли это означать…

– В наше время тела не подменивают, Хелен, – перебил он. – Не сомневаюсь, что они установили его личность, взяв карту дантиста и сделав рентгеновские снимки. Кто-нибудь был свидетелем аварии, Барбара?

– Более всего подходящим в свидетели человеком был хозяин Хиллвью-фарм. Он услышал грохот аварии и первым прибыл на место происшествия.

– И его имя?

– Хью Килбрайд. Отец Гоувана. – Они с минуту переваривали эту информацию. Огонь затрещал, добравшись до отвердевшего пузыря смолы. – Вот я и думаю, – медленно продолжала Барбара, – что же на самом деле имел в виду Гоуван, когда сказал нам те два последних слова – «не видел»? Конечно, сначала я думала, что они имеют какое-то отношение к смерти Джой. Но возможно, и совсем никакого. Может быть, они относятся к чему-то, что рассказал ему его отец, к тайне, которую он хранил.

– Это вполне возможно.

– И еще кое-что. – Она рассказала им о своих поисках в кабинете Джой Синклер, об отсутствии каких бы то ни было материалов по пьесе, заказанной лордом Стинхерстом.

Сент-Джеймс сразу оживился:

– Были какие-нибудь признаки взлома?

– Ничего такого я не заметила.

– Мог быть ключ у кого-то еще? – спросила леди Хелен, а затем продолжила: – Но тут что-то не так, верно? Все интересующиеся пьесой находились в Уэстербрэ, поэтому как мог ее дом… Если только кто-то не поспешил назад в Лондон и не удалил все из кабинета до вашего приезда. И все же это маловероятно. И вряд ли возможно. Кроме того, у кого мог быть ключ?

– Думаю, у Айрин. У Роберта Гэбриэла. Может быть, даже… – Барбара колебалась.

– У Риса? – спросила леди Хелен.

Барбара ощутила неловкость. В том, как леди Хелен произнесла имя этого человека, Барбаре открылись целые миры.

– Возможно. В счете за телефон был ряд телефонных звонков ему. Они перемежались со звонками в местечко под названием Портхилл-Грин.

Преданность Линли удержала ее от пересказа других сведений. Лед, по которому она ступала в ход этого частного расследования, и так слишком тонок, а леди Хелен могла нечаянно – или намеренно – сообщить кому-то еще любую информацию.

Но леди Хелен не потребовала дальнейших объяснений.

– И Томми считает, что Портхилл-Грин каким-то образом дает Рису мотив убийства. Разумеется, он ищет мотив. Он так мне и сказал.

– Однако ничто из этого не приближает нас к пониманию пьесы Джой, не так ли? – Сент-Джеймс посмотрел на Барбару. – Вассал, – произнес он. – Это что-нибудь вам говорит?

Она наморщила лоб:

– Феодализм и феоды. А это должно значить что-то еще?

– Это как-то связано со всем этим, – ответила леди Хелен. – Это единственный фрагмент пьесы, который врезался мне в память.

– Почему?

– Потому что для всех, кроме членов семьи Джеффри Ринтула, он был бессмыслен. А им он был абсолютно понятен. Они все всполошились, когда услышали слова персонажа о том, что он не станет еще одним вассалом. Это было похоже на семейный код, который был понятен только им.

Барбара вздохнула:

– И куда мы отсюда пойдем?

Ни Сент-Джеймс, ни леди Хелен ей не ответили. Их раздумья были прерваны звуком открывшейся входной двери и приятным женским голосом, позвавшим:

– Папа? Я дома. Промерзла насквозь и умираю от голода. Съем все, что угодно. Даже бифштекс и пирог с почками, так что сам можешь судить, насколько я близка к голодной смерти. – И она весело рассмеялась. Откуда-то с верхних этажей донесся строгий голос Коттера:

– Твой муж подъел в доме все до последней крошки милая. И это научит тебя, каково предоставлять бедного человека самому себе на все это время. И куда только катится мир?

