Боль и наслаждение, стр. 1
Юрий Нестеренко (Джордж Райт)
Боль и наслаждение
Джордж Райт
Боль и наслаждение
«Протяжный скрип двери вывел Лолу из забытья. Девушка испуганно открыла глаза и инстинктивно рванулась, разглядев вошедшего. Но путы держали крепко. Лола могла лишь беспомощно наблюдать, как приближается ее мучитель.
— Боишься, — констатировал он, останавливаясь в паре футов от распятой жертвы. — Это правильно. Ты должна меня бояться. Но сейчас можешь немного расслабиться. Я не трону тебя, во всяком случае, пока. Я зашел просто поговорить.
— По… поговорить? — прошептала девушка. Она уже убедилась, что находится в лапах маньяка, взывать к которому бесполезно, но тут у нее вновь зажглась надежда. — Пожалуйста, мистер, отпустите меня! Клянусь, я не стану заявлять в полицию. Я никому не…
— Если ты, сука, еще раз откроешь рот без позволения, я его тебе зашью, — ответил похититель спокойным тоном учителя, объясняющего многократно пройденный с предыдущими классами материал. — Так вот. Я хочу рассказать тебе о сущности садизма. Видишь ли, я пересмотрел немало фильмов и перечитал немало книг на эту тему в том числе и серьезных, а не только дешевых триллеров — и нигде автор даже не приблизился к пониманию явления. В этой области царят крайне примитивные стереотипы, и меня это, по правде говоря, немного раздражает. Я даже хотел написать статью в какой-нибудь психологический журнал, но, боюсь, меня не напечатают. Они ведь публикуют только своих, с докторскими степенями. Может быть, со временем я наведаюсь к кому-нибудь из этих докторов и прочитаю ему лекцию. А чтобы он лучше усвоил, проведу с ним несколько практических семинаров. Вот как сейчас с тобой. Но это потом. Пока что у меня есть ты. Тем более что тебе тоже будет полезно избавиться от некоторых иллюзий.
Итак, наиболее распространенная теория увязывает садизм с некоторой травмой или ущербностью. Человек подвергся в детстве сексуальному насилию, или его порола мать, или дразнили одноклассники, или над ним посмеялась девочка, в которую он был влюблен в старших классах, или он сумел-таки ее уломать, но облажался в постели — и вот теперь он хочет доказать, какой он крутой, своей покойной матери, или мстит всем женщинам, или человечеству в целом. Не буду утверждать, что таких случаев не бывает. Но, видишь ли, они не имеют отношения к настоящему садизму. По сути, в действиях таких людей садизма не больше, чем у боксера на ринге или у полицейского, стреляющего в вооруженного преступника. Это так называемая инструментальная агрессия. Насилие здесь лишь инструмент, а не цель. Если бы такой человек мог добиться своей цели — своей истинной цели, то есть любви, признания, уважения и т. п. — не прибегая к насилию, он бы с радостью без него обошелся. Месть — сугубо рутинная, рациональная процедура, столь же рациональная, как торговая сделка. Простая плата по счетам. Пусть в сознании такого псевдо-садиста все смешалось, и он мстит и доказывает вовсе не тем, кто реально когда-то нанес ему обиду — неважно: ведь с его точки зрения, даже если он не осознает этого, он мстит именно тем.
Итак, это не настоящий садизм. Настоящий садист не мстит и не наказывает. То есть он может это делать, но, опять-таки, в сугубо инструментальных целях, а не удовольствия ради. Все эти садомазохистские сцены в духе „я была плохой девочкой, накажи меня“ — сущая чепуха. Нет никакого садизма в том, чтобы наказывать виновного, это, опять-таки, рутинная процедура, не более возбуждающая, чем выгул собаки или уборка квартиры. Настоящему садисту, для которого насилие и страдания жертвы самоценны, не только не нужен формальный повод, но, напротив, такой повод будет только мешать. Жертва должна быть невинной. Чем невиннее, чем лучше. Если угодно, она должна даже вызывать сочувствие. Да, представь себе, в глубине души я сочувствую тебе, и не будь этого, я не смог бы в полной мере насладиться твоими страданиями. Ведь не сочувствовать жертве — значит, считать ее заслуживающей такой участи, то есть виновной, а этот аспект мы уже разобрали. Самое изысканное удовольствие в том, чтобы вообще наблюдать мучения со стороны. Мучающий сам так или иначе, пусть даже подсознательно, оправдывает собственные действия, а значит, не может считать жертву абсолютно невинной; но наблюдатель избавлен от этого противоречия. Увы, привлекать напарника мне было бы слишком опасно. Ну да ничего, может быть, я теряю самое тонкое наслаждение, но мне хватает и того, которое я получаю.
