Рандеву с Валтасаром, стр. 37

Баширов вышел и снова вернулся в первый кабинет. Это был кабинет непосредственного руководителя Потапова, первого заместителя директора ФСБ генерала Городцова.

– Поговорили? – спросил Городцов, когда Баширов вошел к нему без доклада.

– Да, – кивнул полковник, проходя к столу. – Они опасаются, что Дронго может не справиться, и просят дать ему в помощники кого-нибудь из наших офицеров.

– Мы им дадим такого офицера! – засмеялся Городцов. – Обязательно найдем и пошлем на помощь Дронго. Ох уж ли непрофессионалы. Сначала Потапов со своим гуманитарным образованием, потом этот непонятный Дронго со своими методами конца прошлого века. Я думаю, мы найдем им такого офицера.

– Я бы не стал недооценивать Дронго, – заметил Баширов. – Он очень сильный аналитик и неоднократно доказывал это на деле.

– Знаю, знаю, – отмахнулся Городцов, – вы все здесь на нем помешаны. Но он только человек, а не Бог. А в Бога я не верю с детства. Поэтому давай думать, кого именно мы пошлем. У меня есть неплохая кандидатура, которая должна тебе понравиться.

Баширова раздражал непомерно амбициозный тон Городцова, но он молчал. Настоящий профессионал, он уважал других профессионалов и не терпел бахвальства. Но говорить об этом генералу не стоило. В конце концов, они и так завязли в этом деле слишком глубоко. И полковник уже догадывался, кого именно может рекомендовать Городцов. И от этой догадки ему было не по себе. Он вдруг подумал, что впервые в жизни с напряжением ждет, чем все это кончится. И не видит для себя благоприятной перспективы.

Дортмунд. 18 июня

Вторая смена отправилась обедать примерно в два часа дня. Все сели за свои столики. Дронго оказался рядом с украинцами. Он был одет в светлый костюм и для голубой рубашки выбрал серо-голубой коллекционный галстук от Живанши. Когда он проходил по вагону, увидевшая его Дубравка Угрешич из Германии изумленно всплеснула руками:

– Ну как вам это удается? Мы не можем вовремя погладить платье, а вы всегда ходите в отутюженных костюмах. Вы сами их гладите?

– Конечно нет, я вообще не умею гладить. Просто в каждом городе я нахожу нужных мне людей, которые готовы оказать мне эту небольшую услугу.

Вместе с Дронго за столом оказались Бондаренко, Вотанова и Юрий Семухович. Они сели напротив него, разместившись втроем на двух соединенных вместе креслах. А Микола Зинчук уселся рядом с ним. В результате показалось, что в ресторане разместились не двадцать два человека, а двадцать три, и «лишним» оказался греческий журналист Анастасис Темелис, который сел на свободное место, за столик, где уже расположились Павел Борисов, Виржиния и Яцек Пацоха. За третьим столиком устроились четверо иберийцев. За четвертым оказались вместе три представителя Югославии и Мэрриет Меестер. Четыре стола стояли с правой стороны от прохода. С левой были еще три столика, рассчитанные на два человека каждый. За одним уселись литовцы, за вторым – Георгий Мдивани и Мулайма Сингх, а за третьим – Стефан Шпрингер и Альваро Бискарги.

Пожилая располневшая немка медленно разносила заказанную еду. За каждым столом вспыхивали свои дискуссии, споры. Дронго, обедавший с украинцами, слушал их возмущенные реплики по поводу интервью, которое дал Алексей Харламов одной из российских газет. Он не особенно выбирал выражения, а журналист, воспользовавшись этим, добавил собственные оценки, представив самого писателя в крайне невыгодном свете. В интервью Харламов не просто оправдывал войну, но и доказывал, что есть войны, которые можно и нужно оправдывать. Именно поэтому украинцы предлагали принять специальную резолюцию, осуждающую подобные высказывания.

Дронго, беседуя с ними, наблюдал за всеми присутствующими. Шпрингер рассказывал очередной анекдот, и все смеялись. Георгий Мдивани слушал Мулайму Сингх и вежливо кивал. О чем-то тихо говорили литовцы. За столом, где сидели испанцы и португалка, слышались веселые восклицания. А вот за столом югославов, наоборот, было тихо.

