Пламя страсти, стр. 129

Дикие лошади еще только отправились на Юг, но снег в тот год выпал очень рано, в ноябре, и Хэзарду пришлось отложить свои планы по восстановлению рудника. Надвигалась снежная зима, клан разбился на маленькие группы и отправился в долину Винд-ривер, где можно было укрыться от холодов и лошади легче добывали себе корм. Хэзард и Венеция решили зимовать одни, чтобы ничто не нарушало их покой.

В маленькой горной долине было достаточно бизоновой травы, чтобы прокормить лошадей, воду они доставали из проруби в ручье Хэзард соорудил для Венеции подобие ванны из дубленой шкуры бизона и нескольких деревяшек. Он натер шкуру снаружи салом, так что она перестала пропускать воду. Вечерами он смотрел, как Венеция купается, или помогал ей с домашними делами при свете очага. Еды у них хватало, дров тоже, а мокасины на меху и теплые бизоньи шкуры спасали от холода. В вигваме, где горел огонь, всегда царило тепло, несмотря на снег, ветер и мороз.

Хэзард учил Венецию языку абсароков, а еще она училась вести домашнее хозяйство, но Хэзард не позволял ей утомляться. Они читали книги, гуляли, играли в бридж. Хэзард даже сделал для них лыжи, и безветренными днями они катались по пушистому снегу. Зима оказалась долгим медовым месяцем — великолепным, веселым: ведь они оказались вдали от всего мира, наедине с их любовью и ребенком, который должен был скоро родиться.

На Рождество целую неделю стояла ясная тихая погода, на небе всеми красками играло северное сияние, а мороз их не пугал. Хэзард принес для Венеции маленькую елку, и она украсила ее лентами и сухими ягодами. В Сочельник Венеция настояла на том, чтобы Хэзард первым открыл свой подарок, и, словно ребенок, смотрела горящими глазами, как он разворачивает маленький сверток. Еще в самом начале их одинокой жизни она вынула нитку из своего ожерелья и расшила черным жемчугом кисет для Хэзарда.

Стежки вышли неровными, кое-где виднелись узлы — Венеция так и не научилась как следует вышивать, когда была девочкой, — и все несовершенство вышивки казалось особенно заметным на тонкой светлой коже. Но разве это было главное? Хэзард прикоснулся к несимметричному цветку, пробежался пальцами по бесценному черному жемчугу и взглянул на свою любимую жену.

— Это самый красивый кисет, который мне доводилось видеть, — негромко сказал он. — Когда я надену его на весеннюю церемонию, все позеленеют от зависти. — Венеция просто засветилась от счастья, и Хэзард подумал, что никогда еще так сильно не любил ее. — А теперь разверни мой подарок, — напомнил он, кивая на большой сверток, который лежал рядом с ней.

Это не был настоящий рождественский подарок, но Венеция так давно начала говорить о Рождестве, что Хэзард решил подождать до этой даты. Она долго возилась с завязками, пока Хэзард не помог ей распутать узлы. Спустя несколько секунд замша отлетела в сторону, и дочь миллионера на какое-то время потеряла дар речи, разглядывая роскошную соболиную накидку с капюшоном.

— Это потрясающе… — наконец прошептала она. — Совершенно потрясающе!

На этот наряд пошли сотни шкурок, но стежки, соединяющие их, были абсолютно незаметны. Накидка была на подкладке из черного бархата, расшитого традиционным орнаментом абсароков.

— Надень. Я надеюсь, что она будет тебе впору. Хэзард встал и помог Венеции надеть накидку. Мех мягко окутал ее плечи. Придерживая накидку под подбродком, Венеция медленно закружилась перед Хэзардом, и великолепный мех заиграл в свете очага.

— Такую накидку не стыдно надеть даже бостонской принцессе, — удовлетворенно произнес он.

— Как ты только до этого додумался? — Венеция опустила подбородок в мягкий ворс.

— Я не мог позволить моей принцессе замерзнуть зимой, — усмехнулся Хэзард и добавил: — Там есть еще кое-что в кармане.

Венеция сунула руку в глубокий внутренний карман и достала коробочку из березовой коры. Открыв крышку, она увидела маленькую жемчужину на золотой цепочке, лежащую на зеленом мху.

— Как красиво! — вздохнула Венеция, вынимая украшение.

— Ты узнаешь его? — спросил Хэзард. Она посмотрела на него, явно сбитая с толку.

— А должна?

— Это с твоего платья…

— В котором я была на балу в Виргиния-сити!

— Верно. Я нашел эту жемчужину, когда ты убежала из летней кухни. Я и сам не знаю, почему сохранил ее. Очевидно, духи шепнули мне, что с той ночи наши жизни изменятся. Тогда я впервые поцеловал тебя… Ты помнишь?

Венеция кивнула.

— Как же я могла забыть? Меня никто до этого так не целовал.

— Я сам никого до этого так не целовал, — искренне сказал Джон Хэзард Блэк — человек, которого любило столько женщин.

— Может быть, повторим, — Венеция подошла поближе и положила руки ему на плечи.

— С удовольствием, — Хэзард обнял ее. — Счастливого Рождества, биа-кара. Пусть впереди у нас их будет множество.

— На следующий год у нас появится еще один член семьи, которому придется покупать подарки, — напомнила Венеция.

— Ты думаешь, я об этом забыл? — Хэзард улыбнулся, его сердце переполняла любовь к ней. — А теперь поцелуй меня. Проверим, чему ты научилась с той июньской ночи в Виргиния-сити.

— Ты же знаешь, что лучше меня у тебя никого не было! — с вызовом заявила она.

— Да, я это знаю, — тихо ответил Хэзард и поцеловал ее.

Как-то ночью в начале марта, когда в горах бушевал буран, Венеция разбудила Хэзарда среди ночи и сказала:

— Я как-то странно себя чувствую.

Она еще не кончила говорить, а он уже вскочил с постели. Первой его мыслью было, что им не стоило оставаться одним в горах, когда рядом нет даже повитухи.

— Что именно ты чувствуешь? — спокойно спросил он, хотя сердце его билось где-то в горле.

— Не знаю. Не могу уснуть. И спина болит. Хэзард вспомнил слова Желтой Реки:

— Когда у нее заболит спина, знай, что начались роды.

Они оба говорили осенью с повитухой. Именно Венеция захотела остаться в одиночестве, чтобы Хэзард сам принял у нее роды, и ему не удалось ее отговорить. Тогда он пригласил в их вигвам Желтую Реку, чтобы она рассказала, к чему следует приготовиться и что нужно делать. Слова повитухи Хэзард записал, а потом выучил наизусть и приготовил все необходимое. Но сейчас он все равно растерялся и чувствовал себя неопытным юнцом.