Леди и лорд, стр. 47

Джордж и впрямь был самым щедрым из мужчин, которых когда-либо встречала Элизабет. И в то же время он был самым жадным, поскольку хотел заполучить ее на любых условиях.

— Чепуха! — горячо возразил он. — Я не испытываю никакого почтения к моим давно усопшим предкам, равно как и к поныне живущим родственникам. Кроме того, я владею таким количеством собственности, что ее хватит на дюжину детей, и, если они захотят жить на свежем воздухе подальше от Нортумбрии, у меня имеются поместья в Йоркшире, Букингемшире, Кенте, Миддлсексе и Линкольншире.

Болдуин снова расположился напротив Элизабет с бокалом в руке и ощущал себя на седьмом небе. Еще бы, ведь женщина, которую он до последнего дня считал недоступной, теперь принадлежала ему!

Когда Болдуин упомянул о «дюжине детей», Элизабет вдруг почувствовала, что вновь находится на грани истерики и вот-вот разрыдается. «Нет! — хотелось закричать ей. — Нет, нет, нет! Я хочу детей только от него! Я не хочу их от тебя!»

На какой-то миг ей показалось, что она чисто физически не сможет жить в браке с этим человеком, однако вскоре рассудок взял верх. Элизабет понимала, что не имеет права подвергать ребенка, которого, смилостившись, наконец послала ей судьба, даже малейшему риску. Она не строила иллюзий и отдавала себе отчет: ребенок, не имеющий отца, не может рассчитывать на нормальную жизнь. Как бы богата она ни была, в какую бы глушь ни забралась, какие бы сомнения ни терзали ее душу, этот ребенок нуждался в защите Джорджа Болдуина против Грэмов. И кроме того, ему было необходимо имя.

— Как пожелаешь, Джордж. — Элизабет словно издалека услышала собственный голос, и в каком-то глухом уголке ее мозга промелькнула мысль: а удастся ли ей прожить достойно всю свою жизнь с этим человеком?

Она даже позволила Болдуину поцеловать себя на прощание — разве могла она теперь противиться!

«Что ж, — подумала Элизабет, — теперь на долгие годы, если не навсегда, мне придется стать актрисой. По крайней мере, до тех пор, пока ребенку перестанет грозить опасность». И тогда она почувствовала себя удовлетворенной.

17

Двадцать девятого августа, на следующий день после того, как был объявлен перерыв в работе парламента, Джонни получил надежную информацию о том, что Годольфин не собирается дать разрешение на возобновление заседаний законодательного собрания Шотландии, и отплыл в Роттердам. Его интересовали военные новости, а штаб союзнических войск располагался в Гааге. Продолжающееся наступление союзников на Францию могло иметь самые важные последствия для Шотландии.

Кроме того, в порту Роттердама находилось два его судна. Одно из них пришвартовалось совсем недавно, прибыв из Кантона с грузом товаров, предназначенных для продажи в Голландии.

Две недели Джонни провел в Роттердаме и Гааге, причем все это время рядом с ним находился Робби, который к этому моменту прожил здесь уже целый месяц. Они ходили по брокерским конторам и складам, а по ночам развлекались, зная, что нужную информацию проще всего получить за хорошим ужином или карточным столом.

В следующую неделю Джонни оказался на юге и искал полк, которым командовал его дядя, а теплым осенним Днем, когда Элизабет сделала предложение Джорджу Болдуину, Джонни Кэрр уже находился в суматохе военного лагеря рядом со своим дядей — маршалом де Тюренном, ничего не подозревая о том, что через некоторое время он станет отцом.

Джонни был крайне встревожен услышанными новостями. После катастрофы у Бленхайма во французском генеральном штабе царил полнейший разброд, а король прислушивался только к советам своего фаворита герцога де Шевреза и своей крайне набожной любовницы мадам Мэнтнон, хотя оба они не занимали никаких официальных постов.

