Символы распада, стр. 60

Машков нахмурился, Левитин кивнул головой.

– Нужно будет поговорить и с арестованной Суровцевой. Может, нам лучше ее помиловать, чем этого мерзавца?

– Дронго считает, что она была главным действующим лицом, так сказать, вдохновителем Хорькова и Волнова. Он считает, что она не меньше виновата в том, что произошло, – сказал Машков.

– Пусть он свои психологические рассуждения оставит при себе, – раздраженно произнес генерал. – Нам важнее найти второй ящик, вывезенный из Финляндии.

– Он хотел побеседовать с Суровцевой, – напомнил Машков.

– Потом, – отмахнулся генерал. – Пусть он потом занимается разными психологическими изысканиями. Потом он может разговаривать с кем угодно. Он сделал свое дело в Центре, и этого вполне достаточно.

Снова раздался телефонный звонок. Земсков вздрогнул, обернувшись на телефоны. Но на этот раз звонил не директор. Генерал поднял трубку.

– Товарищ генерал, – услышал он встревоженный голос одного из своих офицеров, – арестованная Суровцева сбежала из больницы.

– Что? Что? – он отказывался поверить услышанному.

– Арестованная сбежала из больницы, – подтвердил офицер. – Наши сотрудники уже поехали к ней домой, вернее, к ее матери...

Земсков положил трубку и ошеломленно взглянул на Машкова.

– Она сбежала, – тихо сказал он.

– Кто? – не понял Машков.

– Она сбежала, – повторил генерал, и оба офицера поняли, о ком он говорит.

Машков и Левитин вскочили со своих мест.

– Организуйте поиск, – задыхаясь, сказал Земсков и схватился за сердце. – Передайте ее фотографию в милицию. Введите оперативные планы перехвата. Найдите ее.

– Разрешите использовать нашего эксперта? – попросил Машков.

– Делайте, что хотите, – непослушными губами пробормотал Земсков, – только найдите ее. Обязательно найдите.

Москва. 16 августа

Если бы она не так громко стонала, то ее наверняка бы отправили в тюремную больницу, но врач решил, что у нее могут быть внутренние повреждения и нужно ее срочно осмотреть. Два сотрудника ФСБ поехали вместе с ней. Один был молодой парень, лет двадцати пяти, другой постарше, лет сорока. Ее привезли в обычную районную больницу и повели на рентген. Оба сотрудника не стали входить в комнату, где она раздевалась, и Суровцева просто благополучно вышла через вторую дверь рентгеновского кабинета, которую не проверили оба сотрудника, явно сбитые с толку ее несчастным видом.

Итак, она спокойно вышла через вторую дверь, и когда сотрудники ФСБ, потеряв терпение, вошли в кабинет, они обнаружили там удивленного врача, не понимавшего, почему они ищут женщину, давно вышедшую из его кабинета.

Было объявлено по всему городу, что она находится в розыске. Отправили специальную группу к ней на квартиру, где жили ее мать и дочка. Еще несколько групп поехали к ее родным и знакомым, где она могла появиться. Но Суровцеву не нашли нигде. Земскову сделали укол прямо в кабинете, но он не покидал его, дожидаясь результатов розыска. В половине первого ночи Машков позвонил Дронго.

– Извините, – сказал полковник, – что я вас беспокою. Но мне кажется, что опять нужна ваша помощь.

– Вы слишком интеллигентны для такой организации, как ФСБ, – засмеялся Дронго. – Мне очень понравилось ваше выражение «кажется». Впрочем, если вам действительно так кажется, вы можете ко мне приехать.

– У нас случилось очень неприятное происшествие, – признался полковник. – Исчезла Суровцева.

– Я так и думал, – сразу отозвался Дронго. – Я ведь просил вашего разрешения побеседовать с ней.

– Это мы обсудим потом, – торопливо произнес Машков. – Вы могли бы подсказать, где именно она находится?

– Думаю, что да.

– Где?

– Приезжайте ко мне, полковник. Нельзя терять времени. А у меня нет машины. Я ведь не люблю сидеть за рулем.

– Сейчас еду, – бросил трубку Машков.

Он приехал к дому Дронго через двадцать минут. Тот уже ждал его на улице, одетый в легкую куртку. Ночью было прохладно, температура опускалась до десяти градусов.

