Слоны Ганнибала, стр. 12

Советники, как заметил Магон, слушали затянувшуюся речь Ганнона, словно исполняя досадную обязанность. Некоторые обменивались насмешливыми взглядами. А Ганнон, стоявший на возвышении для ораторов, за креслами суффетов, казалось, этого не замечал. Голос его стал прерываться, словно ненависть душила его, глаза налились кровью. Ганнон требовал дать немедленное удовлетворение Риму, увести войско от Сагунта и выдать римлянам Ганнибала. Он требовал возместить сагунтийцам понесенный ущерб из средств самого Ганнибала.

Когда Ганнон кончил свою речь, по залу прокатился ропот. Многие советники вскочили с мест.

– Позор! Предатель! – кричали они. – Сколько тебе заплатили римляне?

Магон не без удивления заметил, что больше всего бесновались те, кому он вчера вручил подарки Ганнибала. «Брат был прав, – подумал Магон. – Серебро укрепило колеблющихся».

Решение Большого Совета было передано Валерию Флакку в тот же день. В обширном послании перечислялись все договоры о дружбе между Римом и Карфагеном. «И будет ли справедливо, если римский народ предпочтет сагунтийцев древнейшему союзу с Карфагеном?» Этими словами заканчивалось послание.

Конец Сагунта

Ночью воины привели перебежчика. Дрожащее пламя факелов освещало полотняный панцирь и такие же полотняные штаны, перевязанные до колен сыромятными ремнями сандалий. Голову сагунтийца покрывал шлем из железных колец с тремя гребнями, какой обычно носят знатные иберы.

– Кто ты? – спросил Ганнибал.

– Я сагунтиец, – торопливо отвечал перебежчик, словно опасаясь, что его не захотят выслушать. – Я пришел сам, никто не знает, что я здесь.

– Чего же ты хочешь?

– Улицы города полны трупов. Женщины и дети умирают от голода. Чернь соревнуется в отваге и безумии. Она не хочет и слышать о переговорах. Но лучшие люди жаждут мира.

– Ты хорошо сделал, что пришел, – мягко проговорил Ганнибал. – Ты будешь моим послом и понесешь согражданам условия мира. Выслушай их. Вы сдадите все оружие, отдадите все золото и серебро, в одной одежде выйдете из города. Я укажу вам место для поселения.

Перебежчик отшатнулся.

– Чего же ты молчишь? – спросил Ганнибал после долгой паузы. – Разве я не милостив? Зачем вам эти руины? – он показал на освещенные луной развалины стен и башен. – Пусть здесь поселятся волки и змеи.

– Убей меня, Ганнибал, – решительно произнес перебежчик. – Каждый, кто осмелится передать сагунтийцам твои условия, будет казнен. Лучше погибнуть от рук врага, чем принять смерть от сограждан.

– Не верь ему, он трус! – послышался чей-то голос.

Из толпы, окружившей перебежчика, вышел воин в кожаном шлеме. Ганнибал вспомнил, что его зовут Алорком. Еще при отце он возглавлял отряд иберийских всадников. Воины любили его за храбрость и справедливость.

– Сагунтийцы знают меня, – сказал Алорк. – Нас связывают узы старинного гостеприимства. Я передам твои условия осажденным.

На следующее утро у стен Сагунта появился человек с оливковой ветвью в руках. Это был Алорк. Сагунтийские стражи пропустили его в ворота и, ни о чем не спрашивая, завязали ему глаза. Потом его вели долго, долго – видимо, по всем городским улицам. Алорк слышал за спиной все нарастающий топот ног, но до его слуха не донесся ни разу звук человеческого голоса. Люди выходили из домов и шли за человеком с повязкой на глазах. Казалось, в этом пугающем безмолвии их вела сама слепая судьба.

Наконец чья-то рука легла на плечо Алорка, и он остановился. Ему развязали глаза, и он увидел городскую площадь, заполненную сагунтийцами. На него были устремлены сотни глаз, подернутых мрачными тенями. Бледные, судорожно сжатые губы едва сдерживали готовый вырваться крик.