— К уху короля существует только один путь — через эту чертову бабенку, а мадам не допускает до него никого, кто не привык, подобно ей, расшибать себе лоб в ежечасных молитвах, — мрачно говорил маршал. — Тайар, благодаря которому нас поколотили под Бленхаймом, уже конченый человек, Марсен — тоже. С другой стороны, Бервик, бастард Джеймса, одержал ряд блестящих побед. Но Шамийар, партнер Людовика по бильярду, проталкивает в маршалы сына своего друга графа де Гаса. Merde [16]! Разве удастся нам выиграть войну с этими аристократишками, готовыми сражаться лишь за маршальские эполеты! А Марльборо тем временем ни в грош не ставит своих союзников, делает что хочет и побеждает. В этом отношении я им восхищаюсь и поступал бы точно так же, если бы не был уверен, что двор тогда снимет с меня голову.

Маршал Тюренн поморщился и принялся сквернословить на нескольких языках, однако через некоторое время со вздохом махнул рукой:

— А, ну их всех! В конце концов, у меня есть жалованье, дом, а войн на мой век хватит, — улыбнулся он, поглядев на племянника. — Сколько ты у меня пробудешь? — Маршалу явно наскучило бесцельно обсуждать судьбы наций, и он жаждал поговорить на какие-нибудь более приятные темы.

— День или два. Я направляюсь в Остенде, чтобы побеседовать со своим управляющим.

— Ну, поведай мне о завоеванной Шотландией независимости, — с усмешкой попросил старый вояка. — Если оттуда все же удастся вытурить этих грязных англичан, возможно, у меня появится шанс вернуться домой.

— Что бы там ни говорили, дядя, постарайтесь любой ценой сохранить свои владения во Франции. Если Марльборо победит в этой войне, с мечтой о независимости придется распроститься. Тогда у них появится возможность обратить все свое внимание на Шотландию. Лондон использует возвращающиеся домой победоносные армии для того, чтобы поставить нас на колени.

— Как это тяжело — быть маленькой нацией в большом мире! — со вздохом произнес маршал.

— Да, временами это крайне угнетает.

— Однако тебе, как я слышал, удалось разбогатеть за счет Англии?

— В какой-то степени — да, — с легкой улыбкой ответил Джонни. — Я расцениваю это как свой личный вклад в разгром Англии. За моими фрегатами не угонится ни один английский корабль.

— Будь осторожен, Джонни. Политиканы не простят тебе того, что ты борешься в парламенте за независимость Шотландии. И еще вернее — того, что ты насмехаешься над пактом о мореплавании. Вестминстером правят торгаши, а они не любят, когда из их карманов вытаскивают деньги. Помни, что в случае осложнений ты всегда будешь желанным гостем у меня во Франции.

Дядя знал, о чем говорил. Еще юношей за нежелательные политические взгляды он был объявлен у себя дома вне закона и вынужденно эмигрировал во Францию. На протяжении веков так поступали многие молодые шотландцы, решившие строить свое будущее в более гостеприимной стране.

— Благодаря моим кораблям осуществляется большая часть внешней торговли Шотландии, — заметил Джонни, глядя на дядю поверх бокала с вином. — На их месте я бы поостерегся ссориться со мной. На моих складах за границей хранятся огромные запасы товаров, принадлежащих шотландским торговцам. И что важнее всего, — улыбнулся Джонни, — на каждого из них у меня имеются векселя. Если дело и впрямь примет нежелательный оборот, я буду помнить о вашем любезном приглашении, дядюшка. А теперь расскажите мне, как поживают тетя Жизель и ваши дочери.

Два дня спустя Джонни уже был в Остенде, а еще через шесть дней приплыл в Лейт. Он провел весьма беспокойный вечер в компании Рокси, а посреди ночи выбрался из ее постели и торопливо оделся, извиняясь и бормоча какие-то сбивчивые объяснения по поводу своего неожиданного ухода. В отвратительном настроении по пути в Равенсби-хаус он зашел в несколько таверн, но даже вино казалось ему таким же горьким, как вся его жизнь в последнее время. Оставив последний бокал нетронутым, Джонни отправился по ночным улицам к своей одинокой постели в Равенсби-хаусе.

Занятость и расстояние, отделявшие его на протяжении последних недель от Шотландии, немного притупили остроту переживаний, и образ Элизабет, который ранее постоянно всплывал в его мозгу, мешая сосредоточиться на чем-то ином, стал являться гораздо реже. Однако теперь, по возвращении домой, она снова стала казаться такой близкой и доступной, что он жаждал ее сильнее прежнего.