Скоро будет буря, стр. 32

– Для тебя, Крисси, это как-то слишком глубокомысленно, – произнес Джеймс.

Крисси медленно повернула голову, отведя глаза от звезд, и встретилась с Джеймсом взглядом. На долю секунды в этом взгляде полыхнула, словно взрыв сверхновой, ненависть, но сразу же померкла и стала неразличимой. Она улыбнулась:

– Ну, с кем не бывает.

– Мне холодно! – захныкала Бет.

– Иди сюда, – позвала ее Крисси. Бет не заставила себя упрашивать и, подбежав, прыгнула к ней на колени, а та обернула свой шерстяной плед вокруг них обеих.

– Я замерзаю! – пожаловалась Джесси.

– Знаешь, Джесс, тебе не хватает выносливости!

– Иди ко мне, – предложила Рейчел. – Давай-ка мы тоже закутаемся.

Притворно стуча зубами, Джесси перебралась к Рейчел.

– Что это было? Сова? – произнес Мэтт.

Никто, кроме него, ничего не слышал, но Сабина сказала:

– По-моему, сова.

– Я ничего не слышала, – заявила Крисси.

– Возможно, это было что-то другое, – предположил Мэтт.

– А я думаю, все-таки сова, – настаивала Сабина.

– Нужно быть очень внимательными, – предостерег Мэтт. – Иногда мы сами себя обманываем. Уханье может померещиться просто потому, что ты настроен услышать именно этот звук.

Джесси заметила, что ее отец погружен в какие-то свои мысли. Это напомнило ей те случаи, когда окружающие выводили ее из состояния, о котором она сама говорила, что находилась где-то «далеко». А вот взрослым, очевидно, разрешается оставаться в этом «далеке».

Джеймс поднялся со стула:

– Прошу прощения у всей компании, но у меня глаза слипаются. Я отправляюсь на боковую.

– У тебя же на счету пять штрафных баллов, – закричал ему вслед Мэтт. – Ты рискуешь оказаться в самом хвосте нашей команды.

– А я и так уже там, – язвительно бросил Джеймс через плечо, скрываясь в дверях.

Вскоре Бет заснула на руках у Крисси, и та шепотом объявила, что отнесет девочку в постель. Сабина наблюдала за ней с ревнивым беспокойством, но Крисси вернулась через несколько минут, поцеловала Мэтта в лоб и сказала, что также отправляется спать. Джесси помалкивала, пока прочие участники ночного бдения оставалисьна месте и продолжали разговаривать. Не обошлось без замечаний о погоде, которая, как все почувствовали, явно менялась. Температура упала на пару градусов, и ветер был действительно холодным. Джесси зевнула и совсем заскучала. Вскоре она поднялась и пожелала всем спокойной ночи. Сова была забыта. Наконец Рейчел скинула одеяло и начала собирать винные стаканы, чтобы их помыть, но Сабина попросила оставить все как есть, поскольку сама собиралась этим заняться.

Мэтт и Сабина остались поболтать. Они занялись обсуждением того, Что в Жизни Главное, и пробыли на лужайке еще не менее часа.

А сова так и не появилась.

24

25

Рейчел была в холле и давала Джесси первый за время каникул урок игры на фортепиано. На фоне далеко не совершенного исполнения бетховенской «К Элизе» Джеймс возвестил, что отравляется на прогулку. Сабина, казалось, отнеслась к этому плану с удовольствием и только попросила мужа подождать, пока она наденет кроссовки и позовет детей. Нет, возразил Джеймс, он собирается пойти на прогулку один, да, один, и разве он подал повод для подобной гримасы? Разве взрослый мужчина не смеет просто выйти из дома и отправиться на прогулку без сопровождения, и потом, Господи помилуй, можно ли считать его просьбу чрезмерной, можно или нет?

