Око Мира, стр. 11

– Ты что, видел на нем золото или драгоценные каменья? – иронически спросил Мэт. – У нас в Двуречье водятся троллоки? У нас же овцы! Знать бы, что могло такого интересного для нее случиться здесь.

– Что-то да могло, – медленно произнес Ранд. – Поговаривают, гостиница стоит здесь тысячу лет, а может, и больше.

– Тысячу лет одни овцы, – сказал Мэт.

– Серебряная монета! – воскликнул Ивин. – Она мне дала серебряную монету! Подумать только, что я могу купить, когда появится торговец!

Ранд разжал руку и увидел монету, которую ему вручила Морейн, и от удивления чуть не выронил ее. Он не сразу узнал толстую серебряную монету с выпуклым изображением женщины, удерживающей на высоко поднятой ладони язычок пламени, но он не раз наблюдал за тем, как Бран ал’Вир взвешивал монеты, что купцы привозили из дюжины стран, и имел представление о ее ценности. На такую уйму серебра в Двуречье можно вполне купить хорошего коня, и еще останется.

Ранд посмотрел на Мэта и увидел то же ошеломленное выражение, что наверняка было сейчас и на его лице. Повернув ладонь так, чтобы монету мог заметить только Мэт, но никак не Ивин, он вопросительно поднял бровь. Мэт кивнул, и с минуту они обалдело глядели друг на друга.

– Что за работу она имела в виду? – наконец промолвил Ранд.

– Не знаю, – с твердостью в голосе сказал Мэт, – мне все равно. И я не истрачу ее. Даже когда появится торговец.

С этими словами он засунул монету в карман куртки.

Кивнув, Ранд медленно сделал то же самое со своей монетой. Он решил, что Мэт прав, хотя и не был уверен почему. Нельзя, раз монета досталась от нее. Он не смог сообразить, на что еще может пригодиться серебро, но...

– По-твоему, я тоже должен сохранить свою? – Муки нерешительности ясно читались на физиономии Ивина.

– Не должен, если не хочешь, – успокоил его Мэт.

Ивин всмотрелся в монету, покачал головой и запихнул серебро в карман.

– Я оставлю ее, – печально произнес он.

– Еще остается менестрель, – сказал Ранд, и мальчишка встрепенулся.

– Если он уже проснулся, – добавил Мэт.

– Ранд, – спросил Ивин, – менестрель здесь?

– Увидишь, – со смехом ответил Ранд. Ясное дело, Ивин все равно не поверит, пока собственными глазами не увидит менестреля. – Рано или поздно он спустится из своей комнаты.

По ту сторону Фургонного Моста раздались радостные возгласы, и, когда Ранд увидел, что послужило поводом для них, он уже засмеялся от всей души. К мосту, сопровождаемый беспорядочной толпой деревенских – от седовласых стариков до только-только научившихся ходить малышей, – двигался высокий фургон, который тащила восьмерка лошадей. Округлый парусиновый верх был увешан снаружи множеством узелков и котомок, смахивающих на гроздья винограда. Наконец-то прибыл торговец. Чужаки и менестрель, фейерверк и торговец. Судя по всему, намечался самый лучший Бэл Тайн из всех.

Глава 3

ТОРГОВЕЦ

Под перестук гремящих горшков фургон торговца прогрохотал по тяжелым балкам Фургонного Моста. По-прежнему окруженный толпой деревенских и пришедших на Праздник фермеров, торговец остановил лошадей перед гостиницей. Со всех сторон к громадному фургону с большими, выше человеческого роста, колесами стекался народ, все взоры были прикованы к торговцу, сидевшему с вожжами в руках.

Человека в фургоне – бледного, щуплого мужчину с костлявыми руками и большим крючковатым носом – звали Падан Фейн. Фейн, всегда улыбающийся и смеющийся, словно над ему одному известной шуткой, каждую весну, сколько помнил себя Ранд, являлся в Эмондов Луг со своим фургоном и упряжкой.

Дверь гостиницы распахнулась, едва только восьмерка, позвякивая сбруей, остановилась, и, предводительствуемый мастером ал’Виром и Тэмом, появился Совет Деревни. Члены Совета вышагивали нарочито медленно, даже Кенн Буйе в сопровождении нетерпеливых воплей всех прочих, требовавших кто булавок, кто кружев, кто книг или еще доброй дюжины видов всевозможных товаров. Толпа неохотно расступалась, пропуская процессию, и тут же поспешно смыкалась за нею. Адресованные торговцу возгласы не смолкали. Большинство сбежавшихся к фургону требовало новостей.

