Путь кинжалов, стр. 136
Будто сквозь густой туман Тувин почувствовала, как гарцует конь, смутно различила слова:
– Потише, ты, мешок с ушами! Успокойся, сестра. Я тебе не... Да полегче ты, мул хромой! О Свет! Прошу прощения, сестра, но вот что мы научились делать. – И с этими словами он поцеловал ее.
В краткий миг она успела понять, что его губы коснулись ее губ, а потом все исчезло, и тепло затопило ее. Не просто тепло. Оно растеклось внутри медом, горячим, булькающим медом, который, казалось, вот-вот закипит. Она была струной арфы, дрожащей на пределе видимости. Она была тонкой хрустальной вазой, готовой разбиться вдребезги. И тут струна лопнула; ваза разлетелась на сотню осколков.
– А-а-а-а-а-а-а-ааа!
Сначала Тувин не поняла, что крик несется из ее широко раскрытого рта. Несколько мгновений она даже мыслить связно не могла. Тяжело дыша, она уставилась на мужское лицо, гадая, чье оно. Ах да, высокий мужчина. Мужчина, который мог...
– Можно было обойтись и без последнего штриха, – вздохнул он, похлопывая лошадь по шее. Та зафыркала, но шарахаться перестала. – Но мне показалось, что так нужно. Вряд ли из тебя жена получится. Успокойся. Не пытайся бежать, не нападай ни на кого и не касайся Источника, пока я не разрешу. Как тебя зовут?
Пока он не разрешит? Ну и наглец!
– Тувин Газал, – сказала она и заморгала. Почему она ему ответила?
– Вот ты где, – сказал другой мужчина в черном мундире, подъезжая к ним. От копыт его коня по сторонам летели комья снега. Вот такие Тувин нравились больше. Она сомневалась, чтобы этих розовых щечек бритва коснулась больше двух-трех раз. – О Свет, Логайн! – воскликнул красавчик. – Ты взял вторую? М’Хаэлю это не понравится! Хотя его, может, это и не волнует, ведь вы двое чуть ли не друзья-приятели.
– Друзья-приятели, Винчова? – мрачно произнес Логайн. – Будь так, как хотел М’Хаэль, я бы вместе с новичками репу мотыжил. Или меня бы на том поле зарыли, – добавил он негромко. Тувин подумала, что последние слова не предназначались для чужих ушей.
Что бы тот красавчик ни услышал, он недоверчиво засмеялся. Тувин во все глаза смотрела на высившегося над нею мужчину. Логайн. Лжедракон. Но он же мертв! Укрощен и мертв! И небрежно держит ее, усадив впереди себя. Почему она не кричит, не дерется с ним? Нож на поясе... Однако у нее не было никакого желания тянуться к костяной рукояти. Хотя та невидимая лента, что обвивала ее, исчезла. Она могла бы выскользнуть и попытаться убежать...
– Что ты со мной сделал? – спросила Тувин спокойным тоном. На это, по крайней мере, у нее хватило сил.
Повернув лошадь к дороге, Логайн объяснил Тувин, что же он сделал, и она пала головой на широкую мужскую грудь и зарыдала. Элайда заплатит за это, поклялась себе Тувин. Если Логайн когда-нибудь ее отпустит, она заставит Элайду за все заплатить. Последняя мысль отдавала особенной горечью.
Глава 27
Сделка
Мин сидела скрестив ноги на украшенном обильной позолотой стуле с высокой спинкой и пыталась углубиться в чтение – на коленях у нее лежала переплетенная в кожу книга Герида Фила «Причина и безумие». Ей никак не удавалось прочитать хоть несколько страниц кряду. О, сама книга зачаровывала: сочинения мастера Фила уносили в вымышленные миры, о каких она, трудясь на конюшне, и не мечтала. Мин очень горевала о смерти милого старичка. В его книгах она надеялась отыскать намек, за что его убили. Пытаясь сосредоточиться, девушка мотнула головой.