Фортепиано смолкло. Нет, с вынужденным спокойствием признала Сабина, ничего чрезмерного в его просьбе ис содержалось. Джеймс затолкал ноги в прогулочные ботинки, увернулся от Мэтта и Крисси, хлопотавших на кухне, пересек холл, не обратив внимания на присутствовавших там Рейчел и Джесси, и, не останавливаясь, проследовал мимо Бет, игравшей на лужайке. Вскоре кукурузное поле осталось позади. Ботинки Джеймса со стуком ударялись о дышащую зноем ровную поверхность гудронированной дороги.

В воздухе пахло известняком, скирдами собранного урожая и конским каштаном. Джеймс миновал смоковницу, растущую среди живой изгороди. Белая пыль покрывала листву и крупные плоды, которые, судя по всему, начинали портиться. Он видел, что пыль проникала повсюду подобно коварной отраве, способной задушить чахлый придорожный кустарник. Земля нуждалась в дожде, в настоящем ливне, чтобы смыть вредоносную белую пыль.

Джеймс отшагал от дома километра три, когда впереди показался дорожный знак, предупреждающий о близости перекрестка. Здесь он остановился, глубоко вздохнув.

Что-то подрывало его силы. Постепенно выедало изнутри. Такое ощущение, словно кто-то из их группы подмешивал ему ядовитое зелье. В это утро он снова чувствовал себя нездоровым, его по-настоящему тяжело стошнило – в третий раз с тех пор, как они сюда приехали, хотя он нашел в себе силы скрыть это от Сабины и других. Однако это не могло быть отравлением: такие же симптомы наблюдались у него уже несколько месяцев.

После ряда анализов врачи не сумели найти у него ничего серьезного. В очередной раз Джеймс отверг никого ни к чему не обязывающий диагноз, поставленный участковым врачом (слегка повышенное кровяное давление), и потратил немалую сумму денег, чтобы найти кого-то способного сказать ему что-нибудь более вразумительное – поставить любой правдоподобный диагноз. В конце концов некий знаменитый эскулап с латунной дощечкой у парадного входа на Харли-стрит (уступая настойчивости Джеймса и за столь внушительный гонорар, который был способен превратить рискованную догадку в обнадеживающий диагноз) высказал предположение, что Джеймс мог подхватить где-нибудь редкого тропического паразита. Поставив такой диагноз, врач не сумел, однако, назначить хоть какое-нибудь лечение. Для налаживания режима сна у пациента он выписал рецепт на темазепан и посоветовал воздерживаться от спиртного.

А пока что-то высасывало из него энергию, питалось его кровью, парализовало волю и портило характер. Кроме того, у него отвратительно пахло изо рта. Когда он случайно учуял этот запах, его тут же вывернуло наизнанку. Но даже в таком состоянии он ловил себя на том, что зажимал рот рукой или выдыхал против зеркала, пытаясь поймать запах разложения и, так сказать, научно судить о развитии идущего в нем процесса.

Более существенным было крепнущее подозрение, что его умышленно заразил кто-то из их компании. Он понимал, что эта идея отдает паранойей, но другого объяснения пока не находилось. Он никогда не бывал в тропиках. Он даже избегал азиатских ресторанов всех сортов, не скрывая своего решительного предубеждения, как он говорил, против скверной пищи. Где же он мог подхватить тропического паразита?

Он знал, что врагов у него предостаточно. В восьмидесятых годах, делая карьеру, он без колебаний шел по головам. Если путь к цели можно уподобить состязанию, в котором участники взбираются вверх по скользкому шесту, то следует признать: Джеймс не просто сталкивал соперников вниз, но безжалостно рубил головы проигравшим, выдирая у них зубы, чтобы сохранить в качестве трофея, а потом пировал, смакуя сердце и печень поверженного конкурента. Но сейчас Джеймса преследуют не призраки неудачников, а люди, которые его окружают и которых он считает друзьями.

Джеймс не доверял Мэтту, так как знал, что причинил ему зло; не доверял Рейчел, зная, что та видит его насквозь; не доверял собственной жене, которая знала его лучше, чем он сам. Оскорбительной – он это понимал – была даже сама мысль о том, что один из них совершил это черное дело, умышленно заразил его и обрек на такие страдания.