Темный огонь, стр. 21

– Извините меня, но я ухожу к себе.

Граф кивнул, глядя ей в глаза. Линдлей подошел и поцеловал ей руку.

– Доброй ночи, Джейн. Не хотите завтра покататься верхом? В одиннадцать?

– Думаю, да, – с улыбкой сказала девушка, но, взглянув на Ника, добавила: – Наверное, мне нужно сначала спросить разрешения.

Нику противна была мысль о том, что эти двое отправятся на прогулку без него, но Линдлей был его другом, и Ник, несмотря ни на что, доверял ему.

– Я вам разрешаю, – сказал он и одним глотком осушил свой стакан.

– Спасибо, – вежливо произнесла Джейн и, еще раз пожелав всем спокойной ночи, ушла.

– Эй, да ты раздражен? – спросил Линдлей. – Значит ли это, что я тебе помешал?

– Ты ничему не помешал.

– Нет? Ну, хорошо. Знаешь, я вообще-то думал, что здесь у тебя Амелия. Я ее видел в Лондоне в прошлый понедельник, в Кристал-Паласе. И она дала мне понять, что собирается сюда.

– Между нами все кончено, – сказал граф.

Линдлей не смог скрыть удивления. Потом он мягко рассмеялся, глядя на дверь, за которой скрылась Джейн.

– Да ты никак стал покорным, старина?

– Разумеется, нет. Ей всего семнадцать!

– Семнадцать, и она вполне созрела для любви.

– Вот именно, – согласился граф. – И я намерен как можно скорее выдать ее замуж. У тебя нет на примете подходящего кандидата?

Глава 16

Граф вытащил из кармана часы и в шестой раз посмотрел на них.

Сидя верхом на своем огромном коне, он объезжал одно из полей в южной части своих владений – здесь наемные работники косили сено. Было половина двенадцатого.

Ник подъехал поближе к старшему и сказал, чтобы тот дал людям перерыв минут на пятнадцать. День был необычайно жарким, на небе не было видно ни облачка. Похвалив батраков за хорошую работу, граф развернул коня. Он решил отправиться на северное поле, чтобы посмотреть, как обстоят дела со стеной, которую начали выкладывать на этой неделе. Неважно, что он лишь вчера осматривал стену. И не имело значения, что ему придется проскакать с одного края владений до другого – и, вероятно, увидеть по дороге Линдлея и Джейн, отправившихся на прогулку…

Линдлей спросил вчера: «Да ты никак стал покорным?» «Так ли это, – спрашивал себя граф, – правда ли это?»

Вопрос очень беспокоил его. И графу, вообще-то, следовало выбросить из оловы подобные мысли. Его обязанностью было подыскать мужа для Джейн. С каждым днем граф все сильнее осознавал, что это действительно необходимо и что с этим следует поспешить. Он также понимал, что не сможет оставить девушку в поместье, а сам уехать в Лондон, как он поначалу предполагал. Да, он должен выдать ее замуж, и как можно скорее. А это значит, что он должен взять ее в Лондон с собой. Граф ненавидел Лондон. По правде говоря, он вообще не любил больших городов, потому что был человеком деревенским, он предпочитал физический труд сидению за письменным столом. Но он обладал при этом и сильной волей, и чувством Долга. Он никогда не уклонялся от выполнения своих обязанностей, не собирался он делать этого и теперь. Да, большинство знатных людей жили обычно в своих поместьях, но через месяц, в сентябре, все съедутся в столицу, и Лондон превратится в сплошной водоворот балов, приемов, маскарадов и вечеринок – начнется зимний сезон. Но ему с Джейн нужно отправиться в Лондон заранее. Прежде, чем начать подыскивать девушке жениха, граф должен одеть ее как следует. Кроме того, ему необходимо было восстановить свое собственное положение в свете.

И он не собирался бояться этого.

Вообще-то, Ник всегда чувствовал себя неловко в обществе пэров. Даже в юности. Он трижды приезжал из Америки, чтобы навестить дедушку, познакомиться с Драгмором – с той жизнью, которая вскоре должна была стать его собственной, – но и тогда, в двенадцать, четырнадцать и шестнадцать лет, ему было здесь не по себе, он постоянно испытывал неловкость, ощущал себя неуклюжим, как щенок дога. Старый граф мягко направлял его, обучая хорошим манерам и умению держать себя в обществе, но Ника эта наука не слишком интересовала. Даже будучи мальчиком, он не видел в ней пользы, да к тому же ему чрезвычайно не по душе была сама атмосфера света – приемы казались ему глупой тратой времени. Но самим Драгмором он был очарован. Это было самое настоящее ранчо, похожее на то, где он вырос, вот только скот здесь был совсем ручным, в отличие от техасских лонгхонов.

