Голубое поместье, стр. 79

Но этого было мало. Он мог считать себя ничтожеством — рецептором, игрушкой, которой отказали в ценности и целостности. Лестница растворилась перед ним, превращаясь в нечто другое; он заморгал, чтобы прочистить глаза и вновь подпал под чары.

На этот раз все было иначе: не было леса, не было дома, не было далекого прошлого.

Это была его собственная история — совсем недавняя и знакомая лишь ему самому. Потрясенный, он разом провалился в нее. Бирн знал, что на этот раз не испытает физической боли, но ожидавшая его сцена будет еще ужаснее.

Вот друг Дэвид берет утренние газеты с прилавка.

В лавке сумрачно и тихо. Ранний утренний свет делает окно грязным, но не проникает в глубины заведения газетчика. Джанет вышла во двор. Больше никого нет.

— Что-то ты рано поднялся, — говорит Бирн, с удивлением увидевший Дэвида на улице в такую рань. А потом он замечает на приятеле спортивный костюм и тапочки. — Бегаешь? Удовольствия ради?

Дэвид отвечает не сразу. Он вроде бы углубился в заголовки «Сан».

— Ну, все ясно, — произносит он наконец. — Приходится соблюдать некоторые стандарты.

Бирн усмехается в ответ.

— Репутации ради, так? — Их старая шутка по поводу физической подготовки, но Дэвид не улыбается.

— Что? Что ты хочешь сказать? — Нынешним утром до Дэвида все доходит на удивление медленно.

— Ничего. — Бирн приподнял бровь. — Понизилось содержание сахара в крови? Не зайдешь ли позавтракать?

Он не понимает причин рассеянности Дэвида, неопрятного и даже грязного на вид. Похоже, что он не спал. И, конечно, не брился.

— Нет, я не могу зайти… Мне надо еще вернуться назад.

Оставив несколько монет на прилавке, Бирн берет экземпляр «Индепендент» и следует за Дэвидом к двери.

Солнечный свет слепит. Поглядев вниз по склону, Бирн видит Кристен. Выйдя из дома, она направляется к машине. Пучок черных волос прыгает за ее спиной с каждым уверенным шагом, не считающимся с беременностью.

— Нет! — вдруг кричит Дэвид хриплым голосом. Звук разрывает утреннюю тишину. И, освещенный этим ярким солнечным светом, он срывается вниз, а Физекерли Бирн остается на ступеньках лавки — озадаченный происходящим.

Дэвид еще бежит, а Кристен открывает дверцу машины. Он кричит, размахивая руками:

— Крис! Нет! Подожди! Не надо…

Она стоит возле машины, потом машет ему, садится, вставляет ключ — и машина взрывается, мгновенно и неотвратимо, исчезая в огненном шаре. Разлетаются обломки, оставляя лишь шум, пламя и черный дым.

Частью рассудка Бирн осознает: Кристен! Но кое-что в нем отрицает первое потрясение.

Ум его покорился наваждению.

Он точно знает, что здесь случилось, — до последней детали.

Это сделал Дэвид. Он подложил бомбу, зная, что Бирн с утра отправится на машине в гарнизон. Дэвид рассчитывал, что он заведет машину и, включив детонатор, исчезнет в разлетевшемся облаке металла и огня.

Бирн поворачивается. Дэвид осел, привалившись к фонарному столбу возле дороги. Он неровно дергается у металлического столба, руки его раскрыты и висят как тряпки, словно они чужие на его теле.

Люди бегут. Один тащит огнетушитель. К счастью, за дымом ничего не видно.

Бирн чувствует легкое головокружение. Он как будто оказался в замедленном фильме и движется, повинуясь иному ритму мысли и чувства.

Дэвид говорит:

— Что она делала? Кристен никогда не ездит по утрам в твоей машине. Как могла она…

— Сегодня день рождения ее матери. Она собиралась съездить на почту… — Странно, насколько ровно, насколько обыкновенно звучит его голос.

— Это твоя машина. Это ты должен был находиться за рулем.

— Господи! — Бирн разворачивает Дэвида с предельной жесткостью. — Ты это сделал! Ты убил ее! Почему? Ради бога, почему?

