Нашествие теней, стр. 54

Аланда не слышала, как Фуртал подошел к ней, — языки пламени поглощали все ее внимание. Она снова вызвала перед собой уродливую маску пришельца, и та возникла в огне, сама сродни огню, как и тот, что носил ее. Аланда прозревала в нем гнев, ярость, стремление разрушать, но вместе с тем и уязвимость, и некую незаживающую рану. Сила в нем уживалась со слабостью — этим он был сродни Талассе.

Таласса теперь низкая женщина, шлюха из храма Сутис, но некогда, встречая ее девочкой в садах Иллгилла, Аланда не нашла слов от полноты восхищения — так ясно предстал перед ней жребий этого ребенка. Аланде помнился этот миг: солнце светило сквозь листву сада, играя на лице девочки, и лицо это, необычайно одухотворенное, дышало сверхъестественной силой. Это открылось одной лишь Аланде и никому больше. Аланда поняла, что Таласса и есть та, о ком сказано в Писании, — это она Светоносица, которой суждено вывести людей из вековой тьмы.

Ту же силу открыла Аланда и в неизвестном жреце за те несколько минут, что он провел с Серешем здесь на кухне. Кто он? Сереш назвал его другом. Но он не из Тралла: всех городских служителей Огня Аланда знала. Он пришел издалека — и мало того, явился в тот самый вечер, который, согласно Книге Света, должен положить начало концу тьмы.

В Книге говорится о Герольде, о том, кто придет перед Светоносцем — о человеке без лица. Быть может, жрец и есть Герольд? Он носит маску. Однако в Тралле многие носят маски, в том числе и все жрецы, хотя этот явно чем-то выделяется. Но для Аланды его приход был предрешен, и она чувствовала, как груз грядущих событий давит ее хрупкие кости... а между тем не знала, что будет с ней самой — единственным проблеском было видение того заснеженного города.

Она вернулась мыслями к жрецу в маске. Он ушел с Талассой, как и было задумано. Однако это Маллиана их свела. Тут что-то не так. Сереш теперь не появится до самой Второй Перемены, что бывает незадолго до полуночи, — а тогда уж точно будет поздно...

Почувствовав руку на своем плече, Аланда подняла глаза, очнувшись от своей долгой задумчивости. Она еще ни словом не перемолвилась с Фурталом с тех пор, как он вернулся из зала, и старик не знает, что случилось с Талассой.

Фуртал и Аланда были друзьями с незапамятных времен, оба подвизались при дворе Иллгилла, но порой Аланда, вот как сейчас, забывала о его присутствии.

— Фуртал, — сказала она, — нынче ночью Фаран потребовал Талассу к себе.

Старик кивнул своей лысой, усохшей головенкой так, будто уже знал.

— Да, я догадывался. Сереш пришел, не так ли?

— Да — вместе с человеком в маске.

— Я слышал их обоих даже сквозь звуки лютни — слепые все слышат.

— Фуртал, что делать?

— Что ж тут сделаешь? Сереш что-нибудь придумает. А пока что подай мне вина — от пения в горле пересохло.

Аланда поднялась, как в трансе, словно грядущее всей тяжестью своих лет сковало ей члены и навалилось на плечи. Дрожащей рукой она налила вино в кубок. Старик, снова сев за стол, жадно выпил и принялся за жаркое, нагнувшись над самой миской и методически отправляя ее содержимое ложкой в беззубый рот.

— Ты, я смотрю, не очень-то встревожен, — сказала Аланда.

— Надо же чем-то поддерживать силы.

— Зачем? Похоже, мы все так и умрем здесь. Фуртал отложил ложку и обратил к Аланде свои незрячие глаза.

— Ты ведь знаешь, кому суждено умереть, разве не так?

Аланда отвела взгляд. Она старалась не применять своего дара к друзьям, чтобы не страдать от предчувствия их смерти, но порой ей виделся череп под чьим-то лицом — так этим вечером было с Зараманом. Аланда боролась с холодом охватившего ее недоброго предчувствия, а Фуртал вцепился в ее руку.

— Конец скоро постигнет всех нас, — сказал он без следа своей обычной веселости, — и все же надо верить. Сереш что-нибудь да придумает.

Аланда обвела взглядом знакомую кухню: истоптанный каменный пол, низкие стропила над головой, огромные закопченные очаги, начищенные до блеска медные кастрюли па стенах — все, что окружало ее последние семь лет. Мирная как будто картина — но Аланда очень надеялась покинуть все это в полночь и больше сюда не возвращаться.

