Сердце зимы, стр. 27

Потом Перрину пришла на ум одна мысль, и он, найдя Даннила, распорядился каждый час сменять людей на холме и обязательно всех накормить горячей едой.

– Сначала позаботься о людях и лошадях, – произнес тонкий, но сильный голос. – Но потом ты должен подумать и о себе. Вот в котелке горячий суп, вот хлеб, и я положила немного копченой ветчины. На полный желудок видок у тебя будет получше, чем у ходячей смерти.

– Спасибо, Лини, – сказал Перрин. Ходячая смерть? О Свет, он чувствовал себя мертвецом, а вовсе не чьей-то смертью. – Я поем чуть попозже.

Главная горничная Фэйли выглядела хилой со своей пергаментной кожей и седыми волосами, уложенными в узел на макушке, но спина ее была прямой, а ясные темные глаза смотрели пронзительно. Однако теперь ее лоб избороздила морщинами тревога, а пальцы слишком сильно и напряженно теребили плащ. Конечно, она волнуется из-за Фэйли, но...

– Майгдин была с нею, – понял Перрин, и ему не нужен был утвердительный кивок Лини. Майгдин повсюду тенью следовала за Фэйли. Фэйли называла ее настоящим кладом. А Лини относилась к ней как к дочери, хотя подобное отношение, кажется, подчас не слишком радовало Майгдин, чего не скажешь о самой Лини. – Я верну их, – пообещал Перрин. – Всех верну, – его голос чуть не сорвался. – Займись делом, – продолжил он грубо и торопливо. – Я поем потом. Мне нужно проверить... проверить... – Не договорив, он зашагал прочь.

Проверять ему было нечего. Он ни о чем не мог думать, кроме Фэйли. И вряд ли понимал, куда идет, пока ноги не вынесли его за круг повозок.

В сотне шагов от коновязей черным каменным клювом торчала из снега невысокая скала. Отсюда он увидит следы, оставленные Илайасом и остальными. Отсюда он увидит, как они возвращаются.

Задолго до того, как Перрин дошел до узкого гребня, нос подсказал ему, что там кто-то есть, и подсказал, кто именно. Тот, похоже, не слышал хрустевшего под ногами Перрина снега, потому что вскочил с корточек, только увидев поднявшегося на скалу юношу. Пальцы Талланвора в латных перчатках тискали длинную рукоять меча, на Перрина он посмотрел неуверенно. Это верзила-то, которому пришлось пережить немало ударов судьбы и который обычно имел вид уверенного в себе человека. Возможно, он ждал упреков – почему его не было там, где напали на Фэйли, хотя она сама отказалась от охраны и вообще от телохранителей. Кроме разве что Байн и Чиад, которые в счет явно не шли. А может, он просто подумал, что его отошлют обратно к повозкам, чтобы Перрин мог побыть один. Перрин сделал над собой усилие, чтобы поменьше походить на... как там выразилась Лини?.. На ходячую смерть? Талланвор был влюблен в Майгдин и, если подозрения Фэйли были верны, в скором времени женился бы на ней. У Талланвора тоже было право находиться здесь и ждать.

Так они и стояли, пока не спустились сумерки, но в заснеженном лесу не видно было никакого движения. Спустилась тьма – и никакого движения, и Масимы не было, но о Масиме Перрин не думал. Миновавшая первую четверть луна белым сиянием заливала снега и, кажется, светила так же ярко, как полная. А потом, пряча луну, набежали рваные облака, и лунные тени стали темнее. С сухим шорохом пошел снег. Снег, который белым саваном скроет все следы. Двое мужчин безмолвно стояли на гряде, на ветру, и вглядывались в снегопад – в ожидании и надежде.

Глава 3

ОБЫЧАИ

С первого же часа плена Фэйли, бредя через заснеженный лес, боялась замерзнуть. Ветер задувал и стихал, задувал и вновь стихал. На редких деревьях сохранились кое-где листья, по большей части мертвые и побуревшие. Ничем не стесненный ветер кружил по лесу, и хоть порывы его были несильны, они дышали морозом. О Перрине она почти не вспоминала, разве что в надежде, что ему каким-то образом станет известно о тайных делишках Масимы. И о Шайдо, конечно. И пусть даже спасется, чтобы рассказать ему о них, лишь одна эта шлюха Берелейн. Фэйли надеялась, что Берелейн сбежала от засады и все рассказала Перрину. А потом свалилась в какую-нибудь яму и свернула себе шею. Но тревожили Фэйли не мысли о муже, тревожили ее куда более насущные вопросы.