— Она не хотела оставлять тебя. Поэтому я, поэтому я…

Совершив насилие над собой, Бирн роняет руки.

— Поэтому ты решил убить меня, — говорит он и смолкает.

На этом месте он и застыл; в этот момент он перестал думать. Он прекратил свою жизнь, отбросил ее, бежал, бежал и бежал, ни на что не обращая внимания и все отвергая, потому что душа его погрузилась в ад. Он подавлял и игнорировал следующий вопрос, которого он так и не задал и который ждал своего времени.

Вопрос этот по-прежнему высился перед ним, подобно недвижной скале. Неужели Кристен тоже была замешана в этом?

Любила ли она Дэвида? Неужели они вместе планировали отделаться от него?

И чей это был ребенок?

И когда Голубое поместье вновь окружило его, и он ощутил бедром край стола, от которого доносился сладкий металлический запах крови Алисии, Бирн понял истинное назначение Голубого поместья.

Однажды — быть может, в этот самый день, пока они замкнуты в его стенах, — дом откроет ему правду о Дэвиде и Кристен.

Дом этот знал прошлое и рассказывал только правду. Здесь не было лжи.

Бирн спрятал лицо в ладонях, не зная, сумеет ли он выдержать эту самую истину.

Кто-то говорил с ним, словно на последнее воспоминание вообще не потребовалось времени. Какое-то мгновение блекнущие воспоминания и иллюзии туманили лицо мужчины. Бирн ли это говорил с Дэвидом? И о ком — о Кристен или Рут? И кто стоит перед ним — Саймон или Питер?

— Нельзя доверять женщинам, — сказал Лайтоулер. — Откуда вы знаете, что ваша жена была верна вам? Вы же почти не бывали дома, не сомневаюсь. Уходя на работу, мы оставляем женщин дома, и кто знает, чем они занимаются? Уверены ли вы в том, что она носила вашего ребенка?

Бирн посмотрел на него.

— Как вы узнали? — выговорил он наконец. — Как…

Лайтоулер и его сын обменялись взглядами.

— Я проверил всю вашу подноготную, — произнес Питер Лайтоулер. — Зачем еще мне мог понадобиться ваш бумажник? Неужели вы действительно полагаете, что мы способны взять в дом какого-то уличного бродягу? В поместье? В эту обитель силы? Вы же могли оказаться буквально кем угодно! Но вышло не так. Случайностей не бывает.

— Вы попали в ту же самую ловушку, — добавил Саймон, — что и мы все. Ваша жена и ваш лучший друг. Забавно, не правда ли?

Он ощущал, как они тянутся к нему с пониманием.

И понял, что перед ним люди, предавшиеся злу. На самом глубинном уровне Бирн понял, что они натворили. А заодно понял и другое: Кристен любила его. Только его. Она носила его дитя. Он верил ей десять лет их совместной жизни. Так почему же он должен подозревать ее — оттого лишь, что Дэвид предал его?

Надо верить тем, кого знаешь.

Попятившись, он отступил от стоявших на лестнице мужчин к двери.

Она открылась.

46

Элизабет глубоко вздохнула. Том и Кейт стояли позади нее, и по первому впечатлению казалось, что ничего не переменилось. Взгляд ее коснулся всего: стола, закрытой дверцы лифта, лестницы. Прежде чем двигаться дальше, следовало убедиться в чем-то еще.

Она вошла в холл и повернулась. Как и раньше, надпись оказалась над дверью.

Тu verras que seui et blesse
J'ai parcouru ce triste monde.
Et qu'ainsi je m'en fus mourir
Bien loin, bien loin, sans decouvrir
Le bleu manoir de Rosamonde.
Увидишь ты: израненный и лишь с самим собою
Объехал я наш мир печалей и тревог.
И умер, не достигнув цели.
Измученный болезнью и трудом,
Не отыскал я Розамунды синий дом,
Но злую участь и жестокий рок
Я на себя своей рукой навлек.

— Переменилось очень немногое, — проговорила Элизабет с удовлетворением, понимая теперь, что смерть не может встретить ее где-нибудь в другом месте.