– Саймон? Он уже дома? Так скоро? – В коридоре раздались торопливые шаги, дверь кабинета распахнулась, и Дебора Сент-Джеймс воскликнула: – Любовь моя, ты не… – Она резко замолчала, увидев женщин. Посмотрела на мужа и стащила с головы берет кремового цвета, выпустив на волю непослушные медно-рыжие волосы. Одета она была как деловая женщина – прекрасное пальто из шерсти цвета слоновой кости поверх серого костюма – и несла металлический кофр для камеры, который поставила у двери. – Я снимала на свадьбе, – объяснила она. – А потом еще и на приеме, уж думала, что никогда оттуда не выберусь. А вы все уже вернулись из Шотландии? Что-то случилось?

На лице Сент-Джеймса появилась улыбка. Он протянул руку, и его жена подошла к нему.

– Я точно знаю, почему я женился на тебе, Дебора, – сказал он, тепло целуя ее и запустив руку ей в волосы. – Из-за фотографий!

– А я всегда думала, из-за того, что ты совсем спятил от моих духов, – сердито отозвалась она.

– Нисколько.

Сент-Джеймс выбрался из кресла и подошел к cвоему письменному столу. Покопавшись в большом ящике, он извлек оттуда телефонную книгу, которую тут же открыл.

– Что это ты делаешь? – спросила его леди Хелен.

– Дебора только что дала нам ответ на вопрос Барбары, – ответил Сент-Джеймс. – Куда мы отсюда пойдем? К фотографиям. – Он взялся за телефон. – И если они существуют, Джереми Винни – вот кто может их достать.

11

Деревня Портхилл-Грин выглядела как какой-то неестественный нарост на торфяных землях восточноанглийских Болот. Расположенная почти в центре неправильного треугольника, образованного Брэндоном, Милденхоллом и Или – городами Суффолка и Кембриджшира, – она состояла всего лишь из трех пересекающихся узких улочек, которые вились сквозь поля сахарной свеклы, переходя иногда в узкие мостики, рассчитанные на один автомобиль, над коричневыми меловыми канавками.

В окружающем пейзаже господствовали серый, коричневый и зеленый цвета – унылого зимнего неба, глинистых полей, испещренных неровными лоскутками снега, и растительности, которая густо окаймляла улочки.

Деревня мало чем могла похвастаться. Девять зданий из голого песчаника и четыре оштукатуренных, небрежно выложенных неровным узором из дерева и камня, выстроились вдоль главной улицы. Коммерческие заведения заявляли о себе вывесками с облупившейся и потемневшей от грязи краской. Одинокая автозаправочная станция, насосы которой, похоже, основательно проржавели, стояла, как на страже, на окраине деревни. А в конце главной улицы, отмеченном полустертым от времени кельтским крестом, лежал круг грязного снега, под которым, без сомнения, подрастала трава, от которой деревня и получила свое название [38].

Здесь Линли и припарковался, потому что лужайка располагалась как раз напротив паба «Вино – это Плуг», ничем не отличавшегося от любого другого из осевших домов на этой улице. Он рассмотрел его, пока сержант Хейверс застегивала верхнюю пуговицу пальто и выуживала из сумки свой блокнот.

Линли увидел, что изначально паб назывался просто «Плуг» и что по обе стороны от этого названия были прикреплены слова «Вино» и «Крепкие напитки». Однако последние два слова когда-то отвалились, оставив после себя лишь темную полоску на стене – очертания букв все еще были четкими. Вместо того чтобы восстановить надпись «Крепкие напитки» или хотя бы перекрасить дом, между «Вином» и «Плугом» добавили тире в виде жестяной кружки, прикрепленной к стене, и слово «это». Таким образом заведение было переименовано, без сомнения, чтобы кого-то повеселить.

– Это та самая деревня, сержант, – сказал Линли после беглого изучения сквозь ветровое стекло.