Хотя эту погоду она называла осенней, но и салдэйской осенью люди замерзали насмерть, а из одежды у нее оставались лишь темные шерстяные чулки. Одним чулком ей крепко связали за спиной руки в локтях, а второй чулок петлей стягивал шею. Храбрые слова плохо греют голое тело. Она слишком замерзла, чтоб потеть, но очень скоро заныли ноги – нужно было не отставать от тех, кто захватил ее в плен. Колонна Шайдо, мужчины и Девы в вуалях, когда сугробы начали доходить до колен, немного замедлила продвижение, но едва снега стало по щиколотку, айильцы вновь перешли на равномерный бег и усталости не выказывали. Вряд ли лошади двигались бы быстрее. Дрожавшая на привязи Фэйли выбивалась из сил, с присвистом втягивая воздух сквозь стиснутые – чтоб не стучали – зубы.

Шайдо было меньше, чем казалось во время нападения, не больше полутора сотен, и почти все держали копья и луки наготове. Врасплох их не застать. Всегда настороже, они шли, как безмолвные призраки, разве что слабо поскрипывал снег под мягкими, по колено, сапожками. Впрочем, их серо-зелено-бурая одежда отчетливо выделялась на белом фоне. Зеленый цвет добавился к расцветке кадин’сор, когда Айил перевалили через Драконову Стену, для маскировки в зеленом краю, – так Фэйли объясняли Байн с Чиад. Почему эти люди не добавили и белого, для зимы? Ведь так их можно разглядеть издали. Фэйли старалась примечать все, запоминать всякие мелочи, которые пригодятся после, когда придет время для побега. Она надеялась, что ее товарищи по плену последуют за ней. Перрин, разумеется, бросится на поиски, но мысль о чудесном вызволении она отбросила сразу. Будешь ждать вызволения, так и прождешь вечность. Кроме того, сбежать нужно как можно скорее, пока этот отряд не присоединился к остальным Шайдо. Пока девушка еще не понимала, как, но какая-то возможность для побега должна была найтись. Крупица удачи заключалась в том, что до главных сил Шайдо несколько дней пути. Пусть эта часть Амадиции ввергнута в полный хаос, но будь поблизости тысячи Шайдо, кто-нибудь об этом да слыхал бы.

Один раз Фэйли попыталась оглянуться на женщин, захваченных вместе с нею, но добилась только одного: споткнувшись, рухнула в сугроб. С головой уйдя в снег, она задохнулась от его ледяного прикосновения, а потом охнула еще раз, когда рослый здоровяк-Шайдо, державший конец ее привязи, поставил девушку на ноги. Широкоплечий, как Перрин, и выше его на целую голову, Ролан поступил просто: схватив ее за волосы, одним рывком выдернул из сугроба и снова заставил бежать, сильно шлепнув ладонью по голому заду, и таким широким шагом двинулся дальше, что ей пришлось весьма быстро переставлять ноги. Обычно подобными шлепками подгоняют пони. Несмотря на наготу Фэйли, в голубых глазах Ролана совершенно не было того выражения, с каким мужчина смотрит на женщину. За что она, с одной стороны, была ему очень благодарна. А с другой стороны – несколько... обескуражена. Разумеется, ей не хотелось, чтобы он на нее похотливо пялился или хотя бы глядел с интересом, но эти прохладные взгляды были почти оскорбительны! И теперь Фэйли старалась не падать, хотя проходил час за часом, а передышки все не было, и сил требовалось все больше лишь на то, чтобы просто держаться прямо.

Вначале Фэйли гадала, какая часть тела замерзнет раньше, но к тому времени, как утро перешло в день, она тревожилась уже только о своих ногах. Ролан и шедшие впереди протаптывали какое-то подобие тропинки, но у наста были острые края, и в следах босых ног Фэйли начали оставаться алые пятна. Но холод пугал ее больше. Ей доводилось видеть обмороженных. Скоро ли почернеют пальцы на ногах? Пошатываясь, она при каждом шаге вытягивала ступню и постоянно двигала руками. Хуже всего дело обстояло с пальцами на руках и ногах, но обморозить можно и другие части тела – она ведь совсем раздета. Оставалось только надеяться, что этого не произойдет. От постоянного напряжения конечности болели, ссадины на ступнях горели огнем, но лучше чувствовать боль, чем не чувствовать ничего. Ибо последнее означает, что смерти ждать уже недолго. Согнуть ногу и шагнуть, согнуть и шагнуть. Больше она ни о чем не думала. Переставляла дрожавшие ноги и старалась, чтобы не задубели ступни и кисти рук. И продолжала идти.