Однако Фуртал прав: пока что ничего нельзя сделать. Аланда улыбнулась старику, хотя он и не мог этого видеть. Он всегда был рядом — за семь лет своего рабства они не раз поддерживали друг друга среди мелкой храмовой тирании.

Когда-то все было иначе. Дворец Иллгилла на Серебряной Дороге, наполненный траллской знатью. Возможно, Аланда тогда вела себя высокомерно, смотрела на слуг свысока, говорила с ними резко. Теперь она уже не могла вспомнить, так ли это было, но знала твердо: все будет не так, если она снова станет свободна. Она ко всем будет относиться с полным беспристрастием. Только рабы знают цену свободе.

— Помнишь, как ты играл для барона Иллгилла? — спросила Аланда.

— Помню. Пусть я ослеп, но память осталась при мне. Помню, как молодая госпожа прибыла во дворец после своей помолвки. Был большой пир, и я играл «Лэ о любви Идрас и Иконокласа». Оно имело большой успех, и барон подарил мне кошелек с десятью дуркалами, хотя я пару раз сфальшивил...

— Я тоже помню тот день — ты пел тогда, как ангел.

— А теперь пою, как евнух — такие времена.

— Но наши несчастья длятся всего семь лет...

— Да я и не горюю. Меня лишили глаз и пола, зато теперь я окружен красотой, которая не наносит ран, плотью, которой не желаю... а этой ночью я верну себе свободу.

— Аминь. Сереш скоро придет и что-нибудь придумает, как ты говоришь.

— Если будет на то воля Ре. А пока что мы должны вести себя, как всегда. Который теперь час?

— Должно быть, как раз сменили свечи.

— Тогда я пойду обратно — любовникам скоро захочется музыки.

— Убаюкай их ко сну, старый друг, — чем меньше недругов будет тут в полночь, тем лучше.

— Не волнуйся, мы спасем Талассу. — Фуртал пожал Аланде руку своими тонкими и изящными, несмотря на возраст, пальцами — старинные фамильные кольца на них представляли священных созданий Огня: грифона, саламандру и дракона. Аланда поцеловала его руку.

— Прими мое благословение, Фуртал, скоро для нас опять настанут лучшие времена.

— Для тебя, госпожа, но не для меня: нить моей жизни близится к концу. Знаешь, слепые тоже бывают прозорливцами.

Аланда промолчала, и холод вновь охватил ее: неужто она лишится и Фуртала? На окне горела помеченная кольцами свеча — по кольцам узнавали время. Да, пора.

Фуртал нащупывал гриф лютни, прислоненной к скамье. Аланда направила его руку, и он благодарно улыбнулся.

— Приободрись: что бы Ре ни делал, все к лучшему, даже и в эти последние дни, — весело, хоть и с тяжелым сердцем, сказал он.

— Да услышит тебя Огонь. А теперь иди, не то Маллиана опять задаст тебе трепку.

— Ничего, я привык! Будь осмотрительна, и все решится еще до полуночи. — Аланда довела его до тяжелой двери, открыла ее — и сразу поняла, что дело неладно. Коридор и зал тонули во мраке, который едва рассеивали одна-две еще не догоревшие свечи. Фуртал, не подозревая об этом, двинулся было вперед, но Аланда втащила его обратно.

— Что случилось? — спросил он, слыша, как Аланда гремит засовами.

— Свечи, — выдохнула она, задвинув последний, — все свечи погасли!

ГЛАВА 21. КОНЕЦ ХРАМА СУТИС

Пока Таласса поднималась с незнакомцем к себе в комнату, в голове у нее царил полный сумбур. Маллиана велела ей выяснить, кто это такой, — тогда верховная жрица, быть может, пощадит Аланду. Но ведь этот человек — друг Сереша, они вместе вошли в зал. Если бы ей удалось переговорить с Серешем после танцев, узнать, что происходит... Но Маллиана проделала все слишком быстро. Сереш исчез, бросив Талассу одну со жрецом в маске. Кто он — переодетый друг или настоящий жрец Исса? Серешу, безусловно, можно доверять. Он сын графа Дюриана, он скрывается и подвергает себя большому риску, приходя сюда... Но зачем он привел с собой жреца Исса? И что пыталась знаками передать ей Аланда во время танцев?