Время от времени кто-то выходил, чтобы покурить в коридоре или зайти в туалетную комнату.

– Нужно заканчивать поскорее, – предложила Вотанова, – иначе мы ничем не будем отличаться от западных европейцев. Они приходят в ресторан или в бар и сидят здесь за бутылкой пива, не понимая, что нужно освободить места для других гостей.

– У них такие привычки, – усмехнулся Дронго, – и они не хотят их менять даже во время поездки.

– Я хотел вас поблагодарить за октонисепт, – вспомнил Андрей, – очень хорошее лекарство. Мне, во всяком случае, помогло.

– Где вы могли так удариться? – поинтересовался Дронго. – Или просто занесли инфекцию?

– Я не ударится, улыбнулся Бондаренко. – Очевидно, попала инфекция. Испанские врачи прописали мне антибиотики, и поэтому я несколько дней не пил спиртного.

– Не пили? – уточнил Дронго, вспоминая расколотый лед под ногами.

Убийца мог выплеснуть остатки виски вместе со льдом. Хотя зачем ему обманывать Густафсона? Ведь он пришел в номер своей жертвы не для этого. И в комнате совсем не было запаха виски, который должен был остаться на ковролите, впитаться в него, если бы убийца выплеснул содержимое бокала перед тем как выйти из номера.

Он смотрел на Пацоху. Тот, обернувшись, уловил его взгляд и, поднявшись, вдруг громко сказал:

– Давайте выпьем за погибшего Густафсона. Он был нашим товарищем.

– Конечно, выпьем, – поддержал его Альберто Порлан, поднимаясь следом.

– Я надеюсь, что полиция найдет убийцу, – продолжал Пацоха, – тем более, что один из членов нашей группы обнаружил в коридоре нечто такое, что поможет выйти на убийцу.

– Что он обнаружил? – спросил Борисов, поднимаясь со своего места.

– Похоже, что это интересует тебя больше, чем остальных, – пошутил Пацоха. – Пусть сам Дронго расскажет, что он нашел.

Все посмотрели на Дронго. Тот медленно поднялся со своего места.

– Я думаю, что Густафсона убил не случайный грабитель, – громко сказал Дронго, чувствуя на себе взгляды. – Дело в том, что я приехал в отель позже других и случайно увидел, что дверь в номер Густафсона была открыта. Конечно, я не вошел в комнату: это не в моих правилах – входить в чужие номера, но я увидел, что в коридоре валяется гильза от оружия, из которого был убит несчастный Густафсон. Я поднял гильзу, она была еще теплой.

Он смотрел на присутствующих. Один из них должен дрогнуть именно в этот момент. Все смотрели на него, словно ожидая, какую сенсацию он им преподнесет.

– Где эта гильза? – крикнул Георгий Мдивани. – Она у вас?

– Нет. Я не подумал ее сохранить и выбросил. Но я знаю, из какого пистолета стрелял убийца. Об этом знает и полиция. Я полагаю, что после убийства преступник не мог скрыться из отеля. Было уже очень поздно, черный ход был давно закрыт, а парадные двери охранялись ночным дежурным. Из этого я делаю вывод, что убийца не успел сбежать, а должен был оказаться в отеле.

– Это очень интересно, мистер Дронго. – вежливо сказал Зоран Анджевски.

Это был македонец среднего роста, с коротко подстриженной бородкой и усами. Представитель Югославии Иван Джепаровски был такого же роста, но носил бородку клинышком, закрученные усы и вообще был похож больше на императора Наполеона III, чем на представителя славянской литературы. Он взволнованно спросил:

– Но в таком случае убийцей может оказаться кто-то из нашей группы?

– Да, – кивнул Дронго. – и мы собираемся это выяснить. Насколько я знаю, именно вы и ваши коллеги вернулись в отель позже всех. Вы не могли бы сказать, почему каждый из вас отдельно подходил к портье, чтобы узнать, где находится автомат для выработки льда. Ведь если вы вернулись втроем и шли вместе, то логично предположить, что достаточно узнать об автомате одному, чем каждому по отдельности.

– Мы вернулись вместе, – согласился Зоран, – но я пошел к нашему аттенданту Мае. Там собрались несколько человек, и мы сидели все вместе.

– И вы никуда не отлучались?