С точки зрения жителей деревни, иголки, чай и тому подобное – не более чем половина груза в фургоне. Столь же, если не более важно любое слово извне, известия из мира за пределами Двуречья. Одни торговцы просто рассказывают, что знают, вываливая все сразу в одну кучу и предоставляя деревенским самим в этой куче разбираться. Из других почти каждое слово приходилось вытягивать чуть ли не клещами, они разговаривали нехотя и без особой вежливости. Фейн, однако, говорил охотно, зачастую с подковырками, и истории свои заводил надолго, делясь разнообразными подробностями, превращая рассказ в представление, вполне сравнимое с представлением менестреля. Он просто наслаждался всеобщим вниманием, расхаживая с гордым видом, словно петух, ловя на себе взгляды слушателей. Ранду пришло в голову, что Фейну не доставит особой радости узнать, что в Эмондовом Лугу оказался настоящий менестрель.

Торговец, с нарочитой тщательностью занявшийся привязыванием поводьев, уделил Совету и селянам одинаковое внимание, которое при всем желании вообще трудно было назвать вниманием. Фейн небрежно кивнул всем и никому в отдельности. Он улыбался, ничего не говоря, и рассеянным взмахом руки приветствовал тех, с кем был особо дружен, хотя его дружеские отношения всегда отличались необычайной сдержанностью и никогда не заходили дальше похлопываний по спине.

Все громче становились просьбы рассказать о новостях, но Фейн не торопился, перекладывая какие-то предметы у сиденья, пока напряженное ожидание толпы не достигло такого накала, к которому он стремился. Лишь Совет хранил молчание, в соответствии с достоинством, приличествующим его положению, только облако табачного дыма выдавало нетерпение членов Совета.

Ранд и Мэт втиснулись в толпу, подбираясь к фургону как можно ближе. Ранд наверняка бы застрял на полпути, не вцепись ему в рукав Мэт, который и вытянул его прямо за спины членов Совета.

– Я уж подумал, что ты весь Праздник проторчишь на ферме, – перекрывая гам, выкрикнул Перрин Айбара. На полголовы ниже Ранда, курчавый подмастерье кузнеца был коренастым, с широкой грудью, словно полтора человека в обхвате, с могучими, под стать самому мастеру Лухану, плечами и руками. Перрин легко бы протолкался через столпотворение, но это было не в его характере. Он пробирался между людьми с осторожностью, не забывая извиняться, хотя на него вряд ли кто обращал внимание – оно целиком было отдано торговцу. Но Перрин все равно извинялся и старался никого не толкнуть, когда прокладывал себе дорогу сквозь толпу к Ранду и Мэту. – Представляете, – сказал он, когда наконец добрался до них, – Бэл Тайн и торговец, оба вместе. Держу пари, что и фейерверк будет.

– Да ты и четверти всего не знаешь, – засмеялся Мэт.

Перрин подозрительно оглядел его, затем вопросительно посмотрел на Ранда.

– Это верно! – крикнул Ранд, затем взмахнул рукой на увеличивающуюся толпу и гаркнул во весь голос: – Потом! Я объясню все позже. Потом, я сказал!

В этот же миг Падан Фейн поднялся с сиденья фургона, и толпа сразу притихла. Последние слова Ранда громом прокатились в полнейшей тишине, застигнув торговца с поднятой рукой, в драматической позе и с открытым ртом. Все изумленно воззрились на Ранда. Костлявый низенький человек в фургоне, который уже приготовился своими первыми словами приковать к себе все взоры, пронзил Ранда колючим, испытующим взглядом.

Ранд вспыхнул, ему страшно захотелось стать ростом с Ивина, чтобы не возвышаться над толпой. К тому же его приятели неловко подались в сторону. Всего год прошел с тех пор, как Фейн впервые стал признавать их за мужчин. Обычно у Фейна не находилось времени для кого-то чересчур юного, чтобы купить у него какой-нибудь товар по хорошей цене. Ранд надеялся, что в глазах торговца он не скатится вновь до уровня детишек.