Измена, стр. 11

— Добром поедешь, — обратился к Мелли капитан, — или прикажешь связать тебя, как воровку?

Разговор двух мужчин вызвал у Мелли дурное предчувствие. От страха и боли ее затошнило, но она решила не показывать виду и сказала:

— Поеду сама.

III

— Говорю тебе, Грифт, — плестись позади хуже всего. Весь день по колено в навозе.

— Оно так, Боджер, но от лошадиного навоза тоже польза бывает.

— Какая такая польза?

— Он не дает обрюхатить женщину, Боджер.

— Он что, мешает семени попасть куда надо?

— Нет, Боджер. Но если баба им помажется, у мужика от вони всякая охота пропадает. — Грифт широко ухмыльнулся. — А раз так, то и отцом он не станет.

Боджер, пробуя недавно усвоенный им недоверчивый вид, вскинул левую бровь.

— Что это с тобой, Боджер? Колики мучают, что ли?

Боджер разгладил свою физиономию.

— Как конь-то намедни пал под Мейбором — чудно, правда?

— Да, но это еще не самое чудное из того, что случилось в то утро, Боджер. Заметил ты, что лорд Баралис чуть не свалился с лошади аккурат в то время, как жеребец Мейбора околел?

— Заметил. И видел, как страшила Кроп снял его с коня и уложил на землю. Счастье, что капитан велел разбить лагерь прямо там, на месте, — лорд Баралис уж точно далеко бы не уехал.

Тут позади послышался топот быстро скачущих лошадей.

— Двое замыкающих скачут, Грифт, и с ними, похоже, еще кто-то.

— Черт! Уж не хальки ли что учудили?

— Нет, Грифт. Третий человек не хальк. — Боджер извернулся в седле, чтобы лучше видеть. — Это королевский гвардеец.

— Ты уверен, Боджер?

— Под плащом у него синий с золотом мундир, Грифт.

— Так знай, Боджер: если за нами вдогонку послали одного-единственного гвардейца — жди беды.

— Какой беды, Грифт?

— Такой, что хуже и не бывает, Боджер.

Приятели помолчали, пока трое всадников не проскакали мимо. Лицо новоприбывшего казалось мрачным и непроницаемым в бледном утреннем свете. Человек в черном плаще выехал из задних рядов и направился к голове колонны следом за тремя всадниками.

— Видишь, Боджер, — пробормотал Грифт, — лорду Баралису не терпится узнать новости.

Колонна, взволнованная прибытием гонца, замедлила шаг и остановилась. Всадники достигли первых рядов, где ехал Мейбор со своими капитанами, и остановились тоже. Гонец отдал честь и что-то произнес. Подъехал лорд Баралис, и гонец отвел его и Мейбора в сторону. Грифт ясно видел всех троих, но не слышал, о чем они говорят. На лицах обоих лордов отразилась тревога. Выслушав гонца, Мейбор кивнул, и тот объявил во всеуслышание:

— Король умер — да здравствует король! Да здравствует король Кайлок!

— Ешь, — приказал рыжий, протягивая Джеку куриную ногу. Джек уже знал, что рыжего зовут Ровас.

Джек очнулся в маленьком, всего из трех комнат, домике. В очаге ярко горел огонь и кипело что-то в горшках. По свету, проникающему через щели в ставнях, Джек смекнул, что теперь позднее утро. Ворот камзола натирал порез на шее, а голова раскалывалась от боли.

Он глянул на куриную ногу. Странный завтрак — но кто знает, как у них в Халькусе принято. Жители Королевств в большинстве своем считали хальков сквернословами и варварами. Джек попробовал курятину — она была нежная и густо приправлена специями.

— Что, вкусно? — Ровас посолил свой кусок без всякой меры. Как видно, соль тут не так дорога, как в Королевствах. — Туго стало в вашем государстве с солью? — спросил рыжий, поймав взгляд Джека. — Проклятые вальдисские рыцари прибрали все соляные промыслы к рукам, а тут еще война... Соли не хватает даже чтобы делать порох.

Джек, уловив в этих словах некоторое самодовольство, сказал:

— Но тебе, как видно, хватает.

— Так всегда и бывает. Война — она для всех по-разному оборачивается. Взять хоть меня — никогда у меня не было на столе столько соли, как в эту войну. Это один из источников моего дохода. Бери. — Ровас подтолкнул солонку к Джеку. — Ты в своем праве — это часть груза, который направлялся в Королевства.

— Так ты вор?

Ровас от души расхохотался.