Граф чувствовал себя дома только в поместье, когда он объезжал свои двадцать пять тысяч акров, наблюдал за обработкой полей, выпасом стад, работой маслобоен.

Но, очутившись в гостиной, граф постоянно боялся, что разобьет чашку из тончайшего китайского фарфора, всего лишь прикоснувшись к ней своей огромной рукой, или, хуже того, споткнется, если попытается раскланяться как положено. Впрочем, от поклонов Ник давным-давно отказался. Здороваясь, он просто кивал головой.

Когда он был мальчишкой, то очень страдал из-за того, что сыновья пэров, с которыми знакомил его дед, беспрерывно дразнили его и издевались над ним. Его прямо в лицо называли дикарем и варваром. Но когда Ник позволил себе расправиться с одним из этих юных лордов, пригрозив тому невесть откуда взявшимся девятидюимовым ножом и прижав лезвие к его горлу, дед отобрал у Ника оружие и предупредил, что так делать нельзя. Но Ник никогда не выходил из дома без ножа. И он сразу купил себе новый; однако он прекрасно понимал, что хвастать им не следует, и с тех пор носил его в башмаке, пристегнутым ремешком к лодыжке.

Но мальчишки с тех пор обзывали его только потихоньку, издали.

Но Патриция не последовала их примеру.

Это был брак по договору. Ник до зимы шестьдесят пятого года служил в армии Штатов. Он лишь раз, и то ненадолго, заехал домой, и визит этот был не из радостных. Теперь между ним и отцом стояла стена, потому что Ник узнал тайну своего происхождения и гневался на Дерека за многолетнюю ложь. Но Дерек, открытый как всегда, не заметил перемен в отношении к нему Ника. Ник знал, что его родители были уверены: это война изменила его.

На следующую весну он приехал в Англию, а годом позже женился на наследнице Кларендона. Ник влюбился в Патрицию с первого взгляда. У нее были роскошные темно-золотые волосы, зеленые миндалевидные глаза и роскошное тело, за обладание которым любой мужчина готов бы был умереть. Патриция была ослепительно хороша – и прекрасно знала об этом.

До брака они провели вместе лишь считанные часы. Ник был разочарован холодностью девушки, но решил, что она просто «соблюдает приличия», как это принято в Англии. Он даже боялся целовать ее – это он-то, целовавший женщин уже в четырнадцать лет! Но все же до свадьбы он сорвал два поцелуя. В первый раз Патриция позволила ему коснуться ее губами, никак не ответив; ее губы были холодными и гладкими, словно мрамор. Во второй раз она выразила явное неудовольствие и напомнила Нику, что она – леди и что они еще не женаты. Причем сказала она это так выразительно, что у Ника до самого вечера горели от стыда уши. И больше он не прикасался к ней до самого венчания.

Однако и после свадьбы Патриция не запылала страстью – во всяком случае, страстью к Нику.

Она всего лишь пассивно подчинялась ему. Для Ника это было ужасающим разочарованием.

Нику с юности нравилось заниматься сексом. Это было неотъемлемой частью его жизни. Да и его родители ничуть не скрывали своей любви друг к другу, а его отец не таил, что ему чрезвычайно нравится забавляться со своей женой. Руки Дерека постоянно касались Миранды, гладили ее. И при любой возможности Дерек тащил жену в спальню, а то и за стог сена – прямо среди бела дня. Дети – Ник, Рет и Сторм – не раз слышали, как Миранда вскрикивала: «Дерек! Ну что ты… Дети!»

И Ник наивно предполагал, что они с Патрицией будут жить так же счастливо.

Но когда Патриция забеременела, правда открылась ему во всей своей полноте. Жена не пускала его в свою постель, упорно повторяя, что ей ненавистны его прикосновения. Она содрогалась даже от вида мужа. Ника это глубоко ранило, но он ничем не выдавал своих чувств. Он натянул на лицо маску вежливости и поклялся себе никогда больше не приходить в спальню Патриции.