Крепость Серого Льда, стр. 106

Эффи подумала и спросила: «Почему бы тебе тогда и стрелы не навощить?» Клевис смотрел на нее долго, с глубокой думой на длинном лице, а потом сказал: «Знаешь, до этого, кажется, никто еще не додумался».

Эффи, как это ни глупо, стало приятно. Теперь она, вспомнив об этом, тоже расплылась в улыбке и стала мечтать, как она становится то мечником, то молотобойцем, то дровосеком, то каменщиком, то свинаркой, то главной стряпухой — и всюду вносит свой вклад. Эффи Мудрая, Эффи Зоркая, Эффи Лошадница. Она фыркнула вслух, представив, как во всеоружии своей мудрости ходит из одного клана в другой. Может быть, Анвин возьмет ее к себе в помощницы, когда Эффи научит ее, как лучше всего печь лепешки и варить бобы.

Начав хихикать, Эффи уже не могла остановиться. Да Анвин убьет ее, не говоря уж о воине-молотобойце. Придется ей для начала стать Эффи Быстроногой, иначе мудрости ей не нажить.

Пока она держалась за живот, умирая со смеху, амулет у нее на груди подскочил — да так сильно, что она услышала, как он стукнулся о кость.

Она вскочила, но ее опять швырнуло на сиденье от внезапной остановки фургона. Встав снова, она почувствовала, как накренилась повозка: передние колеса ушли глубоко в грязь.

— Клевис! — позвала она. — Клевис!

Он обернулся и посмотрел на нее в щелку.

— Все в порядке, Эффи, мы просто застряли.

— Нет, — сказала она. — Нет.

— Да замолчи ты, — прикрикнул на нее Драсс. — Тут поработать придется. — Он соскочил с козел, а Клевис, пристально посмотрев на Эффи, глубокомысленно кивнул и тоже слез, чтобы помочь Драссу.

Эффи перебралась назад и стала всматриваться в лес. Они отъехали от лагеря всего на несколько лиг. Лес здесь подступал ближе к берегу, а утесы стали ниже и перемежались осыпями. Эффи, как ни старалась, не замечала в лесу никакого движения.

Не в силах больше терпеть, она откинула занавеску и вышла.

Драсс, подбоченясь и качая головой, смотрел на правое переднее колесо, увязшее на добрых полтора фута, но Клевис, как и Эффи, глядел не туда, а на лес. Лук он держал в левой руке, настороженно стиснув его мозолистыми пальцами. В правой руке была стрела, а колчан висел за левым плечом, и хвостовые перья соприкасались с его серебристыми волосами. Тетива не натянута, сообразила выросшая среди лучников Эффи.

— Эффи, — сказал он, не глядя на нее, — под колесо надо накидать побольше камешков. Спустись-ка с утеса вниз да набери их. Там, внизу, самый лучший грифель.

— Камней и наверху хватает, — заметил Драсс.

— Вот и займись ими, — спокойно ответил Клевис. — У Эффи свое дело, у тебя свое.

Драсс перевел свои зеленые глаза с Клевиса на Эффи и обратно, приметив то же, что и Эффи: напряженные пальцы Клевиса, его стрелу, его лук.

— Через четверть часа двинемся дальше, — сказал он. — Не отходи далеко, Эффи. Как позовем, сразу беги назад.

Эффи, глядя ему в глаза, кивнула, и он отошел, доставая на ходу свой длинный нож.

— Ступай, Эффи, — сказал Клевис, когда Драсс уже не мог их слышать. — Собирай камешки и следи за скоморохами. Если будешь держать голову низко и сидеть тихо, они приплывут к тебе. Помни же, не высовывайся.

В горле у Эффи стало тесно. Оба они — тот, кого она недолюбливала, и тот, кого она, как сейчас поняла, успела полюбить, хотели ее уберечь. Она молчала, не смея вымолвить ни слова. Клевис Рид — человек другого времени. Его борода, его волосы, его плащ — все это относится к временам Речных Войн.

И Эффи поклонилась ему головой и шеей, как делают орлийские девушки.

Клевис с выражением тихой грусти на лице ответил ей тем же — только он поклонился глубоко, в пояс.

Эффи повернулась к нему спиной. Она подвела бы его, если б не сделала этого, а ей не хотелось его подводить. Она хотела быть достойной Клевиса Рида.

С утеса она спустилась в мгновение ока. Ее ноги и руки работали независимо от нее, нащупывая впадины на откосе. Уже у самой воды, когда пенная волна лизнула ее башмак, Эффи услышала звук, который ни с чем нельзя спутать: топот копыт.

