Файлы фараонов, стр. 62
В секундной борьбе между чувством долга по отношению к дяде и любопытством, которое вызывала личность отца, победило любопытство. Защита у файла оказалась намного серьезнее, однако ухищрения Накамуры себя не оправдали.
Под шум дождя Юкико вчитывалась в иероглифы. На экране поместилась вся газетная статья, публикация которой подтолкнула мать к ритуальному самоубийству и исковеркала судьбу отца. Неудивительно, что дядя пытался скрыть от нее правду.
В дополнительной графе указывалось: сведения корреспондент газеты получил в отделе по связям с прессой корпорации «Гилкрест».
Публикация была делом рук Гилкренски, и дядя Гитин знал об этом с самого начала.
Выключив компьютер, Юкико сняла телефонную трубку, набрала номер. Послышались долгие монотонные гудки…
Она бросилась к двери. По щекам поползли слезы.
Папа-тян!
Дверь в квартиру легко поддалась нажиму руки. Беззвучно пройдя через темные комнаты в спальню, Юкико замерла, прислушалась. Вспышка молнии за окном осветила распростертую на полу фигуру.
Юкико включила торшер.
Рядом с неразобранной постелью в неловкой позе лежал отец, грязный, с недельной щетиной на щеках. Повсюду валялись пустые бутылки, чашки с остатками еды, бамбуковые палочки; в углу – гора нестираного белья. Правая рука отца сжимала пустой флакончик из-под таблеток.
На плетенном из стеблей тростника татами лежал небольшой меч. Вакидзаси!
– Папа-тян?
С трудом возвращаясь из забытья, лорд Ротсэй повернул голову. Юкико увидела лицо глубокого старика. Из покрасневших глаз на серую щетину щеки скатилась мутная слеза.
– Юкико… уходи! Ты не можешь меня видеть… таким… Она вытащила из бессильных пальцев флакончик, прочла этикетку. Сердце ее упало.
– Папа-тян! Что ты сделал?!
– Что… Что я сделал? Это сделали они, тигренок…
Голова отца дернулась. Юкико осторожно подняла почти невесомое тело на постель.
– Я любил тебя, тигренок, и твою мать тоже. Но я оказался слишком слаб. У меня не хватило сил противостоять скандалу, я позволил дяде Гитину разлучить нас. Мне…
– Знаю, папа-тян. Я прочла статью в его компьютере.
– Гилкренски… Он пронюхал о том, что связывало меня и твою мать… Он выболтал все прессе. Дядя прислал твоей матери письмо и… этот меч. – Рука лорда Ротсэя потянулась к вакидзаси.
– Знаю, папа-тян.
– А потом Гитин спрятал его от тебя. Он боялся, что, узнав правду, ты убьешь Гилкренски… У кого бы тогда «Маваси-Сайто» воровала секреты? Но я отплатил Тео. Отплатил!
– Как, папа-тян?
– Я продал принадлежавшую мне долю акций твоему дяде. Представляешь, каково было Гилкренски узнать, что двадцать пять процентов его корпорации перешли к Фунакоси! Гитин получал доступ ко всем…
Стекла дрогнули от раската грома. Спальню озарила вспышка молнии, и Юкико вновь увидела мокрое от «красного вина» кимоно матери.
– Я хотел достойно закончить свою жизнь, тигренок, – слабеющим голосом проговорил Ротсэй. – Хотел умереть, как твоя мать… Но мне не хватило мужества…
Комок в горле не давал Юкико возможности вдохнуть, к глазам подступили слезы. Ниндзя! Она должна… обязана взять себя в руки!
– Когда ты выпил таблетки, папа-тян?
– Не имеет значения, тигренок. Яд уже поступил в кровь.
Пытаясь заглушить боль, она крепко сжала веки, но красные пятна на любимом кимоно матери так и остались перед глазами.
– И все-таки я вызову врачей, папа-тян. Ротсэй с неожиданной силой стиснул руку Юкико.
– Я был слаб, тигренок. Ты же… сильная… Такая, какой мы с Тидзуко и надеялись тебя увидеть. Я оставил тебе все деньги, что получил за акции «РКГ». Забудь о гири перед своим бессердечным дядей и отомсти этому животному… Гилкренски…
Стена, которая всю жизнь окружала Юкико и защищала ее от боли, рухнула.
– Хай, папа-тян.
