Рай обреченных, стр. 6

Глава 4

Скоро прибыли сразу два автомобиля. Один из прокуратуры – со следователем и старшим помощником прокурора; другой из райотдела – со срочно вызванным из города судмедэкспертом и еще с инспектором уголовного розыска, фотографом и местным участковым Гуламовым, на территории которого и лежал труп.

Приехавшие были очень недовольны этим вызовом. Они знали, что именно находится в Умбаки, и потому держались с большой опаской, стараясь ни к чему не прикасаться. Даже стоявший несколько в стороне с сигаретой во рту главврач наводил на них ужас. Им, конечно, было известно, что болезнь не передается «воздушно-капельным путем». Но они также знали, что один из десяти тысяч может заразиться именно таким путем. И каждый боялся быть именно таким «десятитысячником».

Судмедэксперт, много раз осматривавший трупы, и тот поморщился, когда, надев перчатки, перевернул убитого на живот. Уже никаких сомнений не было. Вся задняя часть головы убитого была разбита, словно его ударили чем-то тяжелым. Главный врач и старшая медсестра Бармина безучастно следили за действиями приехавших, не пытаясь им помочь. Они знали, как боятся люди любого, даже случайного прикосновения кого-либо из обитателей Умбаки. Неважно, был ли это больной, житель поселка или врач.

Пока сотрудники прокуратуры и судмедэксперт осматривали тело погибшего, Шаболдаев подозвал к себе участкового.

– Знаешь его? – шепотом спросил он Гуламова.

– Нет, – так же шепотом ответил участковый, – я вообще стараюсь бывать здесь пореже. Нужно узнать у главного врача. Может, кто-то из больных. Но не местный, это точно.

– Я уже спрашивал, – нетерпеливо перебил майор, – он его тоже не знает. Говорит – первый раз в жизни видит.

– Тогда точно не местный, – кивнул участковый. – У нас таких нет.

– Может, он с гор пришел? – спросил Шаболдаев. – Или с трассы сюда явился. Тогда где его машина? Он же не пешком сюда пришел. Как он здесь мог оказаться?

– Не знаю, товарищ майор. Я сам удивляюсь. Сюда обычно никто не приходит. Боятся все. Даже автобусы стараются на трассе не останавливаться рядом с источником. Два раза случаи были – кто-то из больных в город ездил. Вот с тех пор и боятся останавливать здесь машины. Объезжают наш источник. А от него сколько идти нужно! Нет, он пешком сюда прийти не мог.

– Может, с карьера ушел? – спросил майор.

На каменных карьерах, разбросанных по всему району, работали обычно заключенные из колоний и спецкомендатур.

– От карьеров сюда километров двадцать–двадцать пять, – изумился участковый. – Если сбежать хотел, зачем в горы шел? Мог спокойно выйти на трассу и сесть в первую попавшуюся машину. Сюда можно было дойти только через горный хребет. А там ходить опасно: военные полигон устроили, иногда стреляют.

– Тогда откуда он здесь появился? Из самолета, что ли, выпал? – зло пошутил Шаболдаев и вернулся к сотрудникам прокуратуры.

При убитом никаких документов не обнаружили. Эксперт и следователь тщательно проверили все карманы, но там было пусто.

– Может, его просто ограбили? – нерешительно предположил старший помощник прокурора. Ему было уже много лет, далеко за пятьдесят. И в этот район его направили с понижением. Имея звание советника юстиции, он раньше работал прокурором района, и теперь, чтобы занять прежнюю должность районного прокурора, он должен был снова уплатить нужную сумму в прокуратуре республики и в отделе ЦК. Он был особенно недоволен тем, что его послали сюда. Прокурор, годящийся по возрасту ему почти в сыновья, решил, что должен поехать кто-то из руководства районной прокуратуры. Все-таки убийства случались не каждый день.