Драсс что-то крикнул, и заржала одна из парных лошадок. Эффи вся обратилась в слух, кляня назойливый шум реки. Глупое тело тряслось, не спрашивая ее позволения, брызги мигом промочили плащ и платье. Слитный гром копыт рассыпался на множество отдельных переступов. Эффи видела мысленным взором то, что происходило наверху: всадники выехали из леса и теперь окружают фургон. Клевис стоит рядом с увязшим колесом, натянув лук, и выбирает цель.

Он спокоен, ведь лучник всегда должен сохранять спокойствие. Стрелы у него отсырели, и ему нельзя спешить с отпуском тетивы. Он выжидает подходящего мгновения. Цвак — и один из всадников падает, а другие придерживают своих коней. Они не ожидали встретить здесь мастера-лучника. Пока до них доходит, что этот старик опасен, Клевис снимает еще одного. Это вызывает гнев главного конника, бледного человека с топором-полумесяцем.

Его холодные глаза следят, как Клевис берет на прицел следующего — и, видя, что внимание старого лучника полностью поглощено, он галопом скачет к нему и срубает ему голову.

Сколько крови, и как она хлещет — сильнее, чем река. Бледный человек с топором усмехается. И он, и его конь обрызганы красным. Но напрасно он опустил свой топор — там, за фургоном, притаился Драсс Ганло с ножом. Бледный топорщик улучил свое мгновение, а Драсс — свое. Бледный поворачивает коня, принимая похвалы своих всадников, и тогда Драсс наносит удар.

Даже отсюда Эффи слышит его клич:

— ЧЕРНЫЙ ГРАД!

Бледный видит опасность в глазах своих людей, но поздно. Нож сквозь ребра и левое легкое вонзается в селезенку. Бледный в изумлении поворачивается назад. Эффи видит теперь, что это дхунит. Драсс смотрит на него и улыбается.

— Мы Черный Град, первый среди кланов. Мы не прячемся, и наше возмездие настигнет вас.

Таковы последние слова Драсса Ганло. И пока дхуниты, накинувшись на него, рубят его на куски, Эффи думает: «Я должна жить, чтобы рассказать о нем моему клану».

И она сидит тихо, притаившись за камнями. Река холодна, но по ней проносятся скоморохи, и Эффи становится тепло.

36

ОБЛАЧНЫЕ ЗЕМЛИ

— Сегодня мы вступаем на Облачные Земли, — сказал Арк, когда они утром снимались с лагеря, но днем Аш не заметила в лесу особых перемен. Она знала только, что лес этот живой, а не мертвый, потому что слышала журчание ручьев, крики гагар и густой медвежий рык. Мертвый лес, по которому они ехали, за последние семь дней начал оживать, и Аш полагала, что это объясняется его удаленностью от Глуши.

Здесь на земле еще лежал хрупкий снег, усеянный хвоей и шишками. Лошади оставляли на нем идеально ровные, устойчивые следы. Небо густо синело. На юге висел бледный, едва заметный серпик луны. Восходящее солнце еще не грело, но исторгало из сосен сильный запах смолы.

Аш не помнила такого прекрасного дня с тех пор, как проезжала по клановым землям вместе с Райфом.

Райф. Она вдруг поразилась тому, что больше не чувствует его — не чувствует, что он живет где-то там, далеко от нее.

Она наполнила легкие холодным чистым воздухом и выдохнула его из себя вместе с Райфом. Она теперь суллийка.

Когда утренний туман стал рассеиваться, Аш увидела на взгорье величественные серебряные ели вышиной в тридцать человеческих ростов, с развесистыми ветвями. Стали появляться черные ели, кружевные сосны, белые лиственницы, и лес из буро-зеленого стал серебристо-голубым. Когда тропу пересекла мелкая речка, Арк и Маль сошли с коней, сняли тяжелые перчатки и умылись ее водой. «Вот мы и здесь», — подумала Аш, чувствуя в них обоих что-то новое, не имеющее имени. Эта земля принадлежит суллам.

Она тоже спрыгнула с коня и пошла напоить его. Речка несла с собой легкий ветерок, шевеливший Аш волосы и холодивший волдыри, натертые поводьями на ладонях. Вода была такая чистая, что Аш могла бы пересчитать все камешки на дне.

Речушка насчитывала в ширину всего несколько футов, и Аш вдруг вздумалось перепрыгнуть через нее. Сказано — сделано. Она разбежалась и провалилась в снег на том берегу. Лошади смотрели на нее, как на сумасшедшую, Арк нахмурился, сохраняя достоинство, а Маль сел на сивого, разогнал его и перескочил речку на нем. Он не улыбался, но от его льдисто-голубых глаз побежали веселые лучики.