Запретный плод, стр. 29

У себя в машине я включила кондиционер на всю катушку. Пот охлаждал лицо, густея на коже. Потом я его отключила, пока голова не заболела от резкой смены температур.

Филипп сидел от меня так далеко, как только мог. Лицо его тоже было повернуто к окну, насколько допускал привязной ремень. Глаза за солнечными очками смотрели в сторону и вдаль. Он не хотел говорить о том, что сейчас было. Откуда я это знаю? Анита – чтец мыслей? Нет, просто Анита – не совсем дура.

Он ссутулился; если бы я не знала причину, можно было бы решить, что от боли. Если подумать, в сущности, так оно и было.

Я налетела хулиганом на очень хрупкое человеческое существо. Это не вызывало у меня приятных ощущений, хотя так куда лучше, чем избить ее до потери сознания. Физически я ей больно не сделала. Но почему мне не было от этого лучше? А теперь мне предстояло допросить Филиппа, потому что он дал мне нить. И упустить ее я не могла.

– Филипп? – позвала я.

Плечи его напряглись, но он продолжал смотреть в окно.

– Филипп, мне надо узнать про вечеринки придурков.

– Подбрось меня в клуб.

– «Запретный плод?» – спросила я. Сообразительная ты моя, Анита.

Он кивнул, по-прежнему не оборачиваясь.

– Тебе не надо забрать свою машину?

– Я не вожу, – ответил он. – Меня Моника подбросила к твоей конторе.

– Она знала? – спросила я, мгновенно возгоревшись горячей злостью.

Здесь он обернулся, посмотрел на меня с непроницаемым лицом и скрытыми за черными стеклами глазами.

– Чего ты на нее так злишься? Она просто привела тебя в клуб, и все.

Я пожала плечами.

– Почему? – Его голос был усталым, человеческим, нормальным.

Тому донжуану, что пытался флиртовать, я бы не ответила, но это была уже не маска, а человек.

– Она человек, и она предала людей нелюдям.

– И это худшее преступление, чем то, что Жан-Клод заставил тебя бороться на нашей стороне?

– Жан-Клод – вампир. От вампиров предательства ожидаешь.

– Ты ожидаешь. А я нет.

– Ребекка Майлз очень похожа на человека, которого предали.

Он вздрогнул.

Ну ты и молодец, Анита! Давай топчи чувства всякого, кто тебе сегодня попадается!

Да, но это было правдой.

Он снова отвернулся к окну, и мне пришлось заполнить болезненное молчание.

– Вампиры не люди. Их преданность прежде всего и больше всего принадлежит их роду. Я это понимаю. Моника предала свой род. Еще она предала друга. Это простить нельзя.

Он вывернул голову и посмотрел на меня.

– Значит, если кто-то твой друг, ты для него готова на все?

Я обдумала это, пока мы сворачивали на семидесятое восточное. Все? Это слишком сильно сказано. Почти все? Да.

– Почти все, – сказала я.

– Значит, для тебя так много значат преданность и дружба?

– Да.

– И поскольку ты считаешь, что Моника изменила и тому, и другому, она совершила большее преступление, чем все, что делают вампиры?

Я поерзала на сиденье, недовольная направлением, которое принимал разговор. В психологических анализах я плаваю. Я знаю, кто я и что делаю, и этого мне достаточно. Не всегда, конечно, но почти.

– Не всё; я не люблю абсолютных утверждений. Но если кратко сказать, то да, вот почему я злюсь на Монику.

Он кивнул, будто этот ответ его устроил.

– Она тебя боится, ты это знаешь?

Я улыбнулась, и улыбка вышла не очень милая. Я ощутила уколы какого-то темного удовлетворения.

– Надеюсь, эта сука засыпает и просыпается в холодном поту.

– Так и есть, – сказал он. И голос его был очень спокоен.

Я взглянула на него и тут же вернула глаза на дорогу. У меня было чувство, будто он не одобряет, что я так напугала Монику. Ну так это его проблема. А я этим результатом была очень довольна.

Мы приближались к повороту на Приречье. Он все еще не ответил на мой вопрос. На самом деле он очень тонко его обошел.

– Так расскажи мне о вечеринках придурков, Филипп.

– Ты всерьез грозилась вырезать у Моники сердце?

– Да. Ты мне расскажешь или нет?

– И ты это в самом деле сделала бы? Я имею в виду – вырезала бы сердце?

– Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой.

Я повернула машину на узкую мощеную дорожку Приречья. Еще два квартала – и мы у «Запретного плода».