Тебе, может быть, интересно, какой все-таки в этом смысл. А никакого, в том-то все и дело. Истинный садизм есть наслаждение страданиями жертвы в чистом виде, без всякого рационального или даже иррационального обоснования. Я не пытаюсь что-то доказать, отплатить или самоутвердиться. И дело вовсе не в том, что я не могу иным способом добиться женщины. Могу, просто это не доставит мне удовольствия. Да и вообще, сексуальные мотивы тут далеко не главные. Просто, когда человек садист, это затрагивает все стороны его натуры, в том числе и сексуальную — но не наоборот, и сводить садизм к сексу совершенно не верно. Как видишь, пока что мы с тобой обходились вообще без этого… но, разумеется, я не дам тебе никаких гарантий на будущее. Теперь у тебя нет вообще никаких гарантий. Если ты будешь вести себя плохо, ты будешь наказана, поскольку я не заинтересован, чтобы мне чинили помехи, но если ты будешь вести себя хорошо, ты все равно не сможешь заслужить никаких поблажек. В любую минуту я могу сделать с тобой все, что захочу, и сделаю, как только захочу. Ты должна всегда помнить об этом, — он отошел куда-то в сторону, но Лола, привязанная собственными волосами, не могла повернуть голову. Она лишь слышала, как он звякает какими-то инструментами, и эти звуки наполняли ее ужасом. — Вот, например, сейчас у меня возникло такое желание, — заключил он и вновь появился в поле зрения девушки. Увидев, что он держит в руке, она закричала…»
Кевин Стюарт нажал Ctrl-S, записывая текст, и откинулся на спинку кресла. Можно сделать перерыв перед описанием следующей сцены. Ему бы, конечно, хотелось продолжить эту, но издатель советовал избегать слишком натуралистичных эпизодов, и был, черт побери, прав. Скандальная популярность хороша для начинающих, а признанному мэтру негоже балансировать на грани садомазохистской порнографии. В былые времена сходило и не такое, но в нынешнюю политкорректную эпоху лучше играть по правилам. Стало быть, героиню в конце концов спасут, а маньяка застрелят. Он, кстати, ее так и не изнасилует. Жертва должна оставаться невинной, чем невинней, тем лучше. И спасет ее не бойфренд, как обычно бывает в подобных сюжетах, а женщина-полицейский. Сделаем приятное феминисткам. Хотя, конечно, истинная причина в другом. У Лолы нет бойфренда, потому что жертва должна быть невинна…
Стюарт подозревал, что истинная причина, побуждающая его из книги в книгу выводить образы маньяков и садистов и их беспомощных жертв, является истинной не только для него. Что как минимум половина его читателей — а если говорить о мужчинах, то и больше — чувствуют то же, что и он, и с наибольшим удовольствием прочитали бы именно те страницы, которые он, как правило, вынужден вымарывать еще в голове, даже не перенося на экран компьютера. И сексуальные мотивы тут не главные, как совершенно справедливо отмечал его герой. Садизм, на самом деле, не столь уж иррационален. Он идет из первобытных лесов, где дикие предки современного человека вели беспощадную борьбу за выживание. Со стихией, с хищниками, с себе подобными. Пассивная оборона была проигрышной стратегией. Выживал тот, кто умел нанести упреждающий удар, сломать, подчинить. Унизить, чтобы подчинение было вернее, чтобы вчерашний соперник в критический момент не посмел нанести удар в спину. Феминистки в ту эпоху, если и находились, не оставляли потомства. Самцы-победители предпочитали покорных самок — укрощение строптивых отнимает силы и время, которые можно потратить на борьбу с более серьезными врагами. И уже в те времена моральное подавление было важнее физического. Самый сильный вожак не устоял бы, если бы на него набросилось все стадо…