Курение мака, стр. 36

– Вы знаете, что с ней?

Он пожал плечами и потушил сигарету.

– Кьем сказал бы, что ее одолевает злой дух. Тот, что лежит вместе с ней в хижине и, как пиявка, тянет из нее силы. Кьем бы добавил, что дух высасывает ее, пристроившись на большом пальце ноги. – Он махнул рукой. – Но ведь подобный диагноз вас не устроит.

– А ваше мнение?

Джек встал. Его кожаная кобура скрипнула.

– Думаю, мне сейчас нужно заняться делами, а потом мы еще поговорим. Возьмите бутылку. Но не забудьте оставить для меня стаканчик, ладно? – С этими словами он направился к полям, где все еще копошились крестьяне.

Когда он ушел, я вздохнул с облегчением. В его присутствии я чувствовал себя не в своей тарелке. Он вселял в меня страх.

Взяв бутылку, я пошел в нашу хижину. Хоть я и не успел соорудить носилки, но, по крайней мере, теперь у меня было чем подправить здоровье Мика, вернуть блеск его глазам. Из головы у меня не выходил этот местный наркобарон. Я отдавал себе отчет, что за разговором он прикидывал, представляю ли я для него угрозу. И скорее всего решил, что нет. Я все отчетливее понимал, что, если попасть в это опиумное царство оказалось для нас сравнительно легко, выбраться отсюда будет непросто.

26

Когда я вернулся, Чарли, к моему удивлению, ухаживала за Миком.

– Чарли!

Она посмотрела на меня большими серо-голубыми глазами. Сухие, когда-то шелковистые волосы были собраны в хвостик, открывая тонкую шею.

– А, вот и старый ворчун пожаловал, – сказала она с улыбкой. У нее была привычка, сказав что-нибудь смешное, проводить кончиком языка по губам, прямо как у ее матери. – Не ожидала увидеть тебя в этой глуши.

Конечно, я опешил от такого приветствия, но ей, похоже, было все равно, где мы находимся.

– Иди сюда. – Я обнял ее щуплое тело и ткнулся носом ей в шею. – Ты просто не представляешь, какое это облегчение – увидеть, что ты встала на ноги!

– Ой! Ты мне ребро сломал! Дышать не могу! К тому же тебе стоит принять душ. От тебя несет как от дикаря!

Я взглянул на нее. Снова она лизнула губу. В ее глазах вспыхивали искорки, и мне показалось, что теперь у нас все будет в порядке, а прежние размолвки не имеют значения. Я боялся увидеть потерявшую память зомби. А она улыбалась. Вернее, у нее на лице было написано радостное изумление. Как-то раз я перебрал в «Клипере» под Рождество, и они с Шейлой вели меня по лестнице в спальню. Вот тогда я впервые заметил у нее это выражение. Но теперь оно было как-то неуместно. Учитывая нашу ситуацию, она выглядела слишком спокойной.

– Я не думал, что ты сможешь вставать.

– Время от времени мне становится легче, – ответила она, – я могу ходить без посторонней помощи. – Да, это знакомая мне манера разговаривать таким тоном, что и не различить, настроена ли она серьезно или шутит. Думаю, все же серьезно. – Потом у меня вдруг начинает кружиться голова, я теряю сознание. Еще я не выношу солнечного света.

– У тебя малярия? – спросил Фил. Он отсиживался в глубине хижины, пока я проявлял свои отцовские чувства.

– Не думаю. Симптомы не похожи. Сначала я чувствовала себя ужасно: жар, сыпь, суставы распухли. Волдыри были жуткие, кости тоже болели. Сейчас прошло, иногда только лихорадит. И временами будто крышу срывает. Но ведь это для тебя не новость, правда, папа? – Она вскинула брови, предлагая мне оценить шутку.

Я уже собирался ответить, но тут Мик застонал.

– Я как раз хотела дать ему воды, – сказала Чарли. Я вспомнил про бутылку, которую поставил на пол, как только вошел.

– Налей ему виски.

– Глазам не верю! – воскликнул Фил. – Ты находишь выпивку где угодно! Даже в джунглях не можешь без нее обойтись!

Не спуская глаз с Фила, Чарли откупорила бутылку и сама сделала небольшой глоток. Умница, подумал я: не давай отца в обиду.

