Корона с шипами, стр. 146

Тесса закрыла глаза; боль раскаленным обручем сжимала лоб. Эмит молча взял письмо у нее из рук и погрузился в чтение. Кроме шума моря, ничто не нарушало тишину.

— О, мисс, какую ужасную ношу взвалил на себя брат Илфейлен, — прошептал Эмит.

— Теперь я взвалила на себя это бремя. — Тессу саму удивило, как твердо и уверенно звучит ее голос. — Аввакус жил с ним так долго, что кости у него стали тяжелые как свинец. — Она вздрогнула, вспомнив, как волочила старого монаха к выходу из пещеры. Страшно было даже представить, что ее ждет такой же конец.

Она вытащила из-под деревянного пресса шерстяную материю. Черный порошок посыпался ей на колени. Шаль Илфейлена. Казеин, благодаря которому сандарак когда-то пристал к ткани, давно засох и превратился в пыль. Тесса не стала разворачивать материю до конца и передала ее Эмиту. Она не хотела, чтобы роковой узор впервые предстал перед ней в виде грубого чертежа.

Эмит взял шаль так осторожно, точно это был хрустальный бокал, но, по примеру Тессы, не стал разворачивать ее.

— Вы были правы во всем, мисс, — сказал он. — Угадали и про копию, и про сандарак, и про шаль.

Тесса покачала головой, отвергая его похвалы. Она просто связала воедино несколько разрозненных нитей. Эмит сделал бы то же самое, если бы знал все факты.

Тесса встряхнула волосами, отгоняя ненужные мысли, и положила руку на пресс. Буковые дощечки были шершавыми на ощупь. Стоило ей перерезать бечевку, они со скрипом разошлись, и Тесса раскрыла пресс, как книгу, сдвинула лежавший сверху желтый лист пергамента и увидела узор.

Пыль уже осела. Воздух в пещере стал тяжелым, как перед штормом. Где-то вдалеке бились о берег морские волны. Тесса все видела, все слышала, но ни на что уже не обращала внимания. Для нее существовал только кусочек пергамента с нарисованными на нем фигурами — как в театре, когда после долгого антракта наконец поднимается занавес.

Основными цветами были красный, черный и золотой.

Толстые красные линии расходились от центра по всему узору, как кровеносные сосуды, несущие жизнь и силы в каждый его уголок.

Золото было скелетом рисунка. Золотые ручейки омывали фигуры, золотые нити тянулись от узла к узлу, от спирали к спирали, не давая узору распасться на ничем не связанные части.

Но тон задавал черный цвет. Черные тени отнимали у золота часть его блеска, красные линии пересекали черный фон, в черные бездны ввинчивались спирали. Черная сеть была накинута на узор.

Взгляд Тессы перебегал от детали к детали. Перед ней открылось величественное и пугающее зрелище. Кривые линии напоминали луки, прямые — натянутую тетиву, а рамки узора казались не столько обычным украшением, сколько кандалами, приковывающими его к странице.

Тут не было ничего от живой природы — ни растений, ни животных, ни земли, ни неба, ни звезд. От узора веяло холодом смерти. В самой яркости красок таился обман, фальшь, они были как остекленевшие глаза покойника, поднятого из гроба волей колдуна.

В этой идеально выверенной картине было что-то глубоко неправильное, ложное. С пергамента смотрела на Тессу оскаленная морда запертого в клетку дикого зверя. Она начинала понимать, что чувствовал Илфейлен, создавая это произведение. Оно не должно существовать. Уродливое и искусственное, оно просто молило об уничтожении.

Тесса положила узор на землю рядом с собой и заговорила, не в силах оторвать от него взгляд:

— Давайте, Эмит. Пора начинать. Смешайте краски, выберите подходящий лист пергамента, самый лучший, и покройте мелом его поверхность. — Она старалась укрыться за этими будничными указаниями, не выказать своего страха перед Эмитом.

— Да, мисс, сейчас, — тихим, полным благоговейного трепета голосом ответил Эмит. — Наверное, для начала стоит подобрать красители. Красный — это киноварь на ртутной основе, а черный, похоже, уголь с измельченным гагатом.

— Да, — сказала Тесса, но сразу же поправилась: — Нет. Где только возможно, мы будем использовать не минеральные, а растительные и животные красители. Этот узор передо мной — как мертвое тело. Я же должна создать что-то живое.

Изгард взмахнул рукой, и его адъютант дал сигнал остановиться. Приказ был немедленно подхвачен другими офицерами и передан дальше. Постепенно он прокатился по всему огромному гэризонскому войску, дошел до каждого солдата, лошади, мула.

Еще не рассвело, но птицы уже летали, а роса почти высохла. Но москиты еще кусались. Изгард видел капельки крови на шее адъютанта и следы от укусов на боках своей лошади. Но ему самому насекомые в последние дни докучали все меньше. Еще один дар Короны.

— Прикажете разбить лагерь, сир? — спросил адъютант. Как и положено человеку, исполняющему такую должность, он заранее знал ответ, но никогда не посмел бы что-нибудь предпринять, не получив прямых указаний от короля.

В душе Изгарда шевельнулось теплое чувство к этому человеку — хотя кожа у адъютанта была обезображена оспой и не вызывала желания прикоснуться к ней.

— К рассвету все должно быть готово.

Изгард смотрел вдаль — там, на горизонте, уже показались желто-черные стены и пики башен Бей'Зелла. Король Гэризона никогда не смеялся, но сейчас губы его растянулись в подобии улыбки. Он совсем близко к крупнейшему западному порту.

Адъютант проследил за взглядом короля и осмелился улыбнуться вместе со своим повелителем. Изгарду не было неприятно это выражение дружеского участия, но он решил, что пристойней будет одернуть адъютанта, и отдал следующий приказ:

— Две роты выделить для наблюдения за окрестностями, пока лагерь не будет разбит. И еще две поставить на охрану его границ. Сыны Гэризона должны спать спокойно, уверенные в своей безопасности.

Пусть Бей'Зелл потомится полдня в ожидании нападения. У городских властей не хватит ни ума, ни людей, чтобы отразить его. Пока они сидят сложа руки, переживают и ждут, что Повелитель Сандор придет и защитит их, он, Изгард, займет три основные крепости в окрестностях города. Одну на западе, одну на севере и одну на востоке: замок Бэсс. Еще до следующего захода солнца гэризонская армия будет готова нанести решительный удар по Бей'Зеллу.

Адъютант услужливо склонил голову:

— Будут еще приказания, сир?

Король обернулся; взгляд его скользнул по стройным рядам солдат и остановился на нескольких крытых брезентом повозках, остановившихся поодаль. У Изгарда тревожно забилось сердце. В двух этих повозок ехали два самых ценных его достояния: его писец и его Корона.

Тревога почему-то не проходила. Изгард повернулся к адъютанту:

— Проследи, чтобы в первую очередь поставили палатку моего писца. Я хочу, чтобы через час он мог приняться за работу.

34

— Пэкс, возвращайся к двери и защищай ее, пока я не объявлю отступление. — Рот у Кэмрона был полон крови. Дым разъедал глаза, и он не видел лицо Пэкса, но услышал бодрый ответ юноши.

— Слушаюсь, сир. Можете на меня положиться. Нет, со мной никого посылать не надо. У вас и без того слишком мало людей.

Кэмрон мысленно пожелал ему — а значит, и всем им — удачи. Чудовища Изгарда заняли внутренний двор. Они затоптали пламя и прорвались в ворота. Даже гонцы отступали под градом стрел, но эти, казалось, упивались собственными ранами и утоляли жажду льющейся из них кровью.