Заговор мерлина, стр. 81

Я взглянул сверху вниз на его рассерженное лицо, проезжая мимо. И узнал его. Это был Важный Полицейский. Очевидно, он по-прежнему служил в полиции. Но теперь он выглядел убогим неудачником. Он постарел, лицо покрылось морщинами, взгляд сделался озабоченный. Желтая форма висела на нем мешком, в ней виднелись заштопанные прорехи. Он похудел. Только усы остались все такими же пышными.

Я посмотрел на него, а он посмотрел на меня. Лицо у него сделалось задумчивым: «Где-то я видел этого мальчишку…» А потом он меня узнал. Вскинул палец и ткнул в меня:

— Эй, ты! Ты же Ник Мэллори! Ты десять лет тому назад скрылся с фабрики, куда был направлен! Ты находишься в розыске!

Но Мини невозмутимо шагала вперед. Важный остался позади. Мимо проплыли огромные столбы лестничной клетки и табличка «ЛИФТ НЕ РАБОТАЕТ», и мы оказались в другой, куда более запущенной части галереи. Сквозь щели в крыше падали слепящие лучи солнца.

Я оглянулся — Важный исчез. Позади Мини по-прежнему тянулись дома на стенах огромного каньона, но теперь они лежали в руинах, на месте окон зияли черные дыры, и половина мостов обрушилась в пропасть.

— Что случилось? — спросил Тоби.

— Это следующий мир, — объяснил Романов. — Люди, которых мы ищем, находятся миром дальше, но во всех этих каньонных мирах солнце довольно опасно, и я по возможности еду так, чтобы наша дорога шла в тени.

Мини шагала дальше, минуя галерею за галереей, все время сворачивая так, чтобы на нас не падали прямые лучи солнца, пока наконец мы не миновали развалины чего-то вроде фабрики и не выбрались на пустынный край каньона. Думаю, в этом мире каньоны были не такие глубокие. Во всяком случае, мне было видно, как они расползаются во все стороны, точно сучья и ветки дерева, — словно голая пустыня потрескалась от жары. В конце самой широкой черной трещины что-то блестело.

— Люди, которые нам нужны, находятся вон в том ксанаду, — сообщил Романов, указывая в сторону блестящего. — Но оно довольно надежно защищено. Я попытаюсь подобраться снизу.

Просто чудо какое-то. Он переносил нас из одного мира в другой так гладко, что я даже не замечал переходов. А может быть, это делала Мини. Если так подумать, у нее, скорее всего, был природный дар к таким вещам. Я ей позавидовал.

— Спускаемся, Мини, — сказал ей Романов.

И мы принялись спускаться по длинному склону, где дома уже превратились в щебень и осталось только нечто вроде пандуса на краю пропасти.

Глава 5. РОДДИ

Мне показалось странным, что Романов усадил нас всех на свою слониху, но, думаю, он поступил практично. Романов вообще один из самых практичных людей, которых я когда-либо встречала, и при этом настолько энергичный, что он меня утомляет. И все равно меня до сих пор удивляет, что он когда-то женился на Сибилле. Это даже более странно, чем то, что дедушка Хайд был женат на Хеппи. Тем не менее это объясняет, в кого у Грундо и Алиши такие носы.

Ближе к концу путешествия мне стало лучше, хотя по-прежнему было немного не по себе. Каждый раз, как седло на слонихе дергалось, я с тревогой оглядывалась на Грундо, и мне тут же становилось неловко из-за того, что я о нем тревожусь. Думаю, я волновалась за него просто по привычке. А с Грундо все было в порядке. Он разглядывал стены ущелья, пока мы спускались в него по чему-то вроде широкого пандуса, и указывал Нику на то, что самые первые из разрушенных домов, на уступах ближе ко дну, высечены прямо в скалах. Обоим явно было ужасно интересно.

Мне сделалось очень стыдно: теперь-то я видела, что с Грундо почти все время все было в порядке. Это меня беспокоило то, что люди плохо к нему относятся, и так далее, а ему это все было как с гуся вода. Он не обращает внимания на такие вещи, потому что его гораздо больше интересует то, что происходит вокруг. И Ник такой же. Я чувствовала себя круглой дурой оттого, что раньше не замечала, какой Грундо на самом деле.