Сам прокурор Ришинов не решился на этот визит в Умбаки. Заместитель прокурора был сыном уважаемого человека, крупного правительственного чиновника и занимал эту должность благодаря своим высокопоставленным родственникам. Посылать его в лепрозорий было нельзя. И тогда прокурор сказал, что поедет старший помощник. Может, в душе он даже надеялся, что старший помощник окажется «одним из десяти тысяч» и опасный конкурент на кресло районного прокурора будет устранен. Ведь в управлении кадров прокуратуры республики и в административном отделе ЦК все решали не личные качества прокуроров и не их деловые возможности. Все решали знакомые, близкие друзья и крупная сумма денег, заплаченная в нужный момент нужному человеку.

Некоторые, правда, умудрялись занимать большие должности и без денег. Для этого нужно было принадлежать к какому-нибудь крупному клану, быть выходцем из определенного района или местности. В таких случаях земляки поощряли продвижение своего человека, рассчитывая на его помощь в будущем. Земляческая система феодальных кланов особенно уродливо проявилась в Азербайджане и в республиках Средней Азии, заменив, по существу, систему иерархических коммунистических ценностей. Никакие заслуги человека не принимались во внимание, если он не был выходцем из определенного клана. А так как подобного рода племенная связь объективно не способствовала конкуренции и выявлению действительно лучших, всюду наблюдался определенный застой – в политике, в экономике, в идеологии.

Спустя несколько лет, уже в развалившейся Империи, другие люди попытаются привить в этих республиках азы демократии. Но и она будет обречена на провал. Система феодальных отношений особенно четко проявится в Таджикистане, вылившись в войну племенных кланов. Обретет свои уродливые формы в виде нескольких жузов Казахстана, несменяемости лидеров Туркмении и Узбекистана, явного преобладания кланово-племенных отношений в Азербайджане. И если даже определенная жесткая схема коммунистического правления не смогла сломить этих пережитков прошлого, то демократическая система будет обречена на полное поражение. Коммунистическая калька даже легче накладывалась на племенные, феодальные отношения, чем демократическая.

При коммунистах можно было назначать любого правителя в любой район, не очень заботясь о его имидже. Можно было формировать любой парламент и любую судебную власть, подбирая людей исключительно по признаку клановости и личной преданности. И, конечно, называя все это коммунистическим подбором кадров.

При смене ценностей, в условиях либеральной экономики, когда появлялись богатые и независимые от кланов граждане, накладывать демократическую кальку на отжившие отношения становилось все сложнее и сложнее. Преступление в Умбаки пришлось как раз на переходный период, когда жизнь двигалась от коммунизма к демократии.

Старший помощник прокурора был в очень плохом настроении. Его раздражало все, о чем сообщали собравшиеся.

– Если этого типа ограбили, почему не сняли часы? – показал на блестевшие на солнце часы убитого майор Шаболдаев. Он наклонился, посмотрел еще раз. – Часы дорогие, японские. Их-то уж точно должны были взять.

– Тогда где его деньги? – разозлился старший помощник прокурора. – Получается, что он выходил из дома без денег. Ни гроша нет. А он ведь не местный.

– Я сам ничего не понимаю, – признался Шаболдаев, снова посмотрев на труп. Одежда достаточно приличная, даже модная. Итальянские туфли из хорошей кожи. Модная рубашка. Костюм, особенно пиджак, разглядеть трудно, он сильно забрызган кровью. Но, видимо, человек был достаточно состоятельный. И сильный. На вид лет сорок – сорок пять. С ним не так легко справиться. Тем более если убийцей был один из больных лепрозория. А если убийца тоже не местный, то куда он делся? Просто исчез? Может, главный врач видел машину, на которой приезжал этот незнакомец. Или хотя бы его убийца. – Товарищ Лаидов, – обратился он к главному врачу, по-прежнему стоявшему в стороне, – вы не видели здесь ночью какую-нибудь машину? Или, может, слышали шум отъезжающего автомобиля?

– Нет, – хмуро ответил главный врач, – я ничего не слышал. Ночью меня здесь не было. Я был в городе. Вернулся утром и узнал об этом несчастье. Вот вам и позвонил.

– Товарищ Бармина, – обратился Шаболдаев к женщине, стоявшей рядом с врачом, – когда вы нашли убитого?