– Вы не один? – спросил Дронго, увидев сидевших в автомобиле двоих сотрудников ФСБ. Они расположились на переднем сиденье, один из них сидел за рулем. Сам Машков сидел сзади.

Дронго сел рядом.

– На дачу, где мы сегодня были, – уверенным голосом распорядился он.

– Куда? – повернулся водитель.

– На дачу, – кивнул Дронго. – Она обязательно туда приедет. Ночью она вряд ли рискнет ехать в такую даль с разбитым лицом, а вот утром обязательно появится там. Я подозревал, что она выкинет что-нибудь подобное. Кстати, вы напрасно думаете, что она решила сбежать. Она ведь умный человек и понимает, что ей некуда бежать. Это ведь не рецидивист и не вор в законе, у которого есть явки и помощники. Ей нужно всего лишь два часа свободы, чтобы перепрятать нечто очень ценное, спрятанное ею на даче. А потом она сама придет к вам с повинной. Вы даже оформите ей эту явку как смягчающее вину обстоятельство.

– Но почему на дачу? – спросил Машков.

– Когда мы подъехали, она звонила в поселок и узнавала, где Волнов. Об этом вы мне рассказали, когда мы возвращались обратно в город, – напомнил Дронго. – Но когда мы поднялись наверх, то увидели, что она избитая лежит в кабинете.

– Правильно. Поэтому я и отправил ее в больницу.

– Подождите, – остановил его Дронго. – Дело в том, что ваши сотрудники стреляли по окнам кабинета, а там в это время находился один из телохранителей Хорькова. Я прошелся по комнатам и увидел, что в спальне на ковре остались капли крови, очевидно, драка между Хорьковым и Суровцевой произошла именно там. Кстати, там же было два пистолета, одним из которых он явно воспользовался, ударив ее по лицу. На нем тоже виднелась запекшаяся кровь.

– Какая разница, где он ее бил, – все еще не понимал Машков, – главное, что она сбежала.

– Вы понимаете, в чем обычно состоят ошибки при расследовании? Вы не проводите связи между разными явлениями. Почему он ее избивал именно в спальне? И почему так спешно, непосредственно перед арестом? Я вошел в кабинет, где лежал этот «дипломат» с найденными деньгами. Там было всего двадцать пачек. Для Хорькова это явно не сумма. Но интересно другое. Зачем он держал «дипломат» с этими пачками денег, если их можно было поместить в небольшой сумке? Что именно они не поделили с Суровцевой, из-за чего он ее избил? «Дипломат» лежал на столе, причем его положили туда, в спешке уронив ручку, которая валялась на полу. Я поднял ее и вновь вернул на стол. Совершенно очевидно, что Хорьков не стал бы хранить «дипломат» на столе. И вряд ли он не мог купить подходящую сумку для двадцати пачек денег. Из этого я могу сделать вывод, что, во-первых, в «дипломате» было гораздо больше денег. Во-вторых, сам скандал произошел в спальне, а она специально прибежала в кабинет, легла на диван и успела бросить «дипломат» на стол. То есть она хотела, чтобы мы нашли ее именно в кабинете, а не в спальне. И наконец, в-третьих, ее не было в кабинете, когда ваши сотрудники стреляли. Весь диван был в осколках стекла. В мелких осколках. А на ней не было ни одного стеклышка. Значит, она вошла туда позже.

– Прекрасно, – Машков усмехнулся. – Простите меня, но это абсолютно невероятно. Как вы могли все запомнить и разглядеть за пять минут?

– Для этого не нужно много времени. В «дипломате» были деньги, много денег. Она успела их спрятать, и поэтому между ними произошел скандал. Когда он вышел из дома и отправился сдаваться, она успела спрятать часть денег и только потом вбежала в кабинет, упала на диван и бросила «дипломат» на стол. Вот, собственно, и все.

– Наши сотрудники обыскали всю дачу, – возразил Машков, – но ничего там не нашли. – Значит, плохо искали. Деньги на даче, и она вернется за ними. Они ведь не могли поругаться до того, как она звонила своей соседке в поселок, иначе она просто не стала бы звонить с такими разбитыми губами. Кровоподтеки были совсем свежие.

– Вы уверены, что она приедет на дачу? – понял наконец Машков.