Корона с шипами, стр. 50

Гэмберон ослабел от потери крови и бессвязно бредил. И все же он мог бы выжить. Но, разжав сжимавшие Корону пальцы похитителя, Изгард воткнул кинжал ему под ребра.

Да, они были друзьями, но предатель есть предатель. Любой, покусившийся на Колючую Корону, становился врагом Изгарда.

Изгард выпрямился.

— Ты хочешь, чтобы я выиграл эту войну? — спросил он. Эдериус уловил едва заметное изменение в настроении короля и поспешно кивнул:

— Да, сир.

— И ты не пойдешь против меня, как Гэмберон? Не попытаешься разрушить то, что принадлежит мне?

Эдериус перевел дух. Лицо его состарилось на глазах, черты заострились. Он точно взвалил на себя невидимый груз.

— Нет, сир. Я свято берегу все, что принадлежит вам.

— Поклянись. — С губ Изгарда сорвалось еще одно белое облачко.

Прежде чем пар успел рассеяться в воздухе, писец прошептал:

— Клянусь.

Изгард удовлетворенно кивнул. Ему снова захотелось коснуться щеки Эдериуса, но он сдержался: дело еще не закончено. Изгард отвернулся от стола и принялся кружить по комнате.

— Ты знаешь, что в ближайшие недели, — заговорил он, не глядя на писца, — я намерен продвигаться дальше, в глубь Рейза. Я намерен захватить сердце этой страны — ее горы, а потом повернуть на север, к Морю Храбрых, и заявить о притязаниях Гэризона на Бей'Зелл. Я уверен в своей армии. Уверен в ее превосходстве над силами противника. И все же — впереди много месяцев кровопролитных боев. Погибнут люди — наши люди. Сыны Гэризона, мои и твои братья, мужья наших женщин и отцы наших детей в расцвете лет сложат головы на поле брани. Вечная слава и блаженство ждут их бессмертные души. Но тела их будут гнить в могилах на чужой земле. — Изгард повернулся взглянуть, какое впечатление производят на Эдериуса его слова. — Мы оба знаем, что погибших может быть не так уж много. Вчера на рассвете в пограничной горной деревеньке Чэле я наблюдал, как отряд из девяти наших храбрых солдат одержал победу над войском, численностью превосходившим его в десятки раз.

— Войском! Над беззащитными крестьянами, а не над войском, сир! — Эдериус вскочил со стула. — То была не битва, а кровавая резня. Они перебили женщин и детей.

— Сядь, Эдериус, — спокойно, хотя внутри у него все кипело, велел Изгард. Испугавшись, что у него вновь возникнет непреодолимое желание ударить, изувечить Эдериуса, король поспешно отошел и стал у стены. Отсюда он мог видеть старика, но не мог дотянуться до него. — Признайся, ты тоже был там? Ты стоял за спинами этих людей. Ты видел то, что видели они, и заставлял их делать то, что они делали.

Эдериус хотел ответить, но Изгард взмахом руки велел ему помолчать.

— Так еще ни разу не было, правда? Солдаты думали и чувствовали в унисон, как один сжатый кулак. Они предупреждали друг друга об опасности, защищали друг друга. И жажда разрушения тоже охватила всех. Тела их изменились, как обычно, но действовали они более четко, более расчетливо, более согласованно — как один человек.

Пальцы Изгарда прошлись по холодной, твердой стене скриптория. Ни в одном замке или крепости, в которых ему приходилось останавливаться, не было стен, столь приятных на ощупь, как в Серне. Их фактура напоминала окаменевшую замшу.

Сейчас Эдериус мог бы вставить слово, но он молча опустился на стул, сложил перед собой измазанные пурпурной краской руки и сжал губы, словно боялся, что язык подведет его и заставит проболтаться.

Изгард кивнул — точно получил утвердительный ответ — и продолжал:

— Когда я увидел, что совершили наши солдаты и как быстро они этого достигли, я сказал себе: Эдериус начал работать с самим Венцом. Теперь он не просто копирует узоры, он использует структуру Короны, он проник в план Творца. Достиг того, о чем говорили мы в Вейзахе много недель назад. Того, что обещал мне достичь.

Изгард оттолкнулся от стены и направился к столу Эдериуса. С каждым словом он на шаг приближался к нему.