Книга была увлекательная, но в комнате висела тягостная атмосфера. Малая тронная зала Ранда в Солнечном дворце горела позолотой – от широких карнизов до высоких зеркал на стенах, сменивших те, что разбил Ранд; два ряда стульев, на одном из которых и устроилась Мин, выстроились напротив возвышения, где красовался Драконов Трон. Трон был попросту уродлив, кайриэнские резчики сработали его в стиле, который полагали тирским: сиденье покоилось на спинах двух драконов, еще два изогнулись в виде подлокотников, другие вползали на спинку. Их глаза сияли солнечниками, а сами они сверкали позолотой и красной эмалью. Выложенное золотом на полированном каменном полу Восходящее Солнце, с отходящими во все стороны волнистыми лучами, лишь усугубляло тягостное ощущение. Хорошо хоть в двух больших каминах, в любой из которых девушка могла бы войти не пригибаясь, весело потрескивало пламя, распространяя приятное тепло, тем паче что за окном валил снег. То были комнаты Ранда, и только одно это перевешивало любые тягостные ощущения. Мысль, преисполненная досады и раздражения. Это комнаты Ранда – если он когда-нибудь соизволит вернуться сюда. Угораздило же влюбиться в мужчину, который весь – одна большая причина для раздражения!
Тщетно поерзав на неудобном стуле, Мин вновь попыталась читать, но глаза ее то и дело обращались к высоким дверям, украшенным эмблемами Восходящего Солнца. Она надеялась увидеть, как войдет Ранд; она боялась увидеть Сорилею или Кадсуане. Девушка одернула светло-голубую куртку, пробежала пальцами по вышитым на отворотах крошечным снежноцветикам. Другие цветки тянулись по рукавам, по штанинам, таким облегающим, что она с трудом в них влезала. Костюм не очень-то отличался от того, какой она обычно носила. Ну, не совсем. До сих пор ей удавалось избегать платьев, но девушка всерьез опасалась, что приди на ум Сорилее засунуть Мин в платье, Хранительница Мудрости собственноручно вытряхнет ее из той одежды, которую она предпочитает носить.
И Сорилея знала все о ней и Ранде. Все. Мин почувствовала, как у нее горят щеки. Кажется, Сорилея пытается решить, подходит ли Мин Фаршав Ранду ал’Тору в качестве... любовницы. От этого слова у девушки по-глупому кружилась голова; она же не легкомысленная вертихвостка! Это слово заставляло виновато оглядываться через плечо, опасаясь, нет ли там тетушек. Нет, мрачно подумала Мин, ты не легкомысленная вертушка! У тех хоть что-то в голове есть!
Или же Сорилея хочет знать, подходит ли Ранд для Мин? Порой именно так и казалось. Хранительницы принимали Мин как свою, или почти как свою, но последние недели Сорилея крутила-выкручивала ее, точно прачка белье. Беловолосая, с морщинистым лицом, Хранительница Мудрости хотела знать о Мин все, до мельчайших подробностей, и о Ранде тоже. Ей что, нужны пылинки со дна его карманов? Дважды Мин пыталась заартачиться и уклониться от беспрерывных расспросов, и дважды Сорилея вытаскивала розгу! Страшная старуха попросту толкала девушку на ближайший стол, а потом заявляла, это, мол, поможет ей припомнить кое-что еще. И никто из Хранительниц даже намека на сочувствие не выказал! О Свет, есть же вещи, которые касаются только ее и ее мужчины! Который вдобавок не может принадлежать ей одной!
Кадсуане же применяла иной подход. Преисполненную достоинства седоволосую Айз Седай будто бы совершенно не интересовали ни Мин, ни Ранд, но она проводила в Солнечном дворце уйму времени. Совсем избегать ее было невозможно; она, кажется, бродила, где ей вздумается. И стоило Кадсуане хоть на миг взглянуть на Мин, у девушки мелькала мысль, что перед ней женщина, которой под силу учить быков танцевать, а медведей – петь. Девушка все ждала, когда та наставит на нее палец и провозгласит, что Мин Фаршав пора учиться держать мячик на носу. Раньше или позже Ранду придется столкнуться с Кадсуане, и при этой мысли в животе у Мин все холодело.
Девушка вновь заставила себя склониться над книгой. И тут одна из дверей резко распахнулась, и вошел Ранд, неся Драконов Скипетр на сгибе локтя. На голове его красовалась золотая корона: широкий венец из лавровых листьев, – должно быть, та самая Корона Мечей, о которой столько разговоров, – узкие штаны подчеркивали стройные ноги, и красиво сидела на нем зеленая шелковая куртка, отделанная золотым шитьем. Да и он сам был красив.
Заложив страницу запиской, в которой мастер Фил говорил, что она «слишком хорошенькая», девушка аккуратно закрыла книгу и осторожно положила ее на пол рядом со стулом. Потом сложила руки на груди и стала ждать. Если б она стояла, то непременно принялась постукивать ногой, но ни за что она не позволит мужчине подумать, будто она вскочила только потому, что он наконец-то появился.