Алорк передал старейшинам условия Ганнибала. Каждое его слово было слышно на площади. Сагунтийцы начали расходиться, но вот они вернулись снова. В руках у них какие-то свертки, хворост, обломки мебели. Они бросают все это в одно место. На площади вырос холм. Кто-то поднес к нему факел. Вспыхнул костер. Одни бросались в его пламя. Другие обнимали жен, брали на руки детей, осыпали их последними поцелуями перед тем, как убить. Третьи раздирали свои одежды и сами подставляли грудь под меч. Алорк закрыл лицо руками. Ужас наполнил все его существо.

Карфагеняне, не дождавшись возвращения Алорка, приготовились к бою. Но город, казалось, вымер. Не видя никого из врагов, не встретив сопротивления, двигались воины Ганнибала по улицам. Они не могли понять, что произошло. То там, то здесь поднимались столбы дыма. Всюду лежали окровавленные и обугленные тела. Сагунтийцы предпочли смерть рабству.

Дукарион

После взятия Сагунта Ганнибал удалился в Новый Карфаген. Здесь он разделил добычу между воинами и ожидал возвращения своего посланца из кельтских земель.

С восторгом рассказывал посланец о достоинствах страны италийских кельтов, о невероятном ее изобилии. По его словам, медимн ячменя стоил там всего два обола, а медимн пшеницы – четыре обола. На полях, не знающих недостатка влаги и тепла, гречиха и просо давали невиданные урожаи. В дубовых лесах паслись огромные стада свиней, а на сочных горных лугах бродило бесчисленное множество коз, овец и лошадей. Холмистые и низменные местности были густо населены кельтскими племенами – бойями, инсубрами. Это рослые и красивые люди. Сердца их переполнены ненавистью к Риму, и они готовы оказать помощь людьми и припасами.

Посланец привел с собой проводника, инсубра Дукариона, в прошлом римского раба. Он был почти ровесником Ганнибала, голубоглазый, со светлыми зачесанными назад волосами и усами, свисавшими до подбородка.

– Как ты стал рабом? – спросил Ганнибал варвара.

Инсубр нахмурился:

– Когда римляне разгромили наше войско у Адды, они ворвались в нашу деревню. Мать и сестра сгорели заживо. Нас, юношей, привязали к деревьям и били прутьями. А Гай Фламиний смеялся…

– Сам Фламиний?! – воскликнул Ганнибал.

Он слышал, что этот человек был первым правителем захваченной у Карфагена Сицилии.

– Да, это он возглавлял римский легион, занявший наше селение.

– Расскажи, каков он, Фламиний?

Инсубр пожал плечами, удивившись, почему могущественного полководца заинтересовал римлянин, бывший теперь частным лицом.

– Он выше тебя ростом и старше, бреет бороду, как все римляне, ходит быстро, глаза у него серые, смеется, широко открывая рот.

– Боюсь, что по твоему описанию я не узнаю Гая Фламиния, даже если встречусь с ним лицом к лицу. У большинства римлян серые глаза, и мало ли кто смеется с широко открытым ртом. А ты не знаешь, знатного ли он рода?

– Я слышал, что власть ему принесла не слава предков, а любовь римской толпы. Он разделил наши земли между плебеями. Дорога к морю по их настоянию названа его именем. А потом он построил в Риме новый цирк, также получивший его имя…

Ганнибал молча кивал головой. Галерея римлян, созданная в его воображении, пополнилась новым портретом. Гай Фламиний – быстрый, горячий, с острым умом. Баловень судьбы. Успех вскружил ему голову.

– Прости, что прервал твой рассказ, – молвил Ганнибал, отвлекшись от своих мыслей. – Что стало с тобой потом?

– В цепях нас привезли в Рим. С тех пор я не видел больше никого из моих друзей. Римляне боятся держать вместе людей одного племени, и нас купили разные господа. Я попал на мельницу. К жернову вместе со мной приковали сирийца, фракийца, скифа и эллина. Хозяин был уверен, что мы не поймем друг друга. Слово «свобода» произносится по-разному, но одинаково дорого сердцу каждого. Во время римского праздника сатурналий, этих мучительных и коротких дней ложной свободы, я бежал. Римляне послали за мною в погоню собак, обученных охоте на людей. Но я обманул псов и их хозяина, незаметно проникнув на корабль с зерном, не зная, куда он плывет, пробрался в трюм и лежал тихо как мышь. Теперь меня уже мучил не голод, а жажда. На четвертые сутки плавания я готов был выдать себя за глоток воды.