— Вчера на рассвете ты сделал это, не так ли? Ты работал с Колючей Короной. — Изгард остановился у постамента с Короной. Она была прикрыта плотной льняной простыней. По краям на материи виднелись отпечатки пальцев. Красные чернила, подумал Изгард, но как они похожи на кровь...

Медленно, осторожно он откинул покрывало. И в тот же момент солнце вышло из-за тучи, лучи его упали на Корону с шипами; золото вспыхнуло, как огромный костер, тысячи искр рассыпались по комнате.

Эдериус зажмурился. Изгард прикрыл рот ладонью. На губах его выступила пена.

— Покажи узор, — спокойно сказал он, не оборачиваясь к писцу. — Ты не должен таиться от меня. Я нуждаюсь в тебе, я уважаю тебя и, пока ты будешь выполнять мои приказания, не причиню тебе никакого вреда. Клянусь. Теперь покажи мне то, что я хочу, и помоги мне выиграть войну.

Краем глаза Изгард заметил, что Эдериус поднялся со стула, пересек комнату и склонился над сундуком.

— Не расстраивайся из-за вчерашнего, друг мой, — сказал Изгард, обращаясь к спине старика. Теперь, когда он наверняка получит то, чего добивался, можно подбодрить узорщика добрым словом. — Война — это всегда ужас и смерть. И часто гибнут невинные: наши солдаты не первые и не последние совершили трагическую ошибку. И все же, чем быстрей мы одержим победу, тем меньше жизней унесет война. Я говорю не только о сыновьях Гэризона. В затяжных, кровавых сражениях неизбежно гибнут люди и с той, и с другой стороны. Чем короче война, тем решительней и сокрушительней удар, тем меньше смертей.

Эдериус достал что-то из сундука, мельком взглянул на рисунок, пробормотал несколько слов себе под нос — может, он взывал к своему Богу? — и подошел к королю. В руке старик держал квадратный кусочек пергамента, размером не больше двух ладоней. Он на секунду прижал узор к сердцу и лишь потом понес королю.

Изгарда снова восхитила красота старого каллиграфа. Он был похож на святого, несущего останки Учителя, или на мученика, воспаряющего над землей в иные, высшие сферы. Изгард затрепетал от восторга.

— Преклони колени, — велел он, инстинктивно почувствовав, что момент требует полнейшего уничижения писца.

Эдериус повиновался. Когда он опустился на колени, солнце скрылось за облаками, и скрипторий погрузился в полумрак. Сразу стало прохладно, легкий ветерок промчался по комнате — и снова все стихло.

Узорщик протянул королю свое творение.

— Чем короче война, тем решительней и сокрушительней удар, тем меньше смертей, — полувопросительным, полувиноватым тоном повторил он слова Изгарда, словно магическое заклинание, способное предотвратить несчастье.

— Все в порядке, дорогая. Не бойся переложить индиго. Эмит любит, чтобы воск был потемней.

Тесса оглянулась на матушку Эмита, сидевшую лицом к огню.

— Я не понимаю, почему он должен быть таким темным. — Тесса слизнула капельку пота с верхней губы. Она немножко устала стоять вплотную к очагу и поворачивать туда-сюда бочонок с воском, помещенный в корыто с кипящей водой. Воску ни в коем случае нельзя было дать застыть.

Матушка Эмита встрепенулась — хотя речь шла не о стряпне, а о рисовании узоров, старушка радовалась любому вопросу.

— Как же, деточка, если воск будет недостаточно темен, ты просто не увидишь собственную работу. Ты попробуй проведи пальцем по белой свече — посмотри, что получится.

Тесса не могла не согласиться и послушно добавила в полупрозрачный воск несколько капель краски-индиго. От соприкосновения с темно-синей жидкостью он сразу потемнел. Эмит берег пергамент, и Тесса решила, что для упражнений ей лучше использовать не обрывки, оставшиеся от старых работ, а навощенные дощечки. Только сегодня утром он притащил большую, квадратной формы доску и велел Тессе покрыть ее воском. Матушка Эмита, как обычно, давала ценные указания, и вместе с Тессой они неплохо справлялись с заданием. Попозже их ждал ужин и нескончаемые разговоры.

Уже больше месяца провела Тесса с Эмитом и его матерью в домишке с низкими потолками на южной окраине Бей'Зелла.