Символы распада, стр. 35

– А сотрудники могли взять карточки и войти в хранилище?

– Нет. Обычно для обеспечения доступа сотрудников в хранилище утром туда спускались директор и начальник службы безопасности. Или кто-то из их заместителей, которые производили разблокировку двери. Код знали сотрудники лаборатории Шарифова.

– Он начальник лаборатории?

– Да, мы его тоже проверяли. Наше руководство считает, что он самый подозрительный.

– Почему?

– Глупое подозрение, – вздохнул Машков, – он наполовину татарин, и они считают, что он мог быть каким-либо образом связан с чеченцами.

– Из-за своей национальности он заранее считается подозрительным? – усмехнулся Дронго. – У вас несколько странный руководитель комиссии, вы не находите?

– Не знаю, – улыбнулся Машков, – я не могу обсуждать такой вопрос.

– Мне нужно будет встретиться с каждым из членов комиссии, – решительно произнес Дронго.

– Только утром, – возразил Машков, – посмотрите на часы, уже первый час ночи. Это у нас с вами поздний ужин.

– Да, жалко девушку, она, кажется, ждет не дождется, когда мы уйдем, – согласился Дронго, вставая. – Пойдемте, полковник, я хотел бы пройтись с вами по территории Центра и посмотреть предполагаемый путь вывоза зарядов.

– Сейчас? – изумленно спросил Машков, взглянув на часы. Потом добавил с некоторым восхищением: – Вы ведь только что прилетели...

– Разве я сказал, что устал?

– Идемте, – согласился полковник. – Знаете, я много слышал про вас. Может, вы действительно сумеете сделать то, что не смогли все мы.

Париж. 10 августа

Отель «Крийон» один из самых известных отелей Парижа. Расположенное на площади Конкорд, где когда-то казнили королей и якобинцев, жирондистов и роялистов, это величественное здание было построено в тысяча семьсот пятьдесят восьмом году известным архитектором Жаком Анже Габриэлем по приказу самого Людовика Пятнадцатого. Несчастный король и не подозревал, что стены построенного по его приказу дворца станут свидетелями казни его преемника и его супруги, а потом площадь перед дворцом превратится в главную арену исторического действа, на которой по очереди будут казнить самых знаменитых людей Франции.

В тысяча девятьсот девятом году здание дворца было переоборудовано под отель и после этого принимало самых титулованных особ многих государств мира. Расположенное рядом с американским посольством в самом центре Парижа, оно привлекало внимание состоятельных людей, способных платить за великолепие номеров «Крийона».

Десятого августа в баре отеля за столиком сидели два человека, один из которых говорил по-французски с сильным акцентом. Он выглядел несколько экзотично – довольно смуглый, с длинными красивыми пальцами, узким носом с горбинкой, миндалевидными глазами. На нем был строгий элегантный костюм, а на пальце правой руки поблескивал крупный перстень. Второй – маленький, полный, несколько неряшливо одетый, в помятом костюме – сидел напротив смуглого и в чем-то убеждал своего собеседника.

– Все будет нормально, мистер Абдель, – убежденно говорил он. – Вы напрасно так нервничаете. Первый ящик уже в Копенгагене, его перегрузят и привезут прямо в Париж, как мы и обещали.

– А второй? – Мистер Абдель был, очевидно, постояльцем отеля, он как-то больше соответствовал его великолепию.

– Второй мы тоже найдем, – улыбался толстяк, – вы не беспокойтесь, мистер Абдель, мы сделаем все, как обещали.

– Когда прибудет первый ящик? Как вы понимаете, синьор Ревелли, это очень важно.

– Через два дня. Мы могли бы привезти его на самолете, но нам не хотелось бы рисковать. Вы же знаете, как комплексуют французы, когда частные самолеты привозят что-либо из других стран. А через Германию и Бельгию мы спокойно доставим ваш груз.

– Но мы платили за два ящика, – настойчиво напомнил господин Абдель.

– Конечно. И сейчас как раз решается вопрос со вторым. Мы уже послали наш запрос, и нас заверили, что все будет в порядке.

