Пламя страсти, стр. 104

Только через две недели пребывания в доме Розы Хэзард впервые смог пошевелить пальцами сломанной руки, не покрываясь при этом холодным липким потом от боли. В тот же день в Бостоне, в кабинете Кертиса Адамса, было оглашено завещание Уильяма Брэддока. Услышав распоряжения покойного мужа, Миллисент Брэддок вне себя от возмущения вскочила на ноги.

— Не может быть! Это наверняка какая-то ошибка! — выкрикнула она.

Кертис Адамс был не только адвокатом Билли Брэддока, но и его другом. Он знал, что никакой ошибки нет. К тому же обстоятельства смерти полковника и появление «кузена» Миллисент только подтвердили в его глазах мнение Брэддока о своей жене. Не то чтобы ее оставили совсем без денег. Как вдова полковника, Миллисент могла жить в его доме столько, сколько пожелает, ежемесячно получая приличное содержание. Кертис подумал, что сам бы он никогда не проявил такой щедрости. Но у Билли было более доброе сердце, чем у него.

— Я хочу оспорить это завещание! — заявила Миллисент. Ярость зажгла красные пятна на ее щеках.

Кертис аккуратно сложил руки на полированной крышке стола.

— Но оно совершенно законно, Миллисент.

— И все-таки я его опротестую! Я уверена, что найду судью, который не согласится с вашим мнением.

— Вы можете поступать, как вам будет угодно. — Адвокат повернулся к Венеции: — Вы останетесь на Бикон-стрит?

— Недолго. Я собираюсь вернуться в Монтану, — спокойно ответила она.

Хотя подруги сочувствовали Венеции в связи со смертью отца и навещали ее, а поклонники присылали ежедневно такое количество цветов, что хватило бы на весь Бостон, она все равно скучала по родным местам Хэзарда. Ей хотелось быть поближе к нему, хотелось, чтобы его ребенок вырос на той же земле, где Хэзард провел свою юность.

Венеция была одета в черный шелк, кожа ее казалась фарфоровой, а под глазами залегли глубокие тени, но, как ни странно, траур только подчеркнул ее красоту. Без украшений, бледная, с простой прической и огромными печальными глазами на похудевшем лице, она все равно оставалась красавицей и могла любого мужчину свести с ума. Никто из них не отказался бы утешить Венецию Брэддок в ее горе. Но Хэзард навсегда лишил остальных мужчин привлекательности в глазах Венеции. По сравнению с ним все они казались ей пресными. Хэзард — непредсказуемый, необузданный — заполнил собой ее мир.

— Это просто смешно! — немедленно вмешалась Миллисент. — Ты останешься в Бостоне, здесь твое место.

— Я поеду туда, куда захочу, мама, — Венеция посмотрела на мать серьезно, холодно и очень спокойно.

— Это мы еще посмотрим! — зловеще пообещала Миллисент.

Она бросила на дочь взгляд, преисполненный такой дикой ненависти, что Венеция даже вздрогнула. Миллисент никогда раньше так открыто не проявляла своих чувств, но сейчас она была в ярости. Она ненавидела всех — своего покойного мужа, Кертиса Адамса, собственную дочь, — все и вся, что оказалось на ее пути к наследству. Ведь только ради него она так расчетливо вышла замуж двадцать лет назад!

Миссис Брэддок набрала в легкие побольше воздуха и уже собралась было наброситься на дочь, но тут вмешался Янси Стрэхэн. Его голос звучал спокойно, но глаза казались осколками льда.

— Не стоит спешить, ты слишком расстроена, — Янси взял Миллисент за руку. — Ее рана еще свежа, — объяснил он Кертису Адамсу.

На самом деле Янси из последних сил старался сдержать собственный гнев. Он был так близок к богатству на этот раз… Двадцать два миллиона долларов! И все получила Венеция. Проклятая сучка! Она, вероятно, давно все знала, потому что ничуть не удивилась…

И тут ему в голову пришла блестящая идея. Рассыпавшись в извинениях перед адвокатом, проявляя чудеса южной благовоспитанности, он вывел Миллисент из кабинета Адамса.

Венеция осталась, чтобы подписать необходимые бумаги. Впервые она по-настоящему испугалась за своего ребенка: никогда еще она не встречалась с такой ненавистью и такой яростью. А когда так ненавидят, недалеко и до убийства…

Вернувшись от Адамса, Венеция тут же поднялась в свою комнату, и Янси ничего не стоило запереть дверь снаружи. Тем временем Миллисент вызвала Ханну в гостиную и объявила ей, что Венеция уехала в Монтану сразу после вскрытия завещания.

— Но этого не может быть! — старая служанка не верила своим ушам. — Мисс Венеция не могла уехать, не сказав мне ни слова!

— Она просила меня поговорить с тобой. Бедная девочка была такой подавленной все эти дни, ты же знаешь. Я думаю, она мечтала только о том, чтобы поскорее вернуться. Я пыталась отговорить ее, но безуспешно. Венеция всегда была своевольна… Но ты не должна беспокоиться о ней: отец оставил ей все состояние, и теперь она более независима, чем когда-либо. Если ты мне не веришь, можешь спросить у Кертиса Адамса. Он сам помогал ей сесть в наемный экипаж. — Миллисент осторожно промокнула глаза вышитым платочком. — В последнее время на долю моей дочери выпало столько несчастий, — пробормотала она. — Так ты будешь говорить с Адамсом?

Это был хорошо продуманный блеф.

Когда Миллисент упомянула имя Адамса, Ханна сразу почувствовала себя спокойнее. Она знала, что этот человек многие годы был другом полковника, а Венеция и в самом деле целыми днями только и говорила о возвращении в Монтану.

— Бедное дитя, — вздохнула Ханна. — Она хотела, чтобы ее ребенок родился в этом диком краю…

В огромной гостиной повисла мертвая тишина, нарушаемая только тиканьем часов на камине. Ханна поняла, что выдала секрет, но отступать было поздно.

— Мисс Венеция еще не сказала вам о ребенке? — прошептала она.

Миллисент первой пришла в себя.

— Нет, но тогда становится еще более понятным… этот ее внезапный отъезд. Очевидно, бедняжка захотела немедленно уехать из Бостона, чтобы не опозорить нас. Но неужели она могла подумать, что мы откажемся от нее? — в голосе миссис Брэддок слышалась искренняя забота. На губах появилась понимающая материнская улыбка. — Мы обе знаем, как упряма Венеция. Но тебе незачем волноваться, Ханна. С миллионами ее отца малышка сумеет обеспечить себе спокойную жизнь, где бы она ни оказалась.