– Вижу, ты познакомился с Джеком, – сказала она, наливая виски в чашку.

Я помог Мику приподняться, а Чарли поднесла чашку ему ко рту. Мик глотнул, облизал губы с удовольствием, а потом, застонав, снова улегся.

– Сигарет принес? Да? Слава богу!

Фил покачал головой, когда я потянулся к сигаретам. Нужно сказать, отношения с Чарли у Фила были не намного лучше, чем со мной. И не намного лучше, чем у меня с Чарли, если уж на то пошло. Хотя вздорили они меньше. Так или иначе, когда я предложил выйти покурить, она не согласилась:

– Нет. Давай здесь.

Мы присели на циновку.

– Как мама? – спросила она.

Чарли вела себя на удивление спокойно. Сидела на скрещенных ногах, уронив руки на колени, совсем как каменный идол. Можно было подумать, что я заехал навестить ее в колледже. Она держалась так же, как в те дни, когда я приезжал к ней в Оксфорд. Казалось, несмотря ни на что, она обладает какой-то непостижимой тайной силой. Фил смотрел на меня и ждал, как я стану выкручиваться. Они с Шейлой перезванивались.

Сейчас не стоило посвящать Чарли в семейные передряги, так что я сказал просто:

– Ей не терпится тебя увидеть.

Чарли затянулась. Потом потерла краешек глаза.

– Милая, нам нельзя здесь задерживаться.

Я сказал это так мягко, как мог, но она отвернулась и покачала головой. Потом тяжелым взглядом уставилась в пол. Я почувствовал беспокойство. На минуту мне показалось, что она не со мной, а где-то далеко от этой хижины, от деревни, от всего. Где-то совсем в другом месте. Такое же выражение, я помню, видел на лице бабушки, когда навещал ее в больнице. Я тихо сказал:

– А что ты знаешь про Джека?

Она посмотрела на меня влажными глазами:

– Постарайся не перебегать ему дорогу, папа.

– А в чем дело?

Она стала рассказывать нам, что знала про Джека. Пока она говорила, я, пользуясь возможностью, приглядывался к этой молодой женщине, которую до сих пор считал просто маленькой девочкой. Несмотря на болезнь, знала она поразительно много обо всем, что здесь творится. Раньше я пытался научить ее скрытой механике законов, по которым устроен мир. Теперь мы поменялись местами.

К тому же она и сама изменилась. Волосы у нее выгорели на солнце и, собранные в осветленный хвостик, здорово бы смотрелись в Англии. Потемневшая в тропиках кожа подчеркивала голубизну глаз, а губы по примеру туземок были подведены красным ягодным соком. Оттого что она часто хмурила брови, на лбу у нее появилась морщинка. Раньше я ее не замечал.

Она сделала еще глоток виски и глубоко затянулась сигаретой, но я был не склонен осуждать такие вещи.

– Джек, – сказала она, – держит здесь под контролем все, что связано с опиумом.

По ее словам, тайские власти смягчили политику запрета на выращивание мака для горных племен.

Сначала здесь выжигали поля, сотни крестьян были осуждены за героиновую зависимость и распространение СПИДа, а потом власти сдались и позволили выращивать мак, но, правда, исключительно в личных целях. Организованные банды под началом таких людей, как Джек, начали скупать крестьянские наделы вокруг деревень и тут же сдавать их в аренду прежним владельцам под маковые плантации. Они и здесь опередили правительство, которое, если верить Чарли, не особо и вмешивалось. Уж больно солидный процент прибыли приносил опиум в экономику страны. Доллары перетекали в Мьянму, в Лаос, возвращались в Таиланд. Они никуда не девались, просто не стояли на месте.

Крестьяне уважали Джека. Он умел продавать их сырой опиум по самым высоким ценам и без обмана.

Привозил им подарки, оплачивал учебу деревенских детишек в Чиангмае. Он свято верил в силу просвещения и много труда положил на то, чтобы завоевать преданность и любовь местных жителей.

Ей говорили, что под его началом служат человек двести боевиков. Они охраняют плантации по всему району. Последнее время здесь не появлялся ни один заезжий турист.

– Да и вас пропустили только потому, что он позволил, – сказала она.

– А зачем мы ему?

– Не знаю. – Она погрозила мне пальцем. – Не перебегай ему дорогу. Для него убить человека – раз плюнуть.