– Синьор Ревелли, – решительно сказал мистер Абдель, – если вы пытаетесь нас обмануть или просто затянуть время, то это не очень умно. Вы должны понимать, что мы ждем столько дней только потому, что груз нам очень нужен. Я уже позвонил и сообщил о прибытии его в Европу.

– Правильно сообщили, – в очередной раз поправил съезжающий галстук синьор Ревелли, – груз действительно уже в Европе. Нам остается только перевезти его в Париж, и все будет в порядке, уверяю вас.

– Нам нужны два ящика, – решительно повторил мистер Абдель. – Если прибудет только один, то вся наша операция сорвется. Нам нужны два, – снова подчеркнул он.

– Да-да, конечно, я завтра позвоню вам.

Мистер Абдель поднялся и, кивнув на прощание, вышел из бара, направляясь к лифту, расположенному слева от выхода. Он жил на третьем этаже, где находились императорские апартаменты, в которых обычно останавливались высокопоставленные особы.

Едва он вышел из бара, как синьор Ревелли, немного подождав, достал мобильный телефон, набрал номер и с неожиданной яростью сказал по-итальянски:

– Почему мне до сих пор не сообщили о втором ящике?

– Они говорят, что уже сегодня отправят его в Данию, – раздался в трубке виноватый голос.

– Сегодня, – прохрипел Ревелли, – это крайний срок. Наш клиент торопит, нужно во что бы то ни стало ускорить доставку груза. Как в Копенгагене?

– Все в порядке. Груз уже в порту и вечером будет в автомобиле. Мы погрузим его в рефрижератор, идущий на Париж. Через два дня машина будет у вас.

– Договорились. – Толстяк отключил телефон и торопливо направился к выходу.

Поселок Чогунаш. 10 августа

Он заснул почти уже утром, в половине шестого, измотав Машкова необычной экскурсией по территории Центра. В два часа ночи уходил последний автобус, и Машков уехал в поселок, а Дронго, несмотря на все уговоры, решил все-таки остаться. Именно поэтому он не явился на завтрак к девяти часам утрам, когда члены комиссии собрались, как обычно, в столовой. Машков пришел позже всех. Земсков подождал минут пятнадцать, а затем иронически спросил:

– Где этот наш новый Пинкертон? Он что, решил не завтракать?

– Он не спал всю ночь, – доложил Машков.

– Как это не спал? – не понял Земсков. – Он же прилетел вчера часов в десять, если не позже.

– Да, – ответил полковник, – но он до двух ночи осматривал территорию Центра, а потом пошел к себе работать.

– Куда это к себе? – не понял Земсков. – Он разве не уехал в поселок?

– Нет, – доложил Левитин, – он остался ночевать в административном здании. Отсюда шел автобус в четыре утра, но он не уехал.

– Вы разрешили остаться на территории Центра постороннему человеку, не имеющему допуск? – изумился генерал.

– У него есть допуск, – возразил полковник Ильин. – У него все оформлено как полагается. Подписано генералом Потаповым, заместителем директора ФСБ.

– Он штатский человек, – продолжал нервничать Земсков, – нельзя было его оставлять на территории Центра. И, видимо, он разгильдяй, если не хочет признавать необходимости дисциплины. Он ведь должен понимать, что здесь особый объект.

За столами сидели не только офицеры, но и ученые, которые не могли понять гнева генерала.

– Здравствуйте. Вы не знаете, где тут можно достать бритву? – вдруг раздался чей-то голос, и в столовую вошел Дронго.

Земсков чуть не задохнулся от возмущения. Дронго подошел к Добровольскому и вежливо поздоровался.

– Здравствуйте, – сказал он, – вы, наверно, Игорь Гаврилович Добровольский? Извините, что я вчера не зашел к вам, мне сказали, что вы были заняты с академиками Финкелем и Архиповым.

– Доброе утро, – поздоровался академик, с удивлением глядя на него.

– Меня прислали сюда в качестве эксперта. – Дронго прошел к столу и сел, игнорируя обоих сидевших за столом генералов. Машков улыбнулся.

– Вы не считаете нужным здороваться с нами? – резко спросил его Земсков.