Его хватка ослабла. Ротсэй с усилием кивнул в сторону лежавшего на полу вакидзаси:
– Нельзя, чтобы меня нашли… так. Помоги мне умереть с честью, как это сделала твоя мать… как я собирался… Прости меня, тигренок, и выполни мою последнюю просьбу…
– Хай, папа-тян.
Устроив отца повыше на подушках, Юкико прикрыла глаза. Вот ребенком она сидит на его плечах и любуется грациозными тиграми в парке Уэно… сакура в цвету, колобки суши… смеющееся лицо матери…
Все это в мгновение оказалось смытым волной черной ненависти к человеку, укравшему жизни тех, кого она любила.
Теперь ей оставалось одно – месть.
Юкико опустилась на колени, сделала несколько медленных глубоких вдохов, рукавом вытерла слезы. Затем достала из сумочки пару тонких перчаток, надела их и принялась за уборку. Когда квартира была приведена в порядок, она нашла в ванной комнате свежую бритву и аккуратно выбрила лицо отца. Так. Теперь самое трудное.
Оставив на виду недопитую бутылку виски и пустой флакончик, Юкико нежно перенесла отца на татами, усадила в позу молящегося и взяла в руку вакидзаси…
Несмотря на кондиционер, в номере «Олимпиад-Нил» было душно. Кончиками пальцев Юкико провела по полированному дереву ножен. Тигры… цветки сакуры… Перед глазами возникло лицо Джессики Райт – в токийском офисе «Маваси-Сайто» англичанка испытала явный страх, заметив взгляд молоденькой «секретарши» Гитина Фунакоси. Эту женщину ждет особая участь. Но первым станет Гилкренски.
На клавиатуре «Смартмэйта» Юкико набрала ей одной известный номер в Киото. Там есть люди, которым потребуется всего несколько часов, чтобы на личном самолете доставить в Каир необходимую ей деталь снаряжения.
ГЛАВА 34. ОТВЛЕКАЮЩИЙ МАНЕВР
Ни один прибывающий в Каир турист не может обойти стороной рынок Хан-аль-Халили. Разложенным на его прилавках сокровищам позавидовал бы сам Аладдин. Поблескивают в лучах предзакатного солнца груды ювелирных изделий, воздух густ от аромата крепкого кофе, готовящейся на открытом огне еды, запаха тысяч разгоряченных человеческих тел.
На Юкико в многоликой толпе никто не обращал внимания: еще одна заморская гостья с новеньким, видимо, только что приобретенным черным кожаным чемоданчиком. Когда она проходила мимо столика, вокруг которого собрались любители домино, точильщик ножей послал вслед молодой женщине сноп ярких искр.
Свернув в неширокий и на удивление малолюдный проход, Юкико остановилась у входа в магазинчик. Как дойти до него, ей объяснил накануне по телефону профессор эль-Файки. На стекле витрины под арабской вязью шли три слова по-английски: «Антикварная лавка Абдула». Она раздвинула занавес из нанизанных на нити огромных фальшивых жемчужин и вошла. Пол небольшой комнаты был покрыт истертым ковром, на свежевыбеленных стенах в рамках висели несколько выцветших сертификатов департамента древностей. Позади низкого прилавка, полусогнувшись, стоял маленький, похожий на крысу мужчина в галабии и раскладывал под стеклом картонные коробочки – в них на вате лежали выточенные в натуральную величину священные скарабеи из бирюзы. Увидев посетительницу, он улыбнулся, обнажив крупные пожелтевшие зубы.
– Обратиться к вам мне рекомендовали в музее, – сказала Юкико. – Если не ошибаюсь, у вас есть кое-что из последних раскопок под Луксором.
На долю секунды улыбка исчезла, взгляд араба скользнул по черному чемоданчику.
– Кто именно направил вас ко мне?
Японка назвала имя.
– Ах да, конечно! – Мужчина пренебрежительно махнул рукой на скарабеев. – Вещи действительно ценные я храню в другом месте. Эти дешевые поделки предназначены для туристов, а не для истинных коллекционеров. Хотите взглянуть на диковины из Луксора? Прошу наверх.
Поднявшись вслед за Абдулом по узкой скрипучей деревянной лестнице, Юкико оказалась на довольно просторном чердаке, устланном дорогими коврами и обставленном старой кожаной мебелью. В центре помещения стоял бронзовый столик с серебряным кофейником и двумя небольшими чашечками. На полу возле кресла она увидела черный кожаный чемоданчик.
– Приветствую вас, – сказал эль-Файки. – Надеюсь, он не сильно отличается от того, что вы мне описали.