– Я тебе рассказал, что это за вечеринки. Я туда уже несколько месяцев не хожу.

Я снова посмотрела на него. Мне хотелось спросить почему. И я спросила:

– Почему?

– Черт возьми, ты задаешь слишком личные вопросы.

– Я не имела в виду ничего личного.

Я уже думала, что он не ответит, но он заговорил.

– Мне надоело, что меня передают из рук в руки. Я не хотел кончить, как Ребекка, или еще хуже.

Мне захотелось спросить, что бывает хуже, но я не стала. Жестокой я не хотела быть, всего лишь назойливой. Правда, бывают дни, когда эта разница почти незаметна.

– Если ты узнаешь, что все эти вампиры ходили на вечеринки придурков, дай мне знать.

– И что тогда? – спросил он.

– Тогда мне придется пойти на вечеринку.

Я припарковалась перед «Запретным плодом». Неоновая вывеска спала – призрачная тень самой себя в ночное время. Заведение казалось закрытым.

– Тебе не захочется туда идти, Анита.

– Я пытаюсь раскрыть преступление, Филипп. Если я этого не сделаю, погибнет моя подруга. И у меня нет иллюзий насчет того, что сделает со мной хозяйка города, если я провалюсь. Самое лучшее, на что я могу рассчитывать, – это быстрая смерть.

Его передернуло.

– Да, да. – Он расстегнул привязной ремень, потер руками плечи, будто от холода. – Ты мне так и не ответила насчет Моники.

– А ты так и не ответил насчет вечеринок.

Он опустил глаза, глядя себе в колени.

– Сегодня ночью одна будет. Если тебе туда надо, я тебя отведу. – Он повернулся ко мне, все еще обнимая себя за локти. – Вечеринка каждый раз в другом месте. Когда я узнаю где, как мне с тобой связаться?

– Позвони мне домой и оставь сообщение на автоответчике.

Я вынула из сумочки визитку и на обороте написала свой домашний телефон. Он сунул карточку себе в карман. Потом открыл дверцу, и жара хлынула в кондиционированную прохладу машины дыханием дракона.

Он засунул голову в машину, одна рука на крыше, другая на дверце.

– А теперь ответь на мой вопрос. Ты бы и в самом деле вырезала Монике сердце, чтобы она не могла воскреснуть вампиром?

Я посмотрела в черноту его очков и ответила:

– Да.

– Напомни мне, чтобы я никогда не выводил тебя из себя. – Он глубоко вздохнул. – Сегодня вечером тебе понадобится одежда, открывающая шрамы. Купи что-нибудь, если у тебя нет. – Он замялся, потом спросил: – Ты такой же надежный друг, как и враг?

Я тоже сделала глубокий вдох и плавный выдох. Что я могла сказать.

– Тебе не надо иметь меня врагом, Филипп. Гораздо лучше – другом.

– В этом я не сомневаюсь.

Он закрыл дверцу и пошел к двери клуба. Постучал, и почти сразу дверь открылась. Я успела заметить, как там мелькнула бледная фигура. Но ведь это не мог быть вампир? Дверь закрылась раньше, чем я успела рассмотреть. Вампиры днем не выходят. Это правило. Но до прошлой ночи я знала, что вампиры не могут летать. Может быть, я и сейчас не все знаю.

Что бы оно там ни было, но Филиппа ждали. Я отъехала от тротуара. Зачем они послали его флиртовать? Чтобы меня обаять? Или это был единственный человек, который был под рукой? Единственный активный днем член их маленького клуба. Кроме Моники, а ее я сейчас не очень любила. Так что выбор не богат.

Я не думала, что Филипп соврал насчет вечеринок придурков, но что я вообще знала о Филиппе? Выступает со стриптизом в «Запретном плоде» – не самая безупречная рекомендация. Вампироман, что еще того лучше. А душевная боль – это все было притворство? Заманивает меня куда-то, как Моника?

Я не знала, а мне надо было знать. И только в одно место я могла поехать за ответами. Единственное место в Округе, где я была желанным гостем. «Мертвый Дэйв» – отличный бар, где подавали средние гамбургеры. Владельцем был отставной полицейский, которого вышибли со службы за то, что он мертв. Придиры. Дэйв любил помогать, но возмущался предрассудками своих бывших коллег. Поэтому он говорил мне, а я говорила полиции. Это маленькое соглашение давало Дэйву возможность негодовать на полицию и продолжать ей помогать.