Голубое поместье, стр. 54
— Вы видите ее и тем не менее живы. Вам оказана великая честь. Как и мне. К тому же вы работаете в саду.
— А причем здесь моя работа?
Лягушка-брехушка отвернулась от него и, ступая по плиткам, направилась к Саймону. Существо, остановившись возле него, село, преднамеренно придавив лапой ноги Саймона.
— За садом следит Листовик. Разве вы не замечали этого? И тем, кого он невзлюбит, приходится плохо… Вы встречали моего отца, не так ли? Этот шрам на его лице оставил Листовик.
— И вы не решаетесь выходить из-за него?
— Боже мой, наконец хоть кто-то понял! — В словах звучала насмешка, но глаза говорили совсем иное. — Следовало бы отпраздновать, предложить вам выпить, но мои поставщики еще не прибыли.
— Расскажите мне о Листовике. — Все это время Бирн разглядывал невероятное создание, сидевшее у ног Саймона. Глаза его были закрыты, оно казалось меньше, не таким грозным. Он перевел взгляд на Саймона, а когда оглянулся, Лягушка-брехушка исчезла.
Но память о белой шкуре, багровых кончиках острых зубов и ушей осталась.
— Где же она? Куда она девалась?
— Здесь, — ответил Саймон спокойно. — Вот тут, или там…
Он обвел рукой кухню, и Бирн повсюду видел — нет, ощущал — присутствие пылающих глаз, напряженных мышц и острых терзающих когтей.
— Господи! Как вы можете переносить это?
— Выпивка помогает и еще то, что вы тоже видите ее. Значит, я не такой безумец, каким меня считают. Выходит, болезнь заразна, раз вы тоже видите ее.
— Нет. Она существует на самом деле. И никто из нас не безумен. — Бирн сел у стола. — Рассказывайте. Говорите же.
— Вы спросили меня о Листовике. Забавное создание. Он живет в зеленых вещах, во всем, что растет. Можно провести руками по зеленой изгороди и ничего не почувствовать, а потом попробовать снова и ощутить, что она живая, обитаемая и сознательно ожидает вас. Вы, должно быть, замечали это — в деревьях, в розах, на грядках капусты. Вы же садовник в конце концов. Какую-то излишнюю живость, реакцию, действие… он любит прикидываться травой или шипастым растением, способным нанести рану.
— Но почему никто не видит его? Или они не знают о нем?
— Ну, это часть мифологии дома. Женщины знают о его присутствии, как и о Лягушке-брехушке. Но для них Лягушка-брехушка что-то вроде нечистопородного колли. Ну а Листовик… пустяковый и безобидный лесной дух или что-то в этом роде. Они вообще очень редко о них думают, словно их рассудок отказывается признать существование обеих тварей.
— Даже Алисия?
— Моя дорогая матушка? Да, вы правы. Она здесь лишняя. В ней нет крови Банньеров. Она никогда не видела Лягушку-брехушку или Листовика, но, по-моему, все-таки знает об их существовании. Очевидно, у Элизабет Банньер, бабушки Рут, был воображаемый друг или игрушечная собачка, которую она звала Лягушкой-брехушкой, и девочка считала, что они охраняют сад. А хорошо получается: хранитель сада прямо из ада…
— Прекратите, Саймон, это серьезно!
— Да, это серьезно настолько, что я готов сделать все что угодно, лишь бы убраться отсюда.
— Тогда выходите. — Бирн открыл заднюю дверь. — Я отвезу вас в Эппинг.
— Вы кое о чем забываете. — Красноречивые руки распахнулись, путь к двери Саймону перекрывала Лягушка-брехушка, полные жизни багровые кончики ушей и зубов просто пылали.
Неужели эта тварь все время пыхтела, открыв пасть?
Существо шагнуло к нему, раздуваясь, и в ужасе Бирн отступил. Все вокруг было жутко искажено. Тварь плыла, наполняя собой всю комнату. Кухня съежилась, Саймон стал похож на куклу, мебель превратилась в спичечные коробки. Лягушка-брехушка сделалась выше Бирна, огромная голова нависала над ним, горячая кровь капала на его плечи.
— Убирайтесь отсюда! — Откуда-то из иных измерений донесся голос Саймона, хрупкий словно тростник.
Оцепенение оставило Бирна, и он бежал из кухни.
32
Споткнувшись на террасе, он сделал шаг к саду. Листовик любит быть травой, вспомнил Бирн, запрещая себе беззаботно ступить на лужайку. Безопасно ли на террасе? Где вообще можно считать себя в безопасности? Какая причудливая разновидность безумия овладела им, позволяя непринужденно разговаривать с человеком в присутствии создания, чье существование его рассудок даже не мог признать?
Было ли оно реальным? Разум его уже не допускал существования этого колосса, чье жаркое животное дыхание только что вырвалось из пасти, нависшей над его головой. Поежившись, Бирн поглядел назад в кухню.
Ничего особенного. От двери начинался чистый плиточный пол, в окне виднелась голова Саймона, согнувшегося над картошкой, словно ничего не случилось.
Да и что, собственно, произошло? Неужели он обезумел, грезил наяву? Тем не менее Бирн знал, что это не сон и не галлюцинация. Руку все еще дергало там, где он порезался стеклом вчера вечером, выбираясь из дома. Бирн не знал, осмелится ли он войти в него еще раз. Дом не хотел его и не нуждался в нем…
А это еще что такое? Дома не живут, у них нет воли. Дом этот не что иное, как обычное сооружение из камня, кирпичей и раствора, мрачный пример эдвардианской напыщенности. С чего это он убеждает себя в том, что дом этот жив и обладает сознанием?
Бирн спустился по ступеням с террасы, вышел на лужайку. Сошло. Трава под ногами казалась гладкой, ровной, зеленой, отнюдь не живой в своих растительных глубинах. Листья над его головой едва шевелились. За ними пылало безукоризненно синее небо, раскинувшееся обжигающим пологом.
Вдруг рядом с ним оказалась Кейт в милом алом платье, с сумочкой на длинном ремешке. Она шла к нему от ступеней.
— Привет, Бирн. — Кейт одарила его улыбкой. — Что с вами, киска язык откусила?
Он посмотрел на нее.
— Расскажите мне о Лягушке-брехушке. — Имя это становилось испытанием, едва ли не паролем. Что еще могло доказать, что эти люди, так же как и он, не расставались с рассудком? Испытание чесноком, сценка с вампиром и зеркалом? Видит ли Кейт ее?
Отмахнется, решил Бирн. Скажет, что мне показалось, что ничего тут нет…
— Я опаздываю, — объяснила она радостным голосом. — Я отправляюсь пить кофе к достопочтенному дядюшке, можете сказать им. — Она искоса взглянула на него и подняла подбородок, словно рассчитывая, что он попытается остановить ее. — Встретимся позже, Бирн. И не перерабатывайте. День будет жаркий.
Он видел, как она выкатила велосипед из гаража и налегла на педали, направляясь в деревню. Девица раскусила его: частью души своей он и в самом деле хотел крикнуть ей, запретить оставлять поместье.
Но как это сделать? Не его дело, не его роль, и незачем вмешиваться.
Оставалось косить траву. Бирн топнул, приминая переросшие травины, и, не сходя с места, решил немедленно взяться за лужайку. Физическая работа — в ней-то он и нуждается больше всего. Честный труд на свежем воздухе, где нет странных теней и осложнений. Рут тоже обрадуется: сад приобретет более опрятный вид. Скосив траву, он преобразит облик всего поместья, охватив его аккуратной изумрудной полосой. Даже дом станет выглядеть менее запущенным. Того и гляди — он едва не расхохотался — сойдет за пригородный.
Бирн отыскал в гараже древнюю бензиновую косилку. Горючего хватало. После нескольких попыток косилка обрела свою вонючую жизнь.
Он выкатил инструмент на луг перед домом, решив начать именно отсюда, — чтобы Рут, возвращаясь домой, увидела его работу, — и приступил к косьбе. Листовик любит быть травой, припомнил Бирн снова. А теперь посмотрим — любит ли он, когда его косят.
Трава разлеталась из-под ножей зелеными каскадами.
Потом приехала Алисия. Она подъехала к поместью и заметила занятого делом Бирна, но не остановилась рядом с ним и даже постаралась не обнаружить этого. Лицо ее показалось одеревеневшим.
Она оставила машину перед гаражом и вошла в заднюю дверь.