Мартовскіе дни 1917 года, стр. 38

2. Петропавловская кр?пость.

Не было атмосферы напряженной злобности и за ст?нами Таврическаго дворца. Перед нами воспоминанія б. тов. обер-прокурора Св. Синода кн. Жевахова. Это был челов?к крайне реакціонный — для него уже введете института земскаго самоуправленія в царствованіе Александра II являлось началом чуть ли не конца Россіи, и в то же время он был человеком н?сколько не от міра его. Мартовскіе дни представлялись этому религіозному министру православнаго пошиба сплошным ужасом. Чего только не вид?ли его глаза, и чего только не слышали его уши! Он, конечно, разсказывает, как улицы запружены были толпой, "жаждущей крови и самых безжалостных расправ — генералов ловили, убивали, разрубали на куски и сжигали. Что только тенденція не выдумает! Однако, когда эти озв?р?лыя толпы вломились в казенную квартиру кн. Жевахова и увид?ли иконостас и другіе церковные атрибуты, то жажда крови изсякла — солдаты присмир?ли, стали "виновато улыбаться" и "почтительно удалились, полагая, что зд?сь живет святой челов?к"... Такой сценой само собой уничтожается та гипербола, с которой современник передал потомству о вид?нном и слышанном в дни революціи [127].

Но допустим, что по иному могла рисоваться обстановка т?м, кто были почти замуравлены в первые дни и ночи в четырех ст?нах революціоннаго штаба. Вспомним, как свои ощущенія впосл?дствіи изобразил Шульгин — почти в жеваховских тонах. Керенскій разсказывает, с какой предосторожностью пришлось перевозить заключенных в "министерском павильон?" царских сановников в Петропавловскую кр?пость [128]. У временной власти, по его словам, не было охоты разм?щать царских приверженцев в исторических казематах, служивших в теченіе стол?тія м?стом заключенія и страданія политических узников — героев революціи, но вс? тюрьмы были разрушены (?) революціонным порывом 27-28 февраля, и только за кр?пкіми ст?нами Петропавловки можно было найти надежное м?сто для личной безопасности новых заключенных старой политической тюрьмы. Таким образом, еще раз гуманныя соображенія побудили вспомнить Трубецкой бастіон и оживить новыми сид?льцами прежнюю русскую Бастилію. Город был еще неспокоен, когда "мы вынуждены были перевести министров. Сд?лать это днем было чрезвычайно опасно, а т?м бол?е заран?е раскрыть план перевозки. Поэтому р?шено было совершить перевод ночью без предупрежденія даже стражи"... Лично Керенскій в полночь предупредил арестованных, когда вс? приготовленія были закончены, что они будут перевезены, не указав ни м?ста, куда их перевозят, ни причин увоза. Секрет, которым была окружена ночная экспедиція, и враждебныя лица солдат, казалось, сильно возбудили заключенных —они думали, что их везут на казнь. (Так казалось во всяком случа? Керенскому, который по челу оставшагося спокойным Щегловитова читал затаенную мысль — воспоминанія долгол?тняго руководителя царской юстиціи, как его многочисленныя жертвы в таких же условіях ночного безмолвія отвозились из тюремных казематов на м?сто казни). В такой обстановк? революціонная гуманность, о которой думал Керенскій, превращалась, пожалуй, в недостойную мелочную месть. В д?йствительности, в?роятно, не было ни того, ни другого. Была скор?е неув?ренность власти, не чувствовавшей еще прочной почвы под ногами и облекавшей свою неув?ренность в революціонный пафос, зам?няя его подчас революціонной позой. К ней был н?сколько склонен тот, кто занял пост министра юстиціи революціоннаго правительства, и она производила впечатл?ніе. Так Ледницкій в доклад? московскому Комитету Общ. Организацій 3 марта, передавая свои петербургская впечатл?нія, с одушевленіем изображал бытовую сцену, которой сопровождался арест посл?дняго министра юстиціи царскаго правительства Добровольскаго (явился сам в Таврическій дворец). "Бывшій министр Добровольскій — торжественно заявил ему Керенскій — вы им?ете честь разговаривать с депутатом Думы, потрудитесь встать", Ледницкій комментировал эти слова: "прежняя власть почувствовала силу новой власти" (по отчету "Рус. В?д."). Зензинов вспоминает, с каким "ликующим видом" Керенскій ему сообщил, что по его распоряженіе арестован Щегловитов то было " первое проявленіе власти революціи". В первые дни подсознательным стимулом, вызывавшим революціонную позу, и могло быть чувство инстинктивнаго страха за революцію. Этим только возможно объяснить не соотв?тствовавшій идеям и настроеніям обиход, который был установлен властью свыше в "министерском павильон?". Зд?сь царила "гробовая тишина", так как строжайше запрещено было разговаривать. Заключенные должны были вставать при вход? коменданта. Одним словом, все то, что полагалось по тюремной дисциплин? ушедшаго в прошлое режима. Это не отзвук переживаній арестованных, это непосредственное впечатл?ніе журналиста Луганскаго, пос?тившаго 2 марта "министерскій павильон". Курлов утверждает, что такой обиход с "вынужденным молчаніем" установлен был личным распоряженіем "начальника" революціонной кордегардіи в Таврич. дворц? депутатом Керенским, который д?лал выговор начальнику караула за неисполненіе им своих обязанностей [129].

Если учесть эту возможную психологію революціонной власти, в н?которых случаях персонифицированной Керенским, мы поймем обстановку, в которой произошел перевоз арестованных сановников в Петропавловскую кр?пость. Иначе получается н?что несуразное. Таинственность, которой был облечен перевоз, вс? принятыя Керенским м?ры предосторожности объясняются необходимостью предотвратить возможные эксцессы. Между т?м вс? заключенные из числа т?х, кто оставил мемуарныя отраженія своих переживаній, единодушно свид?тельствуют о своеобразной м?р? охраненія, предпринятой в отношеніи их. Вот разсказ Курлова: "Это отправленіе обставлялось весьма торжественно (Курлов утверждает, что перевоз совершился около 10 ч. веч.). В проход? между залом и подъ?здом, на пространств? приблизительно 40-50 шагов, была выстроена рота преображенцев. Прапорщик Знаменскій лично проводил меня до автомобиля, в котором я зам?тил какого-то челов?ка с забинтованной головой и вскор? узнал в нем Н. А. Маклакова. Против нас пом?стились унтер-офицер с револьвером в руках и член Гос. Думы Волков. По-прежнему нам было запрещено разговаривать, с предупрежденіем, что в случа? нарушенія этого приказанія унтер-офицер будет стр?лять". По словам Васильева (б. дир. деп. полиціи), подтверждающаго описаніе Курлова, их предупреждали, что всякая попытка к б?гству вызовет прим?неніе оружія. В дневник? Протопопова записано: "Впереди нас (Протопопов попал в автомобиль с ген. Беляевым) сид?л офицер и держал револьвер наготов?, о чем нас предупредил: за каждое движеніе — пуля в лоб". Можно было бы предположить, что такая демонстративная вн?шность создана была лишь в показательных ц?лях — для возд?йствія на толпу. Но подобныя предположенія разс?иваются при ознакомленіи со свид?тельством одного из представителей революціонной общественности, сопровождавшаго ночную экспедицію. Зензинов разсказывает, что министр юстиціи предложил ему и Волкову принять на себя перевоз арестованных министров. "Я с удовольствіем взялся выполнить это д?ло" — вспоминает мемуарист. "Мн? интересно было в новой уже роли побывать в той самой кр?пости, гд? я полгода просид?л заключенным. Автомобили были приготовлены только поздно вечером, и перевод арестованных состоялся глубокой ночью. В пяти автомобилях мы везли 12 министров. На мою долю пришлись б. мин. вн. д. Макаров и б. мин. юстиціи Хвостов [130]. В автомобиль нас было четверо — два арестованных министра, солдат с наведенным на них револьвером и я. Министры сид?ли неподвижно, как бы раздавленные вс?м происшедшим. На улицах шум?ла толпа, несмотря на поздній час [131], и гудок нашего автомобиля гуд?л непрерывно. Занав?си на наших окнах были спущены (сл?довательно, отпадает возможность показательнаго пріема), и толпа охотно разступалась, когда шофер кричал ей, что автомобили сл?дуют по распоряженію Врем. Рев. Правительства". В Петропавловской кр?пости Зензинов, к великому своему удивленно, натолкнулся на полк. Иванишина, того самаго "в?рнаго слугу стараго правительства", который семь л?т тому назад караулил Зензинова, явившагося теперь в роли "чрезвычайнаго комиссара Рев. Правит.". Давая отчет Керенскому об исполненіи порученія, Зензинов настоял на том, чтобы Иванишин был "немедленно см?щен и зам?щен в?рным челов?ком" (к каким результатам это привело, мы увидим ниже). Керенскій согласился и отдал тут же распоряженіе по телефону в кр?пость... Курлов передает такую деталь. По прибытіи в кр?пость им (т. е. Курлову и Маклакову) приказали "выйти из автомобиля и стать лицом к ст?н?". Они стояли до т?х пор, "пока вс? арестованные не вышли", а потом их "гуськом" повели в Трубецкой бастіон, зав?дующим котораго и был полк. Иваншин...