Когда мы достигли дна пропасти, качать стало гораздо меньше. Там было довольно холодно и сыро, потому что туда никогда не проникали лучи солнца. Посередине журчала небольшая речка, но на берегах ее ничего не росло, кроме зеленой слизи. Слониха пробиралась вдоль речки, огибая обломки стен величиной с нее самое, пока наконец стены ущелья не сомкнулись у нас над головой и мы не въехали в огромную сводчатую пещеру.

— О небо! — взвизгнула одна из Иззей. — Летучие мыши!

— Тут темно! — заныла другая. — Мне страшно!

По-моему, на самом деле им было ни капельки не страшно. Они просто развлекались. Их голоса разнеслись по пещере гулким эхом, отдаваясь от стен. Как только Иззи услышали эхо, они тут же завопили еще громче:

— Ого-го!

— Эге-гей! Романов обернулся.

— Тихо! — приказал он.

Иззи тут же заткнулись, просто мгновенно. Не думаю, что Романов применил магию. Просто он был самой сильной личностью на много вселенных вокруг. Вскоре после этого он зажег свет. Не маленький голубой огонек, который нас учили зажигать на уроках, а мягкое, далеко распространившееся сияние, которое, казалось, исходило от лба слонихи. Слониху это, похоже, порадовало. Она зашагала куда быстрее. А цепь пещер, через которую мы шли, оживала при нашем появлении, наполняясь удивительной жизнью. Со сводчатых потолков спускались как будто бы каменные занавесы, складчатые, украшенные бахромой, расписанные разноцветными полосами: красными, белыми, желтыми, даже зеленоватыми, — и эти занавесы отражались вверх ногами в черных зеркальных водах реки. Ник заметил, что они похожи на бекон с прожилками мяса — ну а чего еще ждать от этого обжоры? — и Тоби расхохотался.

Романов повторил: «Тихо!» резко и напряженно, и после этого никто из нас не осмеливался издать ни звука.

А молчать было непросто, потому что мы ехали через арки с розовыми, как раковина, занавесями, где всем приходилось пригибаться; через зал, где огромные пальцы цвета слоновой кости указывали вниз с потолка и на их кончиках блестела вода; через кружевные террасы и через галереи с красными колоннами, и было очень трудно не ахать и не восхищаться вслух. А как-то раз свет упал на стену, где черные и красные потеки образовывали такую жуткую скалящуюся рожу, что не одни Иззи невольно взвизгнули от страха.

К счастью, к тому времени река сделалась довольно шумной. За каждым поворотом шумели все более высокие водопады. По всей вероятности, она заглушила наши вскрики, когда мы увидели жуткую рожу, и потом, когда из стены навстречу нам протянулась огромная цепкая рука. Дорога к тому времени пошла на подъем. Бедная слониха брела довольно медленно. Я слышала, как она отдувается, и чувствовала, что Романов подбадривает ее.

Наконец он сказал:

— Все, Мини, достаточно. Осталось всего футов двадцать.

Мини повернула голову к ближайшей желтоватой каменной стене. Мы думали, что она остановится, но она вместо этого продолжала идти. Я испуганно зажала себе рот. Кто-то еще взвизгнул. Мы все были уверены, что вот-вот врежемся в стену. Но стены там как будто не было, хотя все мы ее видели, и слониха просто прошла вверх сквозь нее. Скала очутилась у самого моего лица. Я видела ее, чувствовала ее запах и даже вкус, но абсолютно не ощущала ее прикосновения. И через каких-нибудь двадцать футов, показавшихся мне бесконечными, мы вынырнули на свет внутри гигантского купола.

Нам было видно солнце — таким, как его видишь сквозь солнечные очки. Наверное, купол был тонированный. Но почти все мы нервно подняли голову, ожидая, что на головы нам хлынет дождь или раздастся удар грома. Потом мы огляделись по сторонам и обнаружили, что находимся в роще плодовых деревьев. Деревья выглядели какими-то желтоватыми. Конечно, отчасти из-за этого странного освещения, но все равно было видно, что за ними минимум полвека никто не ухаживал. Моих колен почти коснулась ветка корявого фигового дерева со съежившимися плодами, потом над головой проплыли мелкие, чахлые апельсины. Грундо спокойно обобрал фиги на ходу, Ник протянул руку и сорвал апельсин. Но они тут же с отвращением отшвырнули фрукты прочь. Думаю, тут все было просто несъедобное.