— Можно и так сказать. А еще меня можно назвать разбойником, бандитом, контрабандистом, поставщиком черного рынка. Выбирай что хочешь. Я сам предпочитаю называть себя бенефициантом.

— Бенефициантом?

— Да, я пользуюсь бенефициями военного времени. — Ровас показал в улыбке крупные белые зубы. — Война — все равно что поле спелой пшеницы. Нельзя же позволить, чтобы зерно сгнило на корню, — вот я и прибираю его в свои закрома. Как добрый хозяин.

Джек умел отличать истину от словесной мишуры.

— Воровать зерно у других под стать ласке, а никак не доброму хозяину.

Ровас снова засмеялся.

— Ласка, говоришь? Теперь у меня одним именем больше.

Рыжий продолжал уплетать свой завтрак. Джек, несмотря на всю веселость Роваса, улавливал что-то тревожное в его повадке. То и дело он посматривал на дверь, будто ждал кого-то. Дверь и вправду скоро открылась, и вошла женщина — уже в годах, но высокая и красивая лицом. В глазах Роваса мелькнуло разочарование.

— Ну что, не видно ее? — спросил он женщину.

— Нет, — с укором бросила она, комкая ткань своего платья.

— Не надо мне было оставлять ее там.

— А когда ты, скажи на милость, делал что-то как надо?

Джеку почудилось что-то знакомое в выговоре этой женщины. Она говорила не так, как Ровас, а напоминала скорее... Мелли! Точно. У нее речь как у придворной дамы. Слова она произносит так же, как Джек, но интонации выдают благородное происхождение. Как может женщина из Королевств жить во вражеской стране?

— Я упрашивал ее сесть со мной на коня, — сказал Ровас, — но она настояла на том, чтобы я ехал один.

— А солдаты были близко?

— Не так близко, чтобы лошадь не могла унести нас двоих.

Женщина комкала юбку так, что побелели костяшки пальцев.

— Сколько их было?

— К курятнику свернуло двадцать. Шестеро погнались за мной и за парнем. — Ровас, утратив, видимо, аппетит, положил недоеденную ножку на тарелку. — Напоследок я увидел, как она укрылась в зарослях дрока. А мороз стоял жестокий, Магра. Солдаты, может, и не нашли ее, но как бы она не замерзла. — Ровас встал и подошел к огню.

— Думаешь, она способна выкинуть какую-нибудь глупость? — спросила женщина, покосившись на Джека.

— Надеюсь, что нет, — ответил Ровас. — Теперь ее есть кому заменить.

Они обменялись многозначительным взглядом, словно заговорщики. Джеку сделалось не по себе. Ему очень бы хотелось вернуться обратно к Мелли и продолжить свое путешествие.

Женщина по имени Магра, налив себе чашу горячего сбитня, грела об нее руки.

— Так это он убил солдата? — спросила она, пристально глядя на Джека, и даже свечу взяла, чтобы рассмотреть его поближе. Джеку было неловко, но он заставил себя выдержать ее взгляд. — Мне почему-то знакомо твое лицо, мальчик.

Ну вот, начинается, подумал Джек. Он знал по опыту, что за такими словами всегда следуют расспросы о семье. И ему ничуть не хотелось исповедоваться этой надменной, не выдающей своих чувств женщине. Но Ровас спас его, сказав:

— Сядь, Магра. От того, что ты будешь докучать парню, твоя дочь раньше не вернется.

Джек, несмотря на неприязнь, с которой она на него смотрела, пожалел ее: она тревожилась за свою дочь и хотела как-то отвлечься. Тяжело вздохнув, она согнула свою прямую как струна спину, сразу сделавшись старше и меньше ростом, и села у огня на трехногий табурет. Ровас положил свою огромную лапу ей на плечо, но она отстранилась, и рука Роваса повисла в воздухе. Он отошел и облокотился на край очага, а женщина вдруг вскинула руку, словно сожалея о своей резкости. Свеча успела выгореть на целую зарубку, а они так больше и не шелохнулись.

Но тут щеколда входной двери со скрипом поднялась, и в комнату вошла девушка. Нет, не девушка, — молодая женщина, решил Джек, когда она вышла на свет. Ровас и Магра бросились к ней, и Ровас первым заключил ее в медвежьи объятия. Ее фигура сохранила девичью хрупкость, но Джек понял, что она старше его года на три, на четыре. С матерью она поздоровалась более почтительно, чем с Ровасом, но глаза